The Wolf

"На друга своего был зол: Гнев высказал, и тот прошёл." В гостиной Майклсонов тихо. Белый шум заполняет пустое пространство: кондиционер, который Клаус установил в комнате Кэролайн, щебечущие птицы снаружи, стук каблуков Ребекки по деревянному полу, когда она прогуливается по дому. Звук Элайджи, спокойно листающего грубые страницы старого гримуара, с которым он сверялся все утро. "Был зол на своего врага: Гнев затаил, и из ростка," Есть что-то очень обескураживающее в умиротворении, наступившем после возвращения Элайджи. Клаус предположил, что отсутствие возмездия у его брата было вызвано усталостью и тяжестью откровений, которые он принес с собой после своего заточения в компании Давины Клэр. Нужно было многое обдумать. История, которую раскрыл Элайджа, меняет все, начиная с того, что Клаус склонен помогать этим ведьмам-предателям, что с самого начала было не очень хорошо после их нападения на Кэролайн. Запрет Марселя на магию на данный момент работает в пользу Софи Деверо. Это единственное, что мешает Клаусу найти способ разорвать связь между ней и Кэролайн с помощью заклинания, которое она, вероятно, смогла бы выполнить сама. Как бы то ни было, риски, связанные с тем, что Марсель узнает о ней, все еще перевешивают выгоду. Но не надолго. После его встречи с Давиной, за которой последовал сердечный разговор, который она имела с Элайджей, Клаус уверен, что они смогут убедить ведьму перейти на другую сторону. "Который страхом я питал, Слезой в досаде поливал, Улыбкой лживой освещал, Коварством подлым подпирал," Элайджа не выступил против него, но он также едва ли сказал Клаусу хоть слово. Его благотворительное предложение мира было полностью проигнорировано. Для постороннего человека эти двое чувствуют себя совершенно непринужденно. Однако более внимательный наблюдатель легко мог бы ощутить, как в воздухе повисло напряжение. Маска вежливости его брата исчезает в его глазах, одновременно холодных и враждебных. Он зол, озлоблен, но, что нехарактерно для него, не реагирует на это. Если бы Клаусу пришлось рискнуть предположить, почему, он бы назвал причину, по которой его брат скрывает ответы, именем Кэролайн Форбс. То, как заискрились глаза Элайджи, когда он увидел ее, как он почти сразу же последовал за ней из комнаты, заставило Клауса снова взять в руки серебряный кинжал. "Поднялось древо, расцвело, Румяный плод оно дало. И враг приметил сочный блеск, И знал он точно, в чей сад лез," </I> Желание Клауса получить прощение за свое плохое поведение находит паузу в быстро растущем увлечении его брата Кэролайн. Понятно, что Элайджу потянуло бы к ней, видя, что она носит в своем чреве все его надежды и мечты о будущем их семьи. Но это не значит, что Клаусу это должно нравиться. Это вызывает у него во рту кислый привкус, а также неприятные воспоминания об истории, пережитой тысячу лет назад. Сначала он влюбился в Татию. И она поощряла его ухаживания. Даже подразумевалось, что он может быть ее избранником для повторного брака после безвременной смерти ее первого мужа. Пока Элайджа, всегда доблестный и царственный, не появился на сцене. Даже до того, как тьма развратила его душу, он никогда не мог соперничать с Элайджей. Это не кончилось хорошо ни для них, ни для бедняжки Татии. Клаус, конечно, пережил все это. Их мать убила объект их привязанности, чтобы избежать войны, которая, в свою очередь, привела к чему-то гораздо худшему. Но Клаус уже не тот, кем он был когда-то. Определенно не такой всепрощающий. И Кэролайн - это не Татия. Элайдже было бы полезно помнить об этом. <i>"Когда укрытый густой тьмой Срывал он плод ночной порой. А утром — видеть рад я так — Под древом распростёрт мой враг." Тем временем они существуют в неловком молчании в присутствии друг друга - Элайджа листает гримуар их матери, в то время как Клаус перечитывает одно из своих любимых стихотворений, вполне подходящее для их нынешнего затруднительного положения. Он слышит приближающиеся шаги Кэролайн еще до того, как она входит в комнату; он видит, как глаза Элайджи впервые за несколько часов отрываются от страниц гримуара, как только она это делает. - Что за ерунда? - Она кладет руку на бедро, переводя взгляд с Клауса на Элайджу, на ее лбу появились морщинки возмущения. - Кто это, черт возьми, такая? Элайджа вздыхает. - Это предложение мира, - говорит его брат, неопределенно указывая на девушку лежавшую на столе перед ними. Что ж, теперь это не столько девушка, сколько труп. Почувствовав вопрос прежде, чем он возникнет, Клаус добавляет в качестве объяснения: - Я предположил, что после стольких недель, проведенных в гробу, мой старший брат, возможно, немного проголодался. - Итак, я объяснил своему младшему брату, что прощение нельзя купить. Я бы просто предпочел увидеть изменение в поведении, которое указывает на раскаяние и личностный рост, а не на эту... ерунду, - губы Элайджи брезгливо скривились. Кэролайн недоверчиво усмехается. - Вы двое убили девушку, чтобы помириться? Ты что, черт возьми, издеваешься надо мной? - Я никого не убивал, - говорит Элайджа, бездумно переворачивая еще одну страницу. Клаус пожимает плечами. - Я же не мог позволить ей пропасть даром, не так ли? Кэролайн свирепо смотрит, ее ноздри раздуваются, когда ею овладевает горячее негодование. - Это человек. С семьей, друзьями и людьми, которые будут скучать по ней. - О, ну началось, - осторожно вздыхает Клаус. - Ты не можешь убивать людей ради забавы! - Поверь мне, любимая. Веселье не имело к этому абсолютно никакого отношения. - И теперь ее кровь покрывает этот двухсотлетний ковер! Элайджа снова поднимает взгляд на девушку. Кровь из раны на ее шее растеклась по всему столу и теперь скапливается на ковре под ней. - О, да, - печально говорит он. - Это ужасно. Кэролайн раздраженно фыркает, затем делает глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. - Если я собираюсь жить в этом доме, у нас должны быть некоторые основные правила. Вы не можете приносить закуски домой. Если вы собираетесь питаться, используйте пакеты с кровью, как это сделали бы нормальные функционирующие вампиры, или делайте это далеко отсюда. Я не хочу просыпаться с мертвыми девушками на долбаном кофейном столике. Боже. С этими словами она уходит, хлопая на ходу дверями. Но Клаус наблюдал не за ней; он наблюдал за Элайджей. Глаза его брата проследили за ней, как только она повернулась, веселая улыбка появилась на его до сих пор стоически мрачном лице. Почти сразу же Элайджа откладывает гримуар и следует за ней через дверь. Лицо Клауса искажается в хмурой гримасе, когда он заставляет себя сидеть спокойно, несмотря на явную агонию. Они только что вернули Элайджу. Им не принесет никакой пользы, если они начнут семейные разборки так скоро. Они должны держаться вместе ради того, что ждет их впереди. Если уж на то пошло, то хотя бы ради Кэролайн. Какой бы неблагоприятной ни была ее близость к его брату, она явно прониклась к нему симпатией и, вероятно, будет не слишком счастлива, если Клаус начнет еще одно восстание против Элайджи. Они - остров, окруженный врагами со всех сторон. Ему нужен Элайджа. Было бы невероятно глупо с его стороны культивировать в себе неприязнь, порожденную ревностью в этот момент. Это не значит, что позже не будет времени заняться этим вопросом.

***

Жизнь с Древней семьей будет еще более сложной задачей, чем Кэролайн сначала представляла, и ее ожидания с самого начала были не так уж велики. Как бы она ни привыкла находиться среди вампиров, находить мертвые тела по всему дому - это то, что никогда не устареет. Она все время забывает, что под этими красивыми мордашками скрываются безжалостные хищники. Их общее пренебрежение к человеческой жизни заложено в самой их природе. Тайлер почти сошел с ума после того, как случайно запустил свое проклятие, но каким-то образом, после того, как Клаус обратил его, он просто... Больше не так сильно заботился о смерти. Он сказал, что это был голод, что он был настолько всепоглощающим, что заглушал все остальное, а чувство вины пришло позже, притупленное и отдаленное. Если вы проживете достаточно долго, предполагает она, в какой-то момент чувство вины просто перестанет приходить совсем. Как самые старые из существующих, Первородные вампиры особенно порочны. Даже Элайджа, с этой маской утонченности и вежливости. Даже глазом не моргнул и убил бедную девочку. Кэролайн не настолько наивна, чтобы верить, что они перестанут есть людей только потому, что это ее расстраивает. Но если она продолжит находить трупы по всему дому, у них возникнут серьезные проблемы. Как будто у них их и так не более чем достаточно. Отличный способ начать ее утро. Она даже не потрудилась постучать, прежде чем ворваться в спальню Ребекки, где вампирша перебирал свою одежду. По крайней мере, она не питалась живыми людьми. Во всяком случае, Кэролайн об этом не знает. И то, чего Кэролайн не может видеть, она просто притворяется, что этого не существует, ради сохранения своего рассудка. - Ты можешь что-нибудь сделать с телом в гостиной? - спрашивает она тоном, который дает понять, что на самом деле она вообще не спрашивает. Ребекка хмурится. - Каким телом в гостиной? - Завтрак твоих братьев прямо сейчас лежит на кофейном столике, - отвечает она, ее губы кривятся в мрачной улыбке. - Оу, так она была здесь для этого? Я видела, когда Ник привел ее домой, но я подумала... Неважно, - Ребекка обрывает себя на полуслове, когда Кэролайн бросает на нее взгляд. Достаточно того, что он соблазнил девушку, чтобы съесть ее. Кэролайн может не представлять, что еще могло там произойти, большое вам спасибо. - У меня нет на это смелости, и я беременна, - говорит она, делая ударение на последнем слове. - Пожалуйста? Ребекка сокрушенно вздыхает. - Ты не испытываешь угрызений совести, играя настолько низко, не так ли? - Никапельки. - Хорошо. - Спасибо. Весь этот стресс с раннего утра заставил ее проголодаться, поэтому она спускается на кухню и начинает рыться в шкафчиках в поисках коробки хлопьев, которую, она уверена, попросила Клауса купить несколько дней назад. По иронии судьбы, вся эта кровь разожгла аппетит вместо того, чтобы вызвать у нее тошноту. Она задается вопросом, имеет ли это какое-то отношение к ребенку, и если да, то насколько именно она должна волноваться. - Доброе утро. Она оборачивается и видит Элайджу, стоящего у двери и приветливо улыбающегося ей. - Не такое уж и доброе, - коротко говорит она, наконец-то доставая свои хлопья. - Я приношу извинения за прискорбную сцену, свидетелем которой тебе пришлось стать. Я все время забываю, что ты не одна из нас, - после паузы он добавляет: - Вампир, я имею в виду. - Да, я не одна из вас, - слабо улыбается Кэролайн, насыпая хлопья и молоко в большую миску. - Но я привыкла к вам подобным, и у меня есть мнение о вашем пренебрежении к человеческой жизни. - Этого больше не повторится. - Не давай обещаний, которые ты не можешь сдержать, Элайджа, - говорит она, ковыряя ложкой хлопья и потом съедая большую ложку. - Мы оба знаем, что так и будет. Ты делаешь это так, как будто это ничего не значит. Мы все для тебя просто еда. Элайджа приближается к барной стойке, удерживая ее взгляд с такой серьезностью в глазах, что Кэролайн не может отвести взгляд. - Это неправда. Кэролайн слышит невысказанный подтекст - ты не еда. И она действительно верит, что Элайджа говорит это от всего сердца, но дело не в этом. Даже если бы они никогда не причинили ей вреда - а, в определенной степени, она верит, что никто из них этого не сделал бы, по крайней мере на данный момент, - они все равно без колебаний причинили бы боль всем остальным, что никак не улучшает ее настроение. - Можешь ты просто... Сделать это где-нибудь в другом месте? Где я случайно не споткнусь о мертвое тело или не проснусь с лужей крови на ковре в гостиной? - Так что я могу, по крайней мере, притвориться, что не живу с кучкой психопатов, но этого она не упоминает. - Конечно, - кивает он. - Очень признательна. - Я надеюсь, что мои брат и сестра были гостеприимны по отношению к тебе в мое отсутствие. Неприятные званые ужины в сторону, - говорит он, ухмыляясь. - Что ж, давай посмотрим, - Кэролайн набивает рот хлопьями и делает вид, что думает, пока жует их. - В твое отсутствие, как ты любишь это называть, что является вежливым способом сказать, что твой брат вонзил кинжал тебе в сердце, на меня напали вампиры и ведьмы Французского квартала, которые считают, что мой ребенок - отродье сатаны. Элайджа вздыхает. - Да, Никлаус посвятил меня во все последние события. - Точно. Подводя итог, можно сказать, что абсолютно все были дерьмовыми. Но твои брат и сестра были довольно... хорошими. Они слишком играют в защитников, что даже странно. - Даже Никлаус? Интонация в его голосе заставляет Кэролайн подумать, что Элайджа, возможно, особенно обеспокоен поведением Клауса. По правде говоря, она точно не может его винить. Его не было почти месяц из-за непостоянного характера его брата. Но на самом деле она не знает, как объяснить, что он был самым заботливым из всех. Во многих случаях его забота граничит с паранойей. - Особенно он, - отвечает она. - Значит, вы хорошо ладите? - О, ты знаешь, - она пожимает плечами, глядя в свою миску. - Взлеты и падения и все такое. Но... Я думаю, мы добились некоторого прогресса. - Правда? - Он... пытается. Или что-то в этом роде. В своей извращенной манере. - Я полагаю, это лучшее, на что мы можем надеяться от Никлауса. Я рад это слышать. Я также рад, что, несмотря на все атаки, которые ты описала, ты в порядке. - Разве ты не слышал? - говорит Кэролайн, указывая ложкой на свой живот, уголки ее губ приподнимаются в гордой усмешке. - Твоя племянница настоящий боец. Она исцелила меня. Брови Элайджи хмурятся. - Исцелила тебя? - Кто-то выстрелил в меня из арбалета. Я почувствовала, как у меня раздробило кость. Когда я проснулась, раны уже не было. - Хм, - задумчиво бормочет он. - Это... интересно. - И чрезвычайно полезно, если я собираюсь продолжать попадать в переделки. Элайджа открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но тут же закрывает его, как будто его только что что-то ударило, его брови вопросительно хмурятся. - Прости, но, ты только что сказала "племянница"? Кэролайн снова встречается с ним взглядом, на ее губах появляется такая широкая улыбка, что на мгновение кажется, что ее лицо может расколоться надвое. - Откуда ты знаешь? - спрашивает Элайджа. - Любезно было рассказано мне ведьмой Сабин, прежде чем она ушла, распространяя слухи о том, что моя дочь собирается разнести весь мир в клочья или что-то в этом роде. - Итак, вернемся к ведьмам-убийцам, - говорит Элайджа. - У меня есть некоторые опасения. Кэролайн вздыхает. - Мне не хотелось это признавать, но эта компания чертовски сумасшедшая. И моя жизнь все еще связана с Софи. Не слишком утешительная идея, учитывая, сколько из них хотят моей смерти. Входит Ребекка, волоча за собой тело. Кэролайн морщит нос. - Серьезно, Ребекка? - Ты же сама попросила меня избавиться от него - говорит она, открывая французские двери, ведущие на задний двор. - Что касается ведьм, я полностью за прекращение этой дурацкой связи. Как только они будут разъединены, мы сможем покинуть этот дерьмовый город. Кого мы должны убить? - Никого, - поспешно отвечает Элайджа, видя протест, который почти срывается с губ Кэролайн. Но затем, через секунду, он смягчается. - Ладно, это не совсем правда. Скорее всего придется убить всех.

***

Есть причина, по которой Ребекка так отчаянно хочет уехать из Нового Орлеана. Ее братья существуют только в двух состояниях: они либо не могут выносить вида друг друга, и в этом случае либо Элайджа исчезает на долгое время, либо Клаус улаживает спор, ударив его кинжалом; либо они не разлей вода, и между ними абсолютно ничего не происходит. Здесь нет золотой середины. Первый сценарий обычно возникает, когда Клаус становится наиболее расстроенным. Когда он слишком долго обходится без гармонизирующего присутствия Элайджи, он склонен полностью терять связь со своей человечностью. Они ссорятся, Элайджа уходит, Клаус становится чрезвычайно озлобленным, начинает беспощадные убийства, и все человечество страдает от последствий его ужасных перепадов настроения. Во втором случае Ребекка становится простым свидетелем шоу Никлауса и Элайджи. Время от времени решимость Элайджи спасти проклятую душу Ника обновляется. Когда это произойдет, ничто не сможет его разубедить. Даже ужасное суждение Клауса и его грубая чувствительность. Она потеряла десятилетия своей жизни, потому что ее брат - придурок, а Элайджа решил не ввязываться в драку, опасаясь, что это приведет Ника в бешенство. Да, она может затаить обиду. Подайте на нее в суд. Прямо сейчас она склонна полагать, что они вот-вот погрузятся в длительный период второго сценария. Как только Ребекка услышала о ребенке, она поняла, что вера Элайджи в Никлауса волшебным образом возродилась, даже не смотря на то, что Кэролайн забеременела случайно и, если бы было возможно, Клаус переиграл бы все это. То, что Ник вонзил кинжал в его сердце и отправил его Марселю на несколько недель, даже не повлияло на лояльность Элайджи, и является достаточным подтверждением подозрений Ребекки. Если это не разлучило их, то ничто другое этого не сделает. Или почти ничто другое. Есть что-то, что удерживает Клауса и Элайджу от крепких рукопожатий и объятий как они всегда делают в ситуациях второго сценария. Она заметила это в Нике с того дня, как приехала, каждый раз, когда упоминалось имя Элайджи, и теперь, когда их брат вернулся, у нее есть лучшее представление о том, что именно стоит за этим напряжением в их отношениях. Это также причина, по которой Ребекка еще не ушла. Кэролайн Форбс. Элайджа едва выждал секунду, прежде чем отправиться за ней, как только вернулся домой. Этим утром он загнал в угол и ее, и Ника, задавая вопросы о Кэролайн и ребенке, пока его не было. И только что, на кухне... Возможно, все дело только в ребенке. Элайджа, возможно, очень старается компенсировать недостаток теплоты у Клауса и общее плохое настроение, проявляя излишнюю суетливость и слишком усердно показывая, что ему не все равно. Но. То, как Ник смотрит на них, как вспыхивают его глаза каждый раз, когда имя Элайджи слетает с уст Кэролайн, говорит Ребекке совсем о другом. Пока это всего лишь легкое подозрение, но этого достаточно, чтобы она захотела задержаться еще немного. Во всяком случае, она могла бы убедить Элайджу уехать из города вместе с ней, когда Кэролайн официально будет вне опасности. В конце концов, она проблема Ника, а не их. И каким бы ужасным, по ее мнению, ни был ее брат как отец, Кэролайн, похоже, осуществляет над ним такой контроль, на который никто из них не способен. С ней все будет в порядке. Если, однако, ее подозрения окажутся верными и Элайджа действительно смотрит на Кэролайн не просто обеспокоенным дядюшкиным взглядом... О, господи, спаси их всех от повторения драмы с Татией, только на этот раз со стероидами, учитывая, что с тех пор Ник стал гораздо, гораздо худшим человеком во всех отношениях. В любом случае, на данный момент роль уборки за беспорядком ее братьев уже легла на ее плечи. Ребекке пришлось не только избавиться от тела - заметьте, ее никто не приглашал даже поесть, - но и почистить ковер. Это отвратительно, что они не проявляют никакого уважения к великолепному предмету домашнего обихода 200-летней давности. Пока она моет - "Только холодная вода и моющее средство, иначе ты все испортишь!" Проинструктированная Кэролайн со всеми ее многолетними знаниями по удалению пятен крови, Ник не отрывает глаз от своей книги, но за почти полчаса не перевернул ни одной страницы. Складка между его бровями и поджатые губы говорят ей все, что ей нужно знать, на самом деле. - Я та, кто убирает твой беспорядок, а ты тот, кто капризничает? - спрашивает Ребекка. - Я пытаюсь читать, а ты продолжаешь отвлекать меня своей уборкой, - бездумно говорит он. - Этот ковер очень старый. - Ничего такого, что мы не могли бы заменить. Ребекка усмехается. - Стихи об отравленных яблоках с мертвых деревьев? - спрашивает она, читая название на его книге. Он носил эту ужасную штуку с собой целую вечность. Сильно переоценивается, по мнению Ребекки. Однако она должна сказать; это вполне уместно в данный момент. - Похоже, кто-то беспокоится о предстоящем отцовстве. Он поднимает на нее глаза, грубая улыбка тронула уголки его губ. - Чепуха. Элайджа благополучно вернулся. В его присутствии все проблемы превращаются в эльфийскую пыль и улетучиваются. Ребекка открывает рот, чтобы обвинить Ника в ревности и недвусмысленно сказать ему, что она убьет его, если он снова попытается что-нибудь сделать против Элайджи, но их старший брат опережает ее. - Странно. Я не помню ни одной пылинки эльфов из темноты гроба, которую мне недавно пришлось вытерпеть, - говорит он, беря в руки старую книгу. Ребекка хмурит брови, когда понимает, что это не просто какая-то старая книга. - Что ты делаешь с маминой книгой заклинаний? - Элайджа игнорирует ее, пролистывает несколько страниц и вырывает одну из них. Ребекка ахает. - Ты только что вырвал страницу? Элайджа! - В обмен на свою свободу я пообещал ведьме Давине, что поделюсь несколькими страницами из гримуара матери. Прямо сейчас ее магия контролирует ее больше, чем она ее, и она этого боится. Я предложил помочь ей научиться контролировать это. Подумал, что мы начнем с небольшого заклинания разъединения, - объясняет он, ухмыляясь. - Подожди, - Ребекка встает, снимая свои латексные перчатки. - Ты хочешь использовать ее, чтобы разорвать связь Кэролайн с Софи Деверо? - Софи привезла нас в этот город под ложным предлогом. Она не просто хочет, чтобы мы уничтожили Марселя и его приспешников; она хочет вернуть Давину, чтобы она могла убить ее. Поэтому она связала свое собственное дело с нашим с помощью магии, угроз и полуправды. Не знаю, как вы, но я больше не желаю ей потакать. Клаус откладывает книгу, теперь все свое внимание обращая на Элайджу. - О чем ты говоришь, брат? - На данный момент наша сделка с Софи Деверо недействительна. Нам просто нужно убедиться, что Кэролайн больше нельзя использовать в качестве рычага давления. Немного изобретательной магии в руках всемогущей ведьмы, затаившей много обид на свой ковен, должно сработать. Никлаус, мне нужно, чтобы ты пошел со мной. Мне нужно пять минут наедине с Давиной, и ты должен гарантировать, что мне не помешают. - А как насчет меня? - спрашивает Ребекка. Элайджа ухмыляется. - Ты останешься здесь и присмотришь за Кэролайн, - говорит он так, словно это самая очевидная вещь в мире. Ребекка фыркает. - Как получилось, что меня выбрали супер-няней? - Что еще более важно, - начинает Клаус, его мрачное выражение лица не оставляет сомнений в том, что он так же раздражен на Элайджу, как и она, хотя и по совсем другим причинам. - Кто назначил его главным?

***

Кэролайн уже наполовину закончила перестановку книжных полок в библиотеке, когда почувствовала острую боль в шее. Она была очень быстрой, но такой сильной, что она вскрикивает и роняет книгу, которую держала в руках. Ребекка оказывается рядом с ней через секунду. - Что, черт возьми, это был за крик? Кэролайн поднимает руку к тому месту, где она почувствовала укол, ее кожу все еще покалывает. - Я не знаю. Я чувствовала себя так... словно меня поранили. - Поранили? - спрашивает Ребекка, подходя к ней и убирая руку с ее шеи, чтобы взглянуть. - Типа ножом? - Нет, скорее... Иголкой. - У тебя на шее немного крови, - говорит она, потирая кожу Кэролайн, а затем показывая ей красное пятно на пальце. - Но никакого прокола. Все зажило. Возможно, это была царапина. Что ты делала? - Ничего, я просто расставляла книги на полках. - Может быть, это был комар. Она свирепо смотрит. - Серьезно? Ты когда-нибудь слышала, чтобы кто-нибудь кричал от укуса комара? - Я слышала, что они могут быть довольно большими здесь из-за болот, - пожимает плечами Ребекка. Кэролайн вздыхает, закатывая глаза, когда наклоняется, чтобы поднять книгу, которую она уронила. Отлично, думает она. Вампиры, ведьмы-изгои, а теперь еще и долбаные полтергейсты. Ей придется добавить призраков в список фракций, которые хотят ее смерти. - Постарайся больше не пугать меня, ладно? Я думала, случилось что-то серьезное. - Мне так жаль, что мое чувство боли доставляет тебе неудобства. - Сегодня меня оставили отвечать за ваше благополучие, и я не хочу, чтобы мой ревнивый сердитый брат или мой чрезмерно заботливый брат ругали меня, когда они вернутся со своих гораздо более интересных заданий. Кэролайн фыркает. - Вау, Ребекка. Как ты думаешь, ты могла бы быть более су... Весь мир Кэролайн внезапно становится белым. Она не помнит, как упала в обморок, но когда ее зрение возвращается, Ребекка держит ее, усаживая на стул. - Вау, - бормочет она. - Что случилось? - спрашивает Ребекка без прежней стервозности, теперь на каждой черточке ее лица читается беспокойство. - Я не знаю... Все просто... Мир вращается очень быстро, - Кэролайн глубоко вдыхает, пытаясь отдышаться. Ей жарко, как будто она попала в духовку. - Кто включил отопление? - Никто, - Ребекка кладет руку ей на лоб, а затем на шею. - О, черт возьми. Ты вся горишь. Кэролайн откидывается на спинку стула, зажмурив глаза от жары и головокружения. И тут ее осенило. - О, черт, - ворчит она, пытаясь снова сосредоточиться на лице Ребекки. - Я думаю, что с Софи что-то случилось.

***

Все выглядело многообещающе после встречи Элайджи с Давиной в церкви. Маленькая ведьма колебалась, но была очарована и более чем жаждала учиться. Не каждый день в руки попадает страница прямо из книги Древней ведьмы. Даже такой юный человек, как Давина, точно знал, какое сокровище она держит в своих руках - и чтобы получить доступ к большему, ей пришлось бы сотрудничать. Элайджа был сдержанно оптимистичен. С юношеским пылом Давины и ее стремлением контролировать свою собственную магию, не говоря уже о той силе, которую она таила в себе после неудачного ритуала Жатвы, не прошло бы много времени, прежде чем ей удалось бы разорвать связь Кэролайн с Софи Деверо. Телефонный звонок Ребекки, однако, полностью испортил настроение Элайджи. По правде говоря, Элайджа не был полностью против магической связи между матерью дочери Никлауса и Софи, во всяком случае, не с самого начала. Даже при всех очевидных недостатках тот факт, что Кэролайн не могла уехать из Нового Орлеана, был благом для их семьи. Он уверен, что она никогда бы не осталась с ними, если бы думала, что у нее есть выбор. И учитывая, что она сама ведьма - и талантливая, по словам его брата и сестеры, - ее можно было бы найти, только если бы она этого захотела. После ужасающего поведения Никлауса, когда ему сообщили эту новость, что ж... Можно с уверенностью сказать, что этого никогда не произойдет. Кэролайн и ребенок были бы навсегда потеряны для них, а вместе с ними и надежды Элайджи когда-нибудь снова объединить их семью. Каким бы неудобным ни был маленький план Софи Деверо, в нем были свои преимущества. Но с тех пор Элайджа изменил свое мнение. Он очнулся и узнал, что девушка стала мишенью тех самых ведьм, с которыми он заключил сделку от ее имени, и последствия той катастрофической попытки похищения в Бойе заставляют его поверить, что они не готовы сдаться. Они снова придут за Кэролайн, а Софи - это непоправимая слабость. Если они не захотят взять ее к себе домой и держать под строгим наблюдением 24/7 - чего, честно говоря, они не хотят даже делать - любой может использовать ее, чтобы причинить вред Кэролайн. Даже так защита, которую три Древних могут предоставить этой девушке, будет недостаточно, чтобы обеспечить ее безопасность до тех пор, пока существует эта связь. Даже с риском того, что Кэролайн решит покинуть их, связь должна быть прервана. Элайджа скорее отпустил бы ее, чем позволил бы ей умереть. Никлаус, вероятно, высказал бы другое мнение. Особенно фразы о том, что она не умрет и никуда не уйдет, даже если мне придется запереть ее в подземелье, чтобы убедиться в этом. Ему так не хватает тонкости человеческих связей, его брату... Однако прямо сейчас Элайджа боится, что они могут опоздать. После того, как Ребекка позвонила, чтобы сообщить о жалобе Кэролайн на то, что она почувствовала колющую боль в шее, они с Никлаусом отправляются прямиком к Руссо, чтобы найти Софи. Но то, с чем они там сталкиваются, совсем не обнадеживает. На кухне есть все признаки борьбы, и еще одна ведьма лежит на полу без сознания. - Сабин, - сообщает ему Никлаус, показывая свои клыки, готовый оторвать ей голову, просто чтобы успокоить очевидную растущую злобу внутри него. Элайджа помнит женщину с той ночи, когда Никлауса привезли в Новый Орлеан, и Кэролайн рассказывала ему о ней только сегодня утром. Та, кто узнала, что она ждет девочку, а также причина внезапного решения ведьм убить его племянницу еще до того, как она родилась. Если бы она не была их единственным свидетелем, Элайджа был бы не против позволить своему брату выражать свое недовольство любым способом, каким ему заблагорассудится. Как бы то ни было... - Она нужна нам живой, - говорит он, кусая себя за запястье и присаживаясь на корточки рядом с девушкой, чтобы дать ей немного своей крови. Клаус бормочет что-то неразборчивое у него за спиной, но остается неподвижным. Каким бы злым и нетерпеливым он ни был, Никлаус далеко не глуп. Глаза ведьмы распахиваются менее чем через десять секунд, испуганные и наэлектризованные. Элайджа протягивает ей руку и помогает встать на ноги, что она делает с болезненным стоном. - Что случилось? - спрашивает он. - Это была Агнес, - отвечает Сабин. - Ее люди забрали Софи. - Первый день за главного, брат, а ведьма, связанная с Кэролайн, уже похищена фанатиками, - шипит Никлаус. - Чего они хотят? - Я не знаю. - Где она? - спрашивает Элайджа, пытаясь встать между своим братом и Сабин. Терпения Клауса надолго не хватит. Сабина качает головой. - Если я скажу тебе, где Агнес, ты просто убьешь ее. - О, неужели это так очевидно? - Никлаус насмехается. - Я знаю, что она немного чокнутая, но она наша последняя живая старейшина. Возможно, для вас это мало что значит, но для нас это очень много значит. Старейшины - единственные, кто может творить важные заклинания. - Например, завершение ритуала Жатвы? - спрашивает Элайджа. Глаза Сабины расширяются со смесью шока и беспокойства. - Ты знаешь об этом? - Ты бы удивилась тому, что я знаю. - Хватит об этом! - Никлаус рычит, отталкивая Элайджу с дороги. - Скажи мне, где она сейчас, или твоя последняя живая старейшина не будет единственной мертвой ведьмой к концу дня, - размеренно говорит его брат сквозь стиснутые зубы, его глаза сверкают желтым. Сабин делает шаг назад, сглатывая, возможно, пытаясь играть жестко, или, возможно, сейчас слишком напугана, чтобы говорить. В любом случае, Элайджа устал играть в игры. - Я думаю, что мой брат пытается донести здесь то, что ни жизнь этой старейшины, ни ритуал Жатвы, ни связь вашего ковена с магией не имеют к нему никакого отношения вообще. Поэтому я предлагаю тебе начать говорить.

***

Клаус не может гарантировать, что он не сделает чего-то невероятно идиотского, о чем он ужасно пожалеет, если его руки окажутся в пределах досягаемости Софи Деверо, поэтому он отступает и позволяет Элайдже освободить ее от цепей, в которые ее заковала Агнес. Если не считать того, что ее коллеги-ведьмы немного потрепали ее, когда они притащили ее сюда и обездвижили цепями, Софи выглядит прекрасно. Что не имеет никакого смысла. Ребекка звонила им уже дважды, говоря, что температура у Кэролайн стремительно растет. - Рассказывай, - приказывает он, как только Элайджа опускает ее на землю. - Агнес уколола меня иглой, - говорит она, потирая ушибленные запястья. - Это темный предмет, называемый игла печали. Он был создан... - Меня не волнует контекст. Пропустим несколько десятилетий и перейдем прямо к тому, что он делает, хорошо, милая? Она на мгновение замолкает, сглатывая. - Она убивает ребенка внутриутробно, повышая температуру тела. Элайджа поворачивается к нему с выражением паники на лице. - Происходит выкидыш. Зверь Клауса рычит внутри него, когда он чувствует, как что-то хрустит. Через секунду он уже на Софи, прижимая ее к стене и дыша едва сдерживаемым гневом, перерастающим в ярость перед ней. Его десна чешется, когда его клыки просят, чтобы их использовали. - Меня тошнит от вас, ведьм, пытающихся причинить вред матери моего ребенка. - Никлаус, - говорит Элайджа, кладя руку ему на плечо. - Связь. Он отпускает женщину, которая, задыхаясь, падает на пол. - Сколько у нас времени, чтобы это исправить? - спрашивает Элайджа, сохраняя хладнокровие в голосе. Но Клаус видит озабоченные морщинки на его лбу, то, как напрягаются его плечи. Его брат тоже вот-вот сорвется. Эти ведьмы играют с огнем. - Все произойдет еще до рассвета, - объясняет Софи. - И поверь мне, это сработает. - Поверь мне, когда я говорю, что ты определенно не хочешь, чтобы это сработало, - рявкает он на нее. - Где мы можем найти Агнес? - спрашивает Элайджа. - Вы не сможете. Есть тысяча мест, где она могла бы спрятаться, чтобы переждать это. Я сомневаюсь, что она вообще во Французском квартале. Элайджа разочарованно вздыхает. - Именно поэтому нам нужно разъединить тебя и Кэролайн. Так больше не может продолжаться. Больше не подвергай ее или ребенка опасности. - Что? Нет! - Софи протестует, поднимаясь на ноги. - Если я не буду связана с Кэролайн, я потеряю свое влияние на тебя. У нас была сделка. - Мы не на одной стороне, Софи Деверо, твои люди ясно дали это понять, - говорит Элайджа, и в его холодном голосе слышится угроза, которую Клаус слишком хорошо знает. Его брат маскирует своего монстра лучше, чем все остальные, но он такой же безжалостный, а в определенных случаях, например, когда его семье угрожают, даже больше. - Ты солгала, и твои гарантии кажутся довольно ничтожными, когда Кэролайн и ребенок продолжают подвергаться опасности со стороны твоих собственных людей. Мы выполнили свою часть сделки, но вы неоднократно нарушали свою. Так что наша сделка больше не в силе. Софи открывает рот, чтобы возразить, отчаяние мелькает в ее глазах, когда она понимает, что весь ее план вот-вот рухнет. Однако прежде чем она успевает начать, Клаус снова подходит к ней, заставляя ее замолчать золотым взглядом. - На твоем месте я бы сейчас был очень осторожен. Как только ты разорвешь связь, или если что-нибудь случится с ней или с моим ребенком, ты и весь твой ковен будете стерты с лица земли в мучительной боли. - Хорошо. Ты слышала его, - говорит Элайджа, стоя плечом к плечу с братом, когда они смотрят на противоречивую ведьму. Теперь у Софи есть выбор. Она может либо встать на их сторону и сделать все, что в ее силах, чтобы спасти ребенка и, следовательно, свою собственную жизнь, либо встать на сторону своих подружек-ведьм, попрощаться с их ритуалом Жатвы и молиться, чтобы Клаус никогда ее не нашел.

***

Ребекка нисколько не удивлена тем, что Кэролайн - настоящий кошмар в роли больной пациентки. Чем хуже она себя чувствует, тем более беспокойной становится. Ребекке приходится использовать свою вампирскую силу в момент слабости, когда начинается головокружение и Кэролайн чуть не падает, чтобы отнести ее в спальню и заставить лечь. Ребекка кладет прохладные полотенца на голову и на живот, но температура только усиливается. В какой-то момент ей становится так жарко, что она начинает чередовать моменты ясности с галлюцинациями. Начинает называть Ребекку Еленой, пытаясь оттолкнуть ее, когда Ребекка прижимает ее к кровати. - Ты не понимаешь, Елена! Я беременна! Я не могу просто лежать, я должна что-то сделать! Она никогда не думала, что забота об одной человеческой девушке может быть такой утомительной, но вполне логично, что Кэролайн будет сущим наказанием. Ник любит, энергичных. Иногда даже слишком. По крайней мере, забота о Кэролайн позволяет Ребекке отвлечься от ее собственного беспокойства. Она звонила Элайдже уже около миллиона раз, и до сих пор нет окончательного ответа. В последний раз, когда они разговаривали, он сказал ей, что направляется домой. Она молит Бога, чтобы он принес с собой лекарство. Ее грудь сжимается, тяжелеет при мысли о том, что с этим ребенком может случиться что-то плохое. На самом деле она не разделяет идеализм Элайджи, но она стала заботиться об этом ребенке гораздо больше, чем когда-либо думала. Мнение Ребекки о том, что Никлаус - худший отец, которого когда-либо создавал этот мир, остается неизменным, но она не может отрицать, что то, что они с Кэролайн создали, действительно чудо. И в любом случае, это ее кровь, ее племянница. Кэролайн снова начинает дергаться, пытаясь снять полотенце с головы. - Не суетись, - говорит Ребекка, забирая у нее полотенце и снова смачивая его в тазу у кровати, прежде чем отжать и положить обратно на вспотевший лоб. Кэролайн делает глубокий судорожный вдох, бросая на Ребекку такой жалкий взгляд, что вампирше приходится на мгновение отвернуться. Она так напугана, бедняжка. - Элайджа должен быть дома с минуты на минуту, - говорит она, пытаясь хоть как-то утешить, пусть и ненадежно. - А Клаус? Вот оно. Элайджа не тот брат, о котором хочет слышать Кэролайн. - Я не знаю. Они были вместе, но... - она замолкает, слегка пожимая плечами. Кэролайн стонет, снимая полотенце со своего живота. - Может, ты прекратишь это делать? - Ребекка шлепает ее по руке. - Это ужасно, - протестует она. - Они горячие и влажные. Чувствуется еще хуже. - Только потому, что ты носишь ребенка, это не значит, что ты должна вести себя как ребенок. - Тебе легко это говорить. Это не тебя разогревают в микроволновке. - Я уверена, что моя маленькая племянница исцеляет тебя, пока мы говорим. - Я не думаю, что кровь вампира действует, Ребекка. Нет, конечно, это не так. Но Ребекка хочет верить в обратное, что волшебная кровь ребенка борется с этой странной инфекцией, которая пустила корни в Кэролайн, потому что она боится альтернативы. - Ребекка? - Элайджа кричит с первого этажа. - Сюда, наверх! - кричит она в ответ, вскакивая на ноги. - Комната Кэролайн! Мгновение спустя ее брат оказывается там, и она собирается вздохнуть с облегчением, когда видит, кого он привел с собой. - Какого черта она здесь делает? - спрашивает она. Софи останавливается у двери, поднимая обе ладони в воздух в знак капитуляции. - Я пытаюсь помочь. - Помочь? Ты причина, по которой мы в этой чертовой неразберихе, - выплевывает она, затем поворачивается к Элайдже, как будто ее брат окончательно сошел с ума. - Почему мы еще не разорвали связь с этой ведьмой? - Мы работаем над этим. А пока позволь ей делать то, что она может. - Возможно, я знаю способ снизить температуру, но мне понадобятся кое-какие особые травы. Я пришлю тебе список сообщением. Ты можешь найти их в магазине Кэти. Ребекка чувствует, как с ее губ срывается дюжина не слишком вежливых ругательств. Наглость! Но затем она видит безмолвную мольбу на лице Элайджи, что означает, что у него закончились варианты, и Софи Деверо - их лучший шанс. Ради всего святого. - Отлично. Рада поиграть в девочку на побегушках, - говорит она, бросая последний взгляд на унылую фигуру Кэролайн, напоминая себе, что она делает это ради своей племянницы, и выбегает вон. Лучше бы эта штука сработала, или она клянется Богом, что покрасит эту комнату в красный цвет кровью Софи Деверо.

***

Ребекка собирается уехать от них. Она всегда была полна решимости насладиться моментом передышки вдали от Никлауса. Поскольку их брат занят в Новом Орлеане, она вольна идти куда захочет, делать все, что захочет, и это не та свобода, которой Ребекка пользовалась много раз за последние несколько столетий. Эгоистично даже просить ее остаться ради семьи, когда это то, что она делала сотни и сотни лет ценой огромных личных потерь, но все же Элайджа надеялся, что ребенок убедит ее передумать. Теперь он видит, что его план провалился. Его сестра почти готова вылететь из гнезда, и это, по крайней мере, отчасти его вина, что он не проявил к ней той признательности, которой она заслуживает. Он пишет мысленную заметку, чтобы сказать ей об этом позже, напомнить ей, что, несмотря на свои многочисленные недостатки, он очень сильно любит ее. И Никлаус тоже, по-своему, своеобразно. Но с этим придется подождать. На карту поставлены гораздо более важные вещи, чем вековые обиды его сестры. - Как ты себя чувствуешь? - Элайджа спрашивает Кэролайн. - Мне жарко. Сильно кружит голова. И я в бешенстве, - сухо отвечает она, с трудом сглатывая. Он немедленно поворачивается, чтобы найти воду, наполняет стакан и передает его ей. - Где твой брат? - Он пытается найти Агнес. Она издает горький смешок, тень пробегает по ее воспаленным глазам. - Это слишком хороший шанс осуществить оправданную месть кому-то, кому он действительно может причинить боль, чтобы он прошел мимо, не так ли? Он просто ничего не может с собой поделать. Даже когда... твою мать, как здесь жарко. Элайджа бросает взгляд на Софи, которая начинает ходить по спальне, собирая вещи. - Агнес использовала темный предмет на Софи. Кэролайн колеблется. - Что за темный предмет? - Это называется "игла печали", - объясняет Софи. - Она повышает температуру твоего тела, чтобы... - Ведьма колеблется, обмениваясь быстрым взглядом с Элайджей. На данный момент нет смысла что-то скрывать от Кэролайн. - Чтобы вызвать выкидыш, - заканчивает Элайджа. Ее глаза расширяются от ужаса, когда она переводит взгляд с него на Софи, ища что-то. Скорее всего, для успокоения. Обещание, что у них есть способ это исправить. Сердце Элайджи замирает в груди. Он поклялся этой девушке, что сохранит ее и ее ребенка в безопасности, заключил сделку с людьми, которым, как он знал, нельзя доверять, из-за какой-то ошибочной попытки удержать ее на своей стороне. Теперь его эгоизм может стоить жизни ребенку. Он никогда не сможет простить себя за то, что разрушил свой единственный шанс сделать что-то правильное для этой семьи, сделать что-то хорошее. За то, что не сдержал своего обещания, данного ей. Он должен был просто отпустить ее. Найти способ разорвать связь между ней и Софи и сказать ей бежать. Это было бы достойным поступком, человеческим поступком. Майклсоны, как всегда, уничтожают все, о чем осмеливаются заботиться. Они не знают, как защитить жизнь; только как уничтожить ее. - Нет, - говорит Кэролайн с оттенком отчаяния в голосе. - Нет, я не могу позволить этому случиться. Как нам это остановить? Что я должна сделать? - Она садится в постели, ее руки почти подгибаются под ее весом, когда она опирается на них. Элайджа не может сказать, дрожит ли она от лихорадки или от страха потерять ребенка. - Никлаус пытается вернуть объект. Агнес, возможно, знает, как это исправить и... Ты знаешь, каким убедительным может быть мой брат, - даже когда он говорит это, он знает, что лжет. Это слабая надежда, и взгляд, который Софи бросает на него, подтверждает это. У темной магии есть очень своеобразные способы. Как только она пустит корни... И Кэролайн, очевидно, тоже это знает. - А что, если она не сможет? - спрашивает она удрученно. - Мы пытаемся разорвать твою связь с Софи. Я надеюсь, что это пройдет, но нам нужно выкроить время. - И вот тут я могу помочь. Я уже отправила Ребекке сообщение с ингредиентами, она скоро будет здесь. - Ты просила... хм... Пустырник? И еще валериану. И, хм... Черт, я не могу... Вспомнить... - Кэролайн закрывает глаза, откидываясь на подушки, как будто внезапно теряет все силы. Элайджа бросает на Софи многозначительный взгляд. - Нам нужно что-то сделать сейчас. Ведьма кивает, задумчиво покусывая губу. - У вас есть... ванна? - У нас есть бассейн. - Даже лучше. Он кладет руки под тело Кэролайн и поднимает ее с кровати. Она слегка шевелится, корча гримасу, но не открывает глаз. На данный момент Элайджа не уверен, что проклятие не убьет и ее тоже. Ни одно человеческое тело не выдержит такого напряжения. Она насквозь промокла и горит, ее сердце бьется намного быстрее, чем это должно. Он ведет Софи на задний двор, неся ее к бассейну. Ведьма пробует воду и, очевидно, удовлетворенная тем, что температура достаточно прохладная, приказывает ему усадить ее и опустить ноги в воду. - Я пойду захвачу кое-что с твоей кухни, чтобы приготовить отвар, - объявляет она, исчезая в доме. Элайджа снимает куртку и садится у бассейна, подтягивая Кэролайн, прислоняя ее спину и голову к своему плечу, чтобы она оставалась на сидеть, опустив ноги в воду. Через мгновение она, кажется, приходит в себя, с ее губ срывается громкий стон. - Что это? - спрашивает она, медленно моргая. - Софи говорит, что вода может помочь тебе остыть. - На данный момент даже закапывание меня в лед не сильно поможет. - Нам просто нужно выиграть немного времени для Давины, чтобы завершить заклинание разъединения. - Давина? - Кэролайн поворачивается к нему, в ее глазах мелькает крошечная искорка надежды. - Ты говорил с ней? Он кивает. - У нее сложилось впечатление, что заклинание разъединения - это мощный способ для нее практиковать контроль, что не совсем неверно, просто... Мы немного перехватываем его. Я уверен, что она поймет, что нужно делать. - Я должна была сделать это сама давным-давно. Я не знаю, почему я слушала эту чушь о... запрете магии, - она слегка заикается, снова хватая ртом воздух. - Какой смысл быть долбаной ведьмой, если я даже не могу... Спаси моего собственного ребенка. Элайджа берет ее рукой за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. - Ни в чем из этого нет твоей вины, Кэролайн, - мягко говорит он. - Ты не могла колдовать, потому что это привело бы вампиров прямо к тебе, и даже ведьма не смогла бы остановить всю армию Марселя. Это была наша работа, моя и Никлауса, - обеспечить вашу безопасность, и мы вас разочаровали. Но я пока не сдаюсь. Время еще есть. Кэролайн выглядит так, словно собирается что-то сказать, сложный набор эмоций отражается на ее лице, но затем она поджимает губы и отворачивается от него. - Все готово, - объявляет Софи, возвращаясь с кучей мисок и всяких других вещей, чтобы все смешивать. Момент, когда Элайджа может сказать что-то еще - извиниться или успокоить ее, - проходит, и все, с чем он остается, - это его беспомощность. Несмотря на все его разговоры о том, что ребенок - его надежда, он так ненавидит, когда это все, что у него есть.

***

Ребекке удается совершить поездку с плантации во Французский квартал и обратно за рекордно короткое время. За исключением небольшой стычки с Марселем, который поймал ее, когда она пробиралась в магазин Кэти, инцидентов не было. По дороге она позвонила Нику, но он не ответил. Ее вера в Софи Деверо, мягко говоря, шатка, и она бы сказала, что доверие Элайджи к ней было явно неуместным. Она говорит от имени ведьм, но, похоже, вообще не в состоянии их контролировать. Что это за лидер такой? Тот, который, по скромному мнению Ребекки, должен быть свергнут. Но мнения Ребекки в последнее время не совсем находят отклик у ее братьев-всезнаек. Единственная причина, по которой она соглашается на все это, заключается в том, что у них заканчивается время, и она действительно не может придумать лучшего решения. Так что пусть Элайджа поступает по-своему. Но у нее найдутся слова, как только все это закончится. То, как они здесь все ведут, просто неправильно, и если Элайджа и Ник намерены воспитывать ребенка именно так, то, возможно, выкидыш не станет концом света. Черт возьми. Ребекка прикусывает язык, ее собственные мысли оставляют горький привкус во рту. На самом деле это не то, что она чувствует. Она не хочет, чтобы ребенок умер, она даже не хочет, чтобы Кэролайн пострадала, и она никогда не была благосклонна к этой девочке. Но Ребекка сердита и разочарована. Она настоящий вампир, предположительно одно из самых могущественных существ, бродящих по этой земле, и все, что она может сделать, чтобы помочь, это нарушить ограничения скорости, чтобы принести пару трав. К тому времени, как она возвращается на плантацию, солнце уже зашло, и Элайджа с ведьмой отвели Кэролайн к бассейну. Ее брат расхаживает как маньяк, в то время как Кэролайн пытается не упасть в обморок. Софи сразу же принимается измельчать, месить и перемешивать продукты. - Сколько у нас времени? - спрашивает она, стараясь говорить тихо, чтобы Кэролайн ее не услышала. Не то чтобы это имело большое значение, но она вряд ли думает, что добавление неприятных вестей к и без того огромной панике поможет. - У нас есть время до сегодняшнего восхода солнца, так что... - Она бросает на Ребекку многозначительный взгляд. Значит, недолго. - Она становится еще теплее, - говорит Элайджа, касаясь шеи Кэролайн сбоку. - Нам нужно сделать это сейчас. - Опусти ее в воду, - командует Софи. Элайджа даже не колеблется, просто прыгает в бассейн и тянет Кэролайн за собой. Она оказывается в бассейне без намека на протест, как будто она больше не контролирует свое тело. - Как полуночный заплыв должен здесь помочь? - спрашивает Ребекка. - У нее заоблачная температура, и вода с помощью трав должна их остудить. Софи перекладывает травы в другую миску, смешивает их с водой, а затем прыгает за ними в бассейн. - Вот, - говорит она, поднося миску к губам Кэролайн. - Выпей это, - она подчиняется, но тут же начинает кашлять, почти давясь. - Тебе нужно проглотить это, - говорит Софи, прикладывая палец к губам Кэролайн, пока она не сможет проглотить все это целиком. - Нам придется снизить ее сердцебиение. - И как ты предлагаешь мне это сделать? - спрашивает Элайджа с явным раздражением в голосе. - Обними ее. Это естественное человеческое средство для замедления сердечного ритма и снижения кровяного давления. На самом деле ей даже не нужно было спрашивать, потому что Кэролайн едва держится на ногах. Элайджа притягивает ее ближе, кладя одну руку ей под ноги, а другую на плечо, и она прижимается к нему без особого сопротивления. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Она едва осознает, что с ней происходит прямо сейчас, погруженная в состояние полубессознательности. - Это никогда не сработает, - бормочет Ребекка, когда последние крохи надежды, за которые она цеплялась, начинают рассеиваться. - Давина разорвет эту связь, - говорит Элайджа, но, возможно, он пытается убедить больше себя, чем Ребекку. Однако одно Ребекка знает наверняка: она уже очень давно не видела своего старшего брата таким обезумевшим... Конечно, она провела очень долгое время в разлуке с Элайджей. Но даже когда их мать восстала из мертвых, его не переполняло такое беспокойство. Она понимает, как много этот ребенок значит для него, и, несмотря на все ее первоначальные пренебрежительные замечания, он стал что-то значить и для нее. Но... Дело не только в ребенке. Ребекки здесь не было, когда Элайджа и Кэролайн встретились, она не знает, что произошло в те первые дни. Никлаус, конечно, никогда не проявлял особого желания делиться, главным образом потому, что, судя по тому, что Ребекка собрала из услышанных ею обрывков, его реакция была настолько ужасной, насколько можно было ожидать, а способ Клауса справиться со своим стыдом - похоронить его, притвориться, что его нет, и обижаться всякий раз, когда кто-то говорит об этом. Легко понять, как Кэролайн сблизилась тогда с Элайджей, учитывая, что у папочки ее ребенка была одна из его знаменитых вспышек гнева. Ее старший брат - воспитатель, защитник, он всегда был таким. Взял на себя ответственность быть главой семьи, даже когда Финн все еще был рядом, распространяя чушь о том, что они все должны покончить с собой, чтобы искупить свои грехи. Поэтому он взял Кэролайн под свое крыло и проявил к ней ту же заботу, что и к своей собственной крови. В этом есть полный смысл. Элайджа именно такой человек. Это то, что Ребекка всегда любила в нем больше всего. Его способность проявлять доброту. Тогда почему эта ситуация действует на нее совсем не так, как надо? Это становится немного яснее, когда Кэролайн, в своем лихорадочном оцепенении, начинает бормотать кучу бессвязного и звать Клауса. Каждый раз, когда имя их брата срывается с ее губ, Ребекка видит, как напрягается мускул на челюсти Элайджи. У него развиваются чувства к Кэролайн Форбс, не так ли? Чертов дурак. Как он может позволить этому случиться? Как он может культивировать такие чувства к девушке, которая носит ребенка Ника? Неужели он провел так много времени вдали от их брата, что забыл, какой он на самом деле? Неужели он не может представить, какой ад обрушит на них Ник, когда узнает? Или, скорее... Когда он подтвердит это. Ник достаточно параноидален, чтобы уже догадаться об этом. Как он без колебаний вонзил кинжал в сердце Элайджи, как он дулся на него с тех пор, как тот вернулся... Он подозрителен. И о, боже милостивый, если Кэролайн когда-нибудь осмелится ответить взаимностью на чувства Элайджи... Это закончится слезами. Для всех. Ребекка не знает, хватит ли у нее духу наблюдать, как это происходит. Кэролайн внезапно сильно дернулась, выходя из своего полукоматозного состояния, чтобы отчаянно вцепиться в собственное горло. - Я не могу... Я не... не могу дышать... - выдыхает она, ее глаза выпучиваются, когда паника берет верх. - Сделай что-нибудь! - Ребекка кричит на Софи, которая все еще находится в бассейне. Бесполезная ведьма. - Кэролайн, посмотри на меня, - мягко воркует Элайджа, беря ее руки в свои. - Длинные, глубокие вдохи... Вот так. Успокойся. С тобой все будет в порядке. С тобой все будет в порядке. Чудесным образом она, кажется, на мгновение успокаивается, хватая ртом воздух и встречаясь взглядом с Элайджей. Но затишье длится всего секунду. Она начинает кричать от боли, хватается за живот, извивается в воде. Элайджа хватает ее, не дает ей провалиться под воду, и она снова теряет сознание в его объятиях. Оба Майклсона смотрят на Софи, охваченные страхом и замешательством. Ведьма спокойно моргает. - Я только что почувствовала, что связь прервалась, - говорит она. - Что? Связь прервана? - спрашивает Ребекка. Софи вылезает из воды и берет нож с того места, где она готовила зелье, делая небольшой порез на руке. Элайджа берет Кэролайн за руку, чтобы проверить. Там ничего нет. - А как насчет ребенка? - спрашивает Ребекка. - Я ее слышу, - говорит Элайджа. - Сердце. Оно все еще бьется. Ребекка обостряет свой слух, заглушая все остальные шумы. И, конечно же, вот оно. Крошечный и быстрый, может быть, слишком быстрый, но тем не менее бьющийся. Она жива. Сладкое облегчение переполняет Ребекку, когда тяжесть в ее груди спадает. С ребенком все в порядке, и чертова связь была разорвана. По крайней мере, этот кошмар закончился. Элайджа кладет Кэролайн, все еще находящуюся без сознания, на край бассейна, а затем сам вылазит из воды. Это единственная пара итальянских туфель, с которой он может попрощаться. - Элайджа, - робко зовет Софи. - Как только твой брат узнает, что связь разорвана, он убьет Агнес. Я знаю, ты мне ничего не должен, но, пожалуйста, не позволяй ему убить ее. Элайджа даже не удостаивает ее просьбу взглядом, который кажется суровым даже для Ребекки. Он присаживается на корточки и снова поднимает Кэролайн на руки. - Пожалуйста, - продолжает Софи. - Она - наш единственный доступ к силе, которая нам нужна, чтобы выжить. Я сделаю все - все, что ты захочешь, чтобы убедиться, что ведьмы больше не нападут на ребенка. Но нам нужна Агнес. Обещай мне, что ты остановишь Клауса. Элайджа наконец поворачивается к ней. - Несмотря на то, что вы вызвали сюда моего брата, у вас, похоже, есть какие-то ужасные неправильные представления о нем. Начнем с того, что он почти никого не слушает, даже меня. Единственный человек, чьим мнением он, похоже, дорожит, хотя и редко, - это эта девушка. Та, на которую напали ваши люди. - Элайджа, пожалуйста. Он на мгновение колеблется. - Я не позволю ему убить Агнес. Даю тебе слово. Он разворачивается и возвращается в дом. Затем ведьма поворачивается к Ребекке с безмолвной мольбой в глазах. - Прости. Я могла бы помочь, но на самом деле не хочу, - говорит она, пожимая плечами. - Кроме того, попробуй еще раз провернуть что-нибудь подобное, и я убью тебя, - добавляет Ребекка, прежде чем последовать за своим братом. Она обнаруживает, что Элайджа осторожно опускает Кэролайн на кресло в ее комнате. - Ты можешь позаботиться о ней? - спрашивает он, не оборачиваясь, чтобы знать, что Ребекка наблюдает за ним. - Простыни на ее кровати нужно поменять. - Конечно. И теперь, когда связь разорвана, возможно, мы можем начать строить планы насчет... - Не сейчас, Ребекка, - говорит он, поворачиваясь и проходя мимо Ребекки, чтобы пойти переодеться в сухую одежду. - Мы можем поговорить об этом, когда я вернусь? - Куда ты идешь? - Найти Никлауса. Естественно, куда же еще. Ребекка была наивна, когда думала, что он уедет с ней из Нового Орлеана. Элайджа живет своей жизнью, просто ожидая возможности оставить прошлое в прошлом, простить прошлое и снова присоединиться к Клаусу, и теперь у него есть лучшая причина из всех. Она только надеется, что Кэролайн и ребенок в конечном итоге не встанут между ними. Если уж на то пошло, то для блага самой девушки. - Я так понимаю, что ты не особо планируешь просыпаться и попытаться переодеться самой - бормочет она Кэролайн, прежде чем покорно вздохнуть. Как бы ее ни раздражало все это, она также испытывает облегчение. Сегодня вечером они были очень близки к тому, чтобы потерять этого ребенка. Из всех событий, которые разрушали узы этой семьи на протяжении веков, она не думает, что что-либо могло бы ударить сильнее, чем потеря ее чудесной племянницы - и, возможно, Кэролайн тоже. Нику наверняка потребовалась бы целая вечность, чтобы прийти в себя, если вообще когда-нибудь он смог бы это сделать. Она сыграет горничную Кэролайн, только на этот раз. После того, что она пережила сегодня вечером, она заслуживает передышки.

***

Клаус вертит в руке "иглу печали", не сводя глаз с лица надменной ведьмы, сидящей напротив него. Его спокойная внешность - это всего лишь фасад. Клаус взрывается от ярости внутри. Он может чувствовать, как кровь пульсирует в теле Агнес, медленно перемещаясь в его тело, вена на ее шее взбухает и на его шее появляется тоже самое. Она лишь умоляет, чтобы ее быстрее осушили. Зверь внутри рычит, отчаянно желая вырваться на волю. Но он ждет. И чем спокойнее он остается, чем дольше длится молчание, тем более беспокойной становится ведьма. Она думает, что хорошо справляется с сохранением достоинства, но Клаус слышит, как колотится ее сердце в груди. Как каждый раз, когда он двигается, или моргает, или ухмыляется, ее внутренности сжимаются, а все тело коченеет. Он чувствует исходящий от нее запах страха. Он забыл, как это приятно - наслаждаться поимкой перед убийством. Но он будет так же рад вонзить свои зубы в ядовитую плоть Агнес. И он обязательно сделает это больно. Может быть, он выльет ей в рот котел с кипящей водой. Дайте ей понять, как приятно, когда тебя готовят изнутри. Ожидание дает ему время, чтобы у него появились идеи. Его раздражала просьба Элайджи подождать, прежде чем прикончить ее. Если бы он поступил так, как ему заблагорассудится, она бы умерла быстро, несколько часов назад. Как бы то ни было, кто знает, куда творческий злой гений Клауса заведет их к концу ночи? Агнес будет молить о пощаде прежде, чем он покончит с ней. Клаус заручился помощью человеческой фракции, чтобы найти Агнес. Ведьмы разозлили довольно многих из них, и они были более чем счастливы использовать свой архаичный интеллект, чтобы выследить ее. Это даже не заняло так много времени. Он поймал ее, когда она пыталась сбежать из дома в Бойе. Совсем одна, глупая ведьма. Даже не пыталась убежать. Это означало либо быть пойманным им, либо быть пойманным Марселем, если она попытается использовать магию. Агнес ошибочно предположила, что Клаус не прикончит ее, надеясь, что соглашение между Софи и Элайджей спасет ей жизнь. По правде говоря, он немного обижен тем, что эти ведьмы, похоже, совсем его не знают. Ну, не важно. Они получат подробное представление еще до того, как закончится вечер. Элайджа позвонил ему за полчаса до этого, чтобы сказать, что все кончено. Давине удалось разорвать связь, и Кэролайн с ребенком вне опасности. Тогда что-то внутри Клауса, казалось, перевернулось, и ему показалось, что он впервые может спокойно дышать. Мир, казалось, снова обрел фокус вокруг него; он видел все сквозь размытые линзы ненависти. - Ты должен пойти к ней, - сказал ему Элайджа на кладбище. - Я пойду найду Агнес. И он хотел этого. Как сильно он этого хотел... Но именно поэтому он не мог. Клаус не знает, как сидеть сложа руки и наблюдать. Как ждать, пока другие люди, другие обстоятельства выполнят его приказы. Он не смог бы спокойно стоять, пока Кэролайн сгорала в лихорадке, а их ребенок медленно умирал. Он не смог бы посмотреть ей в глаза и признать, что понятия не имеет, что делать. Он бы не знал, что сказать. Просто представить себе ее разочарование... И если ребенок умрет... Нет, Клаус не мог пойти к ней. Он должен был найти Агнес, которую он мог бы пытать, ломать и терроризировать, чтобы изгнать все разочарования, разъедающие его изнутри. Это он знает, как делать. Как бы ему ни было больно это признавать, Элайджа был бы гораздо более успокаивающим присутствием для Кэролайн в этот момент, чем он когда-либо мог. И в любом случае, теперь все кончено. И все, что осталось сделать, это решить судьбу Агнес. Он бы солгал, если бы сказал, что не находит эту часть восхитительной. - Это довольно большая игла, - говорит он, его губы кривятся в злой улыбке, когда Агнес ерзает на своем месте. - Интересно, каково это - воткнуть ее тебе в глаз. Я думал о том, чтобы, может быть, сварить тебя заживо, но, возможно, оставить кусочки тебя, искусно разложенные за пределами могилы твоей семьи, оставляет более подходящее послание, ты не согласна? - он встает на ноги, и женщина содрогается с головы до ног. - Оно бы гласило, не трогай мою семью. Как раз в тот момент, когда он начинает чувствовать, что его терпение на исходе и он готов покончить с этим, появляется Элайджа. Клаус слышит, как его машина паркуется снаружи, и через несколько секунд его брат оказывается там, с непроницаемым лицом, когда он смотрит на перепуганную Агнес, к сожалению, все еще целую. - Я дал свое слово, Никлаус, - начинает его брат. - Что ты не прикоснешься к ней. Клаус рычит, его губы снова скривились в уродливой гримасе. Как в тумане, он хватает Агнес и тянет ее вверх, его пальцы впиваются в ее шею, готовясь разорвать ее когтями. - Ты склонен давать свое слово в самое неподходящее время, брат. Если ты думаешь, что я сохраню жизнь этой ведьме после того, что она сделала сегодня, ты совершенно бредишь. - Никлаус, не делай больше никаких движений, - говорит Элайджа обманчиво спокойным голосом. - Ты просил у меня прощения за то, что положили меня в гроб. Я дарую тебе это прощение, но не заставляй меня нарушать свое слово. Клаус скрипит зубами, мышцы его челюсти подергиваются. Рев, который исходит откуда-то глубоко внутри него, срывается с его губ, и, мучительно медленно, он приказывает своему телу отпустить. Все в нем хочет попробовать кровь Агнес. Но он в долгу перед Элайджей, как за то, что тот ударил его кинжалом, так и за то, что он сделал сегодня для Кэролайн, а у его брата склонность выбирать худшие времена для дарования любых обещаний. Он раскрывает объятия в откровенно драматической манере, отходя от Агнес. Мне физически больно отпускать эту женщину на свободу. - Мой благородный брат, - говорит он сквозь стиснутые зубы. - Как это влияет на личностный рост, а? Это так похоже на тебя - портить мне удовольствие. - Не совсем. В мгновение ока Элайджа оказывается рядом с Агнес, хватая ее за шею, и в его глазах мелькает что-то дикое. Женщина хнычет, излучая страх из каждой поры своего тела. - Я поклялся, что ты не умрешь от руки моего брата. Я ничего не сказал о себя, - Элайджа сжимает руку, из ее рта вырывается резкий хрип, прежде чем он резко поворачивает ее шею в сторону. Агнес падает на пол, как мешок с картошкой. Вот это было действительно неожиданно. Клаус слишком ошеломлен, чтобы даже говорить. Он должен злиться, что Элайджа украл у него честь прикончить Агнес, но что-то в его глазах заставляет его колебаться. Элайджа просто... Обезумевший. Пылающий гневом. На самом деле, Клаус видит многое из себя отраженным в поведении своего брата в тот момент. И он может только представить, каково это было там, в доме, через какой ужас, должно быть, пришлось пройти Кэролайн. Было совершенно неожиданно и отвратительно видеть Элайдже настолько поглощенным местью. Это не тоже самое, что слушать его через телефон. - Никто не причиняет вреда моей семье и остается в живых. Никто, - говорит он, прежде чем развернуться и пойти обратно к своей машине. Клаус не может сдержать улыбку, которая расползается по его губам. Если отбросить расхождения, он действительно гордится своим старшим братом. Он так отчаянно хотел быть больше похожим на Элайджу... Что ж, похоже, у них больше общего, чем он думал.

***

Кэролайн просыпается от чего-то, что является не столько сном, сколько неестественным состоянием бессознательности. Последнее, что она отчетливо помнит, - это отвратительная жара. Невозможная. Удушающая. Пожирающая ее изнутри. Это было похоже на мучительно медленную смерть. Сама боль ушла, но воспоминание о ней отпечаталось в ее нервах, отдаваясь эхом внутри нее. Она смутно помнит воду. Они водили ее в бассейн? А потом Элайджа говорил с ней. Говорил ей дышать. Что с ней все будет в порядке. И это примерно все, что она помнит. Ее ребенок. Кэролайн садится как громом пораженная, кладя руку на живот. Они остановили магию? Они разорвали связь? На улице темно, и ей не кажется, что она отсутствовала долго, но, возможно, прошли часы. Она даже не знает, как долго у нее были галлюцинации. Она чувствует себя немного неуютно, но не испытывает боли. И у нее тоже нет кровотечения. Если бы эта игла сработала, у нее прямо сейчас должен был случиться выкидыш. Так что это хороший знак. Верно? Каким-то образом им удалось это остановить. В конце концов, Давина, должно быть, разорвала связь. И в самый последний момент, если верить смутным воспоминаниям Кэролайн. Она закрывает глаза, делает глубокий вдох, чувствует, как тяжесть спадает с ее груди. Это было близко. Ближе, чем вампиры во Французском квартале, и ближе, чем ведьмы в Бойе. Боже, неужели девушка не может просто отдохнуть? Она просто хочет для разнообразия иметь обычные проблемы будущей мамы, такие как опухшие лодыжки и борьба с Клаусом из-за детских имен. От нее не ускользает, что кто-то переодел ее и, возможно, даже немного привел в порядок. Она помнит достаточно, чтобы понять, что была отвратительна от всего этого пота. И если подумать об этом - ее простыни тоже были поменяны. Она молит Бога, чтобы это была либо Ребекка, либо Софи, а не Элайджа. Или Клаус. Но Клауса там не было. Клауса там никогда не бывает. Черт возьми, как она хочет поговорить с Клаусом... Может быть, немного накричать на него за то, что его не было дома, пока она переживала самый страшный момент в своей жизни. Кэролайн и раньше несколько раз оказывалась на волосок от смерти, но почему-то это казалось еще хуже. Это казалось реальным и неудержимым, и ее ребенок умирал быстрее, чем она, и она ничего не могла поделать. Ребекка была невероятно благосклонна, и Элайдже удалось немного успокоить ее, но все, чего хотела Кэролайн, - это чтобы Клаус был рядом. Не имеет значения, что он пошел за Агнес. Агнес могла бы, черт возьми, подождать. Прошло больше месяца, и она понятия не имеет, как Клаус относится к этой беременности. В определенной степени он предан делу; это очевидно. Но иногда у нее возникает ощущение, что он хочет дистанцироваться от этого как можно больше. Как будто у него может быть скрытый мотив хотеть ребенка, но он определенно не хочет быть отцом. Кэролайн хотела бы, чтобы он просто поговорил с ней. Похоже, у него определенно нет проблем с разговором с Камиллой. Если ведьмы, или вампиры, или другие ведьмы не убьют ее, эта семья, вероятно, убьет. Она встает с кровати, протягивает руки и улыбается, когда понимает, что у нее ничего не болит очевидным образом. - Ты молодец, малышка, - бормочет она, нежно поглаживая свой живот. В доме странно тихо. После всего этого безумия Кэролайн ожидала увидеть братьев и сестру с оружием в руках. Но везде выключен свет, и не слышно ни звука. - Клаус? - зовет она. Тишина. - Элайджа? Ребекка? Здорово. Она дома одна. И голодна, осознает она, когда ее желудок начинает урчать. Она делает бутерброд с арахисовым маслом и джемом и съедает половину, когда кто-то начинает барабанить во входную дверь. Кэролайн замирает, стоя очень неподвижно, быстро соображая, где бы спрятаться - и затем она понимает, что если бы это был кто-то, пытающийся причинить ей боль, они, вероятно, не стали бы колотить в дверь, правда? Тем более, очень очевидно, что в доме пусто. Она осторожно подходит к двери, готовясь послать предупреждение в воздух и просто использовать магию, если они попытаются напасть на нее. Это Джош, вампир-новичок по принуждению Клауса. - Господи, Джош, - говорит она. - Сейчас середина ночи. - Где Клаус? Мне нужно с ним поговорить, - настойчиво говорит он. - Встань в очередь. Его здесь нет, я не знаю, где он. Джош прищелкивает языком. - Я пыталась дозвониться до него весь день, он не отвечает на звонки. - Ну, что ж сказать. У нас был тяжелый день. Ты пробовал посмотреть в "Руссо"? - спрашивает она, не совсем скрывая горечь в своем голосе. Если Клаус действительно в "Руссо", разговаривает по душам за выпивкой с Камиллой после того, что случилось, она серьезно взбесится. Но только внутри, потому что она никогда не доставит ему удовольствия от осознания того, что это беспокоит ее на личном уровне. - Да, его там не было, - Что ж, хорошо. - Можешь, пожалуйста, попросить его позвонить мне, когда увидишь его? Это важно. Марсель знает, что он лжет о том, где он живет. Оу. ОУ. - Хорошо, конечно. Я дам ему знать. - Спасибо. Джош даже не дожидается, пока она закроет дверь, прежде чем со свистом умчаться прочь. Это объясняет затравленный взгляд на его лице. Он, наверное, боится, что Марсель узнает о нем. И Клаус, вероятно, угрожал ему в случае, если он не сообщит ему ничего важного. Джош кажется хорошим парнем. Кэролайн чувствует к нему жалость. Она еще даже не вернулась на кухню, когда раздается еще один хлопок. - О, да твою мать, - ворчит она, поворачиваясь и распахивая дверь, готовая отчитать Джоша: - Меня сегодня чуть не поджарили, и я пытаюсь съесть чертов сэндвич, можешь дать мне пять минут, Джош? - но она останавливается. Ее слова замирают у нее во рту, все ее тело леденеет. Это не Джош. - Так, так, так. Привет. По-моему, нас еще не представили, - говорит посетитель с яркой, очаровательной улыбкой, широкой, как мир, на лице и опасным блеском в темных глазах. - Меня зовут Марсель.

***

Было довольно поздно, когда Клаус наконец возвращается домой. После того, как Элайджа ушел, он отвез тело Агнес на кладбище Лафайет. Не из вежливости по отношению к ведьмам, а как предупреждение. Попробуйте что-нибудь подобное еще раз, и вы закончите так же, как ваш последний оставшийся старейшина. Нет ничего лучше хорошего урока, чтобы научить непокорных ведьм приличным манерам. Он подумывал заехать в Квартал, чтобы его видели в отеле, но на сегодня с него хватит. Не каждый день Клаус испытывает такое чувство. Не столько физическое истощение, сколько усталость, которая проникает глубже, проникает в его кости и заставляет его жаждать нескольких часов сна. Не каждый день Клаусу хочется спать. Может быть, это что-то, что нужно, чтобы этот день поскорее закончился. Сон иногда дает это чувство завершенности. Ему также нужно поесть. Чем более растерянным он себя чувствует, тем сильнее становится голод. Элайджа не просто украл жертву убийства, он также украл его ужин. Поездка во Французский квартал также дала бы ему шанс быстро перекусить, но свежая еда может подождать. Он может обойтись пакетом крови - или тремя - этим вечером. Прежде всего, ему нужно увидеть Кэролайн. Просто чтобы увидеть своими глазами, что она в безопасности. Часть его все еще не совсем в своей тарелке. Он только что припарковал свою машину возле дома, прямо рядом с машиной Элайджи, когда зазвонил его телефон. Это Марсель. Клаус раздраженно фыркает. Что ему могло понадобиться в 2 часа ночи? - Марсель. У тебя случайно нет часов, приятель? - Я думал, ты уже встал. Мой друг только что видел тебя рядом с кладбищем ведьм. Чертовски блестяще. - Просто выражаю свое почтение. Могу я тебе чем-нибудь помочь? - Ты все еще не злишься из-за нашей размолвки прошлой ночью, не так ли? - Что было, то было. - Послушай... Я только что имел удовольствие познакомиться с твоим другом. - Действительно? - Да. Она милая. Мне было интересно, почему ты нас так и не представил. Боишься, что я украду твою девушку? Глаза Клауса сужаются до щелочек. - Я не уверен, что понимаю. - О, ты точно знаешь, о ком я говорю. Кэролайн. Клаус мгновенно переходит в режим боевой готовности, ища глазами любой признак того, что за ним наблюдают. Здесь нет ни движения, ни звуков, ни огней... - Ты встречался с Кэролайн? - спрашивает он, стараясь говорить как можно небрежнее. Он должен знать, как много знает Марсель. Может быть, он не встречался с ней, может быть, кто-то рассказал ему о ней. Джош. Когда Клаус приберет к рукам этого болтливого маленького - - На самом деле, это самая забавная вещь. Я заскочил к тебе раньше, чтобы посочувствовать за выпивкой, и там была она. Брови Клауса в замешательстве хмурятся. - Ты заходил в отель? - Нет, приятель. Я имею в виду другое место. То, о котором ты мне не рассказывал? Кстати, мне понравилось, что ты сделал с домом. Я помнил его иначе, чем в те дни, когда был там рабом. Клаус перестает слушать, поворачивается обратно к дому. Его сердце колотится в груди. Марсель был здесь, и он знает о Кэролайн. - В любом случае. Просто подумал, что было бы неплохо дать тебе знать. Знаешь, раз уж мы друзья, и тебе нечего скрывать, и все такое. Я поговорю с тобой позже. Как только Марсель заканчивает разговор, Клаус врывается в дверь. В доме почти темно, но он следует за голосом Элайджи на второй этаж. Он в комнате Кэролайн, разговаривает по телефону. - Я сказал, что Кэролайн ушла, Ребекка. Ее здесь нет. Где она? Узел болезненно скручивается в груди Клауса, страх расползается у него внутри. Не ночные бродяги, ведьмы или даже темные предметы Агнес; больше всего Клауса напугало то, что Марсель узнал о Кэролайн. О ребенке. Отчаяние, должно быть, отразилось на его лице, потому что, когда Элайджа поворачивается к нему, выражение его лица превращается в откровенную панику. - Что случилось? Клаус сжимает руки в кулаки по бокам, его челюсть сжата. - Марсель был здесь.