На лбу написано

Голос, рождавшийся в стенах, пропитывал их, как влага губку, и становился громче. Накатывал волнами и смывал остатки сна. К тому моменту, когда голос превращался в сирену, необходимо было полностью собраться и явиться на завтрак. Блейз распахнул глаза и уставился на зачарованный потолок. Солнце растеклось по нему и лениво капало на пол, как недожаренная яичница со сковороды. Часто поморгав, Блейз по привычке провел ладонью по лбу, забирая челку назад и закалывая тонкой зеленой плашкой. Драко ежедневно жаловался, что эти плашки похожи на девчачьи заколки. — Скажи спасибо, что не желтые, — парировал Блейз всякий раз и отмечал, что его собственное лицо смотрелось бы выгоднее, не будь этого уродства, но правила есть правила. Плашки, как и зализанные назад челки, отличали их от Безымянных и служили гарантией того, что по окончании обучения они получат диплом волшебника, а не право занять одну из пустых ячеек на верхних этажах. — Спасибо, — ехидно раскланивался Малфой, слушая традиционное утреннее приветствие: «Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями». — Крэбб, устрани солнечный потоп, — велел Блейз. — Сегодня твоя очередь. Скорее бы включили облачность, что ли, — он затянул галстук так туго, что чуть не задохнулся. — Или тучность, — хохотнул Малфой, подмигнув своему отражению. — У декана спрашивай, — буркнул не выспавшийся Нотт, — отец рассказывал, что за сотню баллов можно купить день-другой пасмурной погоды. Но их же еще заработать надо, баллы-то. Плоские ступени лестницы, ведущей к девичьим спальням, не позволили бы ни спуститься, ни подняться, потому что женские и мужские комнаты находились на одном уровне. Зачем здесь эта лестница, никто так и не понял за три года учебы — она казалась нарисованной, и потому бесполезной. Блейз с надеждой поглядел издалека на одинаковые двери с цифрами, высмотрел тройку, помешкал, но, не пожелав слышать ехидные замечания Малфоя, отправился наверх вместе со всеми. С девчонками встретились в общей гостиной. Блейз ускорил шаг, опережая Драко, Теодора и Грегори, притянул Панси к себе, уткнувшись носом в плечо. Он, положа руку на сердце, предпочел бы видеть ее с волосами, не прихваченными сверкающей заколочкой. Мать так трепетно относилась к его этическому воспитанию, что этим летом покоя не давала своими наставлениями. Блейз пил утренний чай, кивал в такт ее словам и кое-что даже запомнил. Например, что спят девочки все же с челкой, как и мальчики, и что показаться в таком виде перед молодым человеком — знак особой привязанности. Или вот объятия перед завтраком — намек на симпатию. «Наш мир полон условностей, Блейз, — миссис Забини покачивала ногой и мазала кремом безупречные руки, — их гораздо больше, чем ты можешь представить. Держу пари, стоит нарушить один из заветов Основателей, и все полетит к Моргане. К слову, надо заглянуть в справочники — поощряли ли Создатели заключение пари?..» «Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями», — чуть громче, чем утром, но так же монотонно бубнил голос, копирующий тембр одного из Создателей. Панси считала, что если с утра их будит Глава их факультета, значит, грядет удачный день. Сегодняшний день не сулил стать хорошим. Драко нарочито громко раскашлялся, когда Блейз с Панси неловко замерли рядом, словно не знали, как им вести себя дальше. Но долгая секунда прошла, и все вместе отправились на завтрак в Большой зал. Пол Большого зала, располосованный вдоль и поперек, служил ориентиром не только для новичков, но и для рассеянных старшекурсников. Блейз прошел точно по сине-зеленой границе, проигнорировал строй «красноплашечных», спешивших смести все, что было на их столе, и занял свое привычное место в секторе для третьекурсников — под номером С-3-6. Панси уселась справа от него, а Драко — на С-3-1. — Клянусь, если сегодня Уход за магическими существами будет вести этот остолоп, я объявлю голодовку, — расхрабрился Малфой, пододвигая к себе тарелку с кашей. — Тогда тебе придется умереть, потому что у Дамблдора других вариантов нет, эта должность даром никому не нужна. Мало того, что все волшебные существа являются Ненаносимыми, так еще и учету не поддаются. Министерство слишком занято переписью людей, чтобы следить за популяциями магических тварей, — Блейз гордился своим красноречием. Его слушали завороженно, внимательно, порой раскрыв рот. Панси так не умела, и это давало пусть малюсенькое, но преимущество в общении с ней. — Как славно, что Основатели были мужчинами, — она облегченно вздохнула и залпом допила свой тыквенный сок. Да, Создатели считали уход за магическими существами исключительно мужским занятием, серьезным, опасным, и потому девочки этот предмет никогда не изучали. Что уж говорить о квиддиче. Соревнование между факультетами получало всякий раз статус приоритетного. Игроки освобождались от уроков на неделю перед матчем и, в случае надобности, еще на неделю после. Основатели квиддич чтили пуще отца и матери, а потому завещали проводить игры ежегодно, в установленном порядке, который в Устав Хогвартса записал сам Глава факультета «красноплашечников». Девушек, опять же, оставляли на трибунах, потому как квиддич считался делом намного более опасным, чем уход за магическими существами. — Эй, Малфой! Малфой, оглох, что ли... Блейз нахмурился. Гарри Поттер с верным подпевалой Роном Уизли ржали и слали девчонкам воздушные поцелуи. Их девчонкам! Панси, Дафне, Астории. Гермиона Грейнджер визгливо рассмеялась, выставив огромные передние зубы, и что-то зашептала на ухо Поттеру. — Эй, Малфой, готов к завтрашней игре? Нанял отряд каскадеров и спасателей? Драко покраснел как редиска и схватился за палочку, но под строгим взглядом профессора Снейпа — сутулого, носатого, болезненно худого и едва стоявшего на ногах — сник и продолжил яростно крошить зелень на тарелке. Общественное мнение — то самое, которое обычно не спрашивают, — сделало из Поттера гения квиддича, и Блейз, стиснув зубы, вынуждено признавал его правоту. Летал он мастерски, играл за факультет уже третий год и мнил себя важной шишкой. Говорили даже, что Гарри Поттер был каким-то прапраправнуком основателя факультета. Родственником, в общем. Таким все можно. Однажды на первом курсе Поттер приперся на уроки без ярлыка. Челка забрана назад как надо, а ярлыка нету. Замерли все, включая Макгонагалл, а этот нагленыш ухмыльнулся якобы виновато и сказал, что больше не повторится. За такое, между прочим, директор на пиру перед началом учебного года обещал отчислять, а Поттеру только наказание назначили да баллов лишили. Вот такие дела творятся с этим родственничком Основателя. — За два года Драко ни разу не срывался с метлы, — спокойно возразила Панси, намекая на исход предыдущего матча. — В отличие от тебя, Поттер. Это был знатный удар под дых. Все, конечно, знали, но вслух говорили редко, чтобы не связываться. Блейз почувствовал укол — не то ревности, не то тревоги. Панси защищала Малфоя, и это могло выйти для нее боком. — Я не с тобой разговаривал, Паркинсон, — Поттер побелел. Явный признак, что вот-вот сорвется. — Жуй свой тост и не суйся куда не просят. — Заткни пасть, — прорычал Блейз, вставая из-за стола. Кожа на лбу, под ярлыком, пульсировала — предвестье грядущего наказания. — И что ты мне сделаешь? — Поттер развалился на скамье и облокотился на подпевалу Уизли. За то, что продемонстрировал ответ, Блейз схлопотал обеденную отработку. Вместо еды поднялся на шестой этаж и, вздохнув, принялся за самую нудную работу из всех возможных — полировке пустующих картинных рам. — Папа уверял меня, что, на самом деле, у всех этих пустых рам есть обладатели. И имена, — тихо добавила Панси, бесшумно подкравшись из бокового коридора. Блейз вздрогнул и подавил желание убрать плашку с челки, чтобы прикрыть позорную надпись на ярлыке: «Блейз Забини. Наказан». Вместо этого он отложил тряпку и спросил: — Почему ты не на уроках? Бинс будет рвать и метать. — Пускай, — Панси пожала плечами и уселась прямо на пол. — Люди, попавшие в пустые ячейки, вовсе не пропащие, нам все врут. — Что ты такое говоришь? — Блейз воровато оглянулся, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей. — Папа сказал, что пустые рамы, наоборот, занимают самые знаменитые, самые выдающиеся колдуны, ну вот типа Дамблдора. — Откуда твоему отцу знать? — он опустился рядом и сжал ее узкую ладонь. — Ну… он работает, — расплывчато объяснила Панси, — у одного мастера, который проник в тайны жизни и смерти глубже, чем любой из Основателей. Нам врут, чтобы не тянулась очередь из охотников занять пустую ячейку. — Почему же тогда мы их не видим? — А у них нет ярлыков. — Уже нет, — мягко поправил Блейз, переплетая их пальцы. — По замыслу Основателей, как только волшебник занимает ячейку, ярлык ему больше не нужен, потому что его место отныне определено навечно. — Ты не понимаешь, Блейз, — горячо зашептала Панси, склонившись ближе к его лицу, — быть Ненаносимым — это не плохо, ведь за ними нельзя проследить, у них нет закрепленного места за столом, да и вообще… — Их как будто не существует, да? Человек без места, скажешь тоже… Брось, даже Основатели носили на лбах ярлыки. — Желание прижаться к теплому рту боролось в нем с необходимостью ее образумить. — Ага, — ехидно протянула Панси, — и именно по этой причине никто не знает их настоящих имен. — Ну, современники наверняка знали. — Скучный ты. — Ты больно веселая, — огрызнулся Блейз и тут же почувствовал, как Панси обняла его, обвила руками плечо и шею. — Не обижайся, Забини, лучше покажи мне челку. Он стремительно обернулся и свободной рукой схватил ее за запястье. Сердце судорожно трепыхалось в районе кадыка. — Я же что-нибудь потребую взамен. Панси дурашливо наморщила нос и зажмурилась, выдохнув: — Целуй давай. — Возвышаемся над классо-о-м, — пропел профессор Бинс, а сам пригвоздил Блейза взглядом к стулу. Чтобы встать, потребовалось немалое усилие. Привидения относились бы к категории Безымянных, не будь у них при жизни ярлыков. Сотрудники Классификационного Отдела в свое время голову сломали, но выход все же нашли: причислили их к особой группе Привилегированных Ненаносимых — и все дела. Поэтому Бинс, занимавший к тому же преподавательский пост, раздувался от гордости и вид имел высокомерно-неприступный. — Расскажите же нам, молодой человек, о временах Основателей. На прошлом занятии мы подробно изучили данную тему, но вас я в классе не видел, — мстительно заметил Бинс. — Был наказан, — коротко бросил Блейз и прокашлялся: — Четверо Основателей, также известные как Главы факультетов, заложили этот замок и окружили прилегающие территории защитными заклинаниями, позволяющими контролировать передвижения любого из нас — и, таким образом, ограждать от опасности. Исключение составляют категории Безымянных и Ненаносимых — им, в силу разных причин, не требуется дополнительная защита. На протяжении десятилетий студенты Хогвартва следуют заветам Основателей, просыпаясь с их приветствием и по их команде начиная готовиться ко сну. — Что же это за причины, мистер Забини? Будьте точнее. — Безымянные считаются недостойными покровительства, а Ненаносимые неуязвимы. Панси подняла руку. — Да, мисс Паркинсон? — Бинс, девочкам симпатизировавший гораздо больше, чем мальчикам, оживился. — Существует версия, что ярлыки позволяют не только защищать нас, но и ограничивать. Бинс выпучил глаза, схватился за горло, но потом вспомнил, что задыхаться не может, и уже спокойнее осведомился: — Что вы подразумеваете под словом «ограничивать», милая? Поттер, рисуясь, взвизгнул: — Да как ты смеешь, глупая девчонка, сомневаться в благородстве Создателей?! — Минус пять очков, мистер Поттер, — Бинс был так ошарашен вопросом Панси, что даже не обратил на Поттера внимания, чем крайне его разочаровал. — Мы не можем выходить за границы Хогвартса, обозначенные Создателями, не можем передвигаться по замку незамеченными, деканы знают даже о каждом нашем походе в туалет, — она дерзко тряхнула волосами, — а отправляясь домой, мы сдаем ярлыки директору… — И остаетесь без защиты! — торжествующе закончил за нее Бинс. — Вот! Вот о чем мы с вами говорим. — Но тогда какой в них смысл, если за два месяца с нами может произойти все что угодно? — С кем-нибудь из вас произошло нечто ужасное, непоправимое за лето? — грозно спросил профессор, обводя студентов орлиным взглядом. Все молчали и качали головами. — Полагаю, вопрос снят. — Летом вообще ничего не происходит, потому что наступает Хогвартская ночь, — парировал Блейз. И нарвался. — Расскажите о ней! — Бинс явно вознамерился завалить смутьянов. Не мытьем, так катаньем. — Хогвартская ночь начинается сразу после годовых экзаменов и длится примерно два месяца. Считается, что Основатели в это время испытывают нашу выдержку: они не общаются со студентами и преподавателями, давая шанс заниматься самовоспитанием и тренировать силу воли. Ночью, как уже заметила Панси, мы беззащитны, в темноте сложно быть готовым к нападению, а свет Люмоса способен дать лишь смутные представления и том, что происходит вокруг. Бинс хмыкнул и не нашел к чему придраться. — Что ж, два балла выпросили, Забини, так и быть. — Два балла попрошайкам, — выкрикнул Поттер, раскачиваясь на стуле и швыряясь жеваной бумагой. Блейз стиснул зубы и напомнил себе, что до каникул осталась всего неделя. Попрошайками их презрительно называли «красные плашки». Малфой в долгу не оставался и иначе как «тупым зверьем» Поттера вместе со всей его компанией не величал. Поттер плевал на Драко с высокой колокольни. Бинсу, судя по всему, красный факультет импонировал. Да что там, даже «желторотым» было ясно, кто тут ходит в любимчиках. Последняя неделя, утопившая студентов в экзаменах, подходила к концу. От вида учебников подташнивало не только Блейза — если бы каждый с факультета поблевал не фигурально, а буквально, велики были шансы заиметь в общей гостиной собственное озеро. Вечером четверга третьекурсники зубрили даты. Зловонное озеро, казалось, материализовалось и мрачно манило утопиться в нем. В пятницу им предстояло сдавать Защиту от Темных сил и ненавистную Историю Хогвартса, которую вел противный Бинс. Панси беззвучно шевелила губами, Блейз, закинув ноги на спинку дивана, повторял про себя параграф об основании Хогвартса и скудные сведения о Создателях. — Слушай, а известно о Главах еще что-нибудь, кроме того, что все они были ровесниками и блестящими магами? — Ты у меня спрашиваешь? — подняла брови Панси. Она выше «удовлетворительно» никогда у Бинса не получала, да и стремления такого не имела. — Ну, прозвища там… еще то, что трое из них не были женаты, — Панси кокетливо заморгала и порозовела. Блейз сдержанно ухмыльнулся в ответ на сдавленный смешок. Только девчонкам интересны все эти мелочи из личной жизни. — Странно, да? Они создали этот замок, стали покровителями сотен студентов, но оставили так мало сведений о себе… — Ну наконец-то. — Панси забралась на диван с ногами и скептически изогнула бровь. — Наконец-то и до тебя, мой упрямый друг, дошло. Дело-то нечисто. Блейз отложил книгу и почесал подбородок. — Объяснишь? — Охотно, если готов слушать, а то в последнее время ты совсем плох, — она пощекотала его пером, заставив расчихаться. — Я с Рождества тебе твержу, что Основатели не те, за кого себя выдают. — Тс-с-с, — Блейз шикнул и приложил палец к губам. Панси понизила голос. — И отец, и его друзья, и бабушка с дедушкой, все в один голос твердят, что Создатели были такими же школьниками, как и мы. Ну хорошо, намного талантливее, чем мы. Выжившая из ума тетушка Арея вспоминала, что раньше территорию Хогвартса не ограничивал купол защитных заклятий, и ученикам позволяли выбираться за ворота. А знаменитые Семь дорог? Бинс сказал, что они просто обрываются, но мы же пробовали, помнишь? — То-то и оно, что тетке лечиться надо. От мамы я ничего такого не слышал. — Твоя мама моложе. Намного моложе, может всего и не знать. Мы же пробрались по одной из Дорог, забыл? Не обрывается она, просто не пускает дальше запретной линии. А тетушка Арея называла то, что за линией, каким-то Хогзидом… или Хогсмором… ой, да неважно. — Похоже на детские сказки, — фыркнул Блейз. — Зачем Создателям лгать? — Создателям, которые даже имен настоящих после себя не оставили! — гусыней зашипела Панси. — А может, они вовсе и не герои? Может, наоборот? — Давай запишем Основателей в опасные преступники — и дело с концом, — он шутливо чмокнул ее в нос, но лишь сильнее разозлил. — Слушай, Панси, тебе повсюду мерещится обман, так нельзя. Ты скоро Лунное Дерево начнешь подозревать в государственной измене. — И начну! — упрямо шмыгнула носом Панси. — Нечего «синим» считать его своей собственностью. — Снова здорово. — Игнорируя громкий кашель Малфоя, Блейз наклонился и поцеловал ее. — Иногда Лунное Дерево всего лишь дерево, и бесполезно искать в его корнях скрытый смысл. Панси уткнулась ему в плечо. Экзамен по Истории Хогвартса обернулся настоящей катастрофой. Мало того что Бинс придирался по поводу и без повода, так еще и билет Блейзу достался самый сложный. «Расскажите о символах факультетов, их происхождении и толковании»! Да легче рассказать о том, как он пробовал мастурбировать в душе. Позора в любом случае не оберешься. Так или иначе, вопрос требовал не только знаний по геральдике, но и тщательного анализа материала с использованием тех мизерных сведений об Основателях, которые удалось почерпнуть из школьной библиотеки. Из кабинета Блейз выскочил взмокший и злой как тысяча пикси. Бинс, сука такая, собрал экзаменационные листы как раз в тот момент, когда он дописывал абзац про животное ненавистного факультета «красных плашек». Блейз от отчаяния мысленно согласился с Драко насчет «тупого зверья». — Не расстраивайся, — увещевала Панси, когда они спускались на обед, — ты ведь всего лишь не успел написать про рога. Я вон вообще про этого хомяка ничего не написала бы. — Не про хомяка, а про… — Блейз оскорбился так же сильно, как если бы сам был «желторотиком». — Да знаю-знаю, — закатила она глаза, — не нуди. Экзамен был, экзамен прошел, проводим его с почестями. Ты про Защиту не забыл? О, о чем это я, конечно, не забыл. — Я не пойду на обед. — Блейз остановился посреди коридора. — Да брось, если ты решил уморить себя голодом в знак протеста, у тебя ничего не выйдет. У Бинса нет совести. Он покачал головой. — Я же хотел уточнить у профессора Люпина кое-что о гриндилоу. Совсем забыл. Экзамен сразу после обеда, так что сейчас или никогда. Панси обреченно вздохнула, сняла с плеча сумку и протянула ему: — Тогда неси, рыцарь. Дверь кабинета профессора Люпина была приоткрыта. Панси занесла руку, чтобы постучать, но тут Блейз, заигрывая, дернул ее за волосы и, стоило обернуться, обнял. — Ставлю на то, что в этом году вновь победят студенты Джеймса, — послышался незнакомый голос из-за двери. Профессор Люпин принимал гостей. Панси замерла, Блейз вытянулся в струну и навострил уши. — Мои, так и быть, займут второе, — продолжал голос, — а твоим достанется третье. — Почему не наоборот? — покорно спросил профессор и налил гостю чаю или чего покрепче — послышалось журчание. — Радуйся, что у нас есть Питер, который плетется в арьергарде, иначе не миновать тебе последнего места, Лунатик. Панси вздрогнула и закусила костяшки пальцев, чтобы не заорать. Блейз прижимал ухо к двери так крепко, будто хотел просочиться сквозь дерево. — Что правда, то правда, — вздохнул, усмехаясь, Люпин и со стуком поставил на стол чашку. — Только ему не говори. — Если я его разыщу, у меня найдется пара ласковых помимо трепа о квиддиче, — отнюдь недружелюбно прорычал гость профессора. — Мне пора. — Стулья заскрипели, в камине вспыхнул огонь. — Увидимся. — Увидимся, Бродяга, — спокойно, с ноткой горечи произнес Люпин и замолчал. Тот, кого он назвал Бродягой, со свистом исчез в каминной трубе. Блейз чувствовал, что ноги примерзли к полу. Он почти ослеп, не в силах двинуться с места, оглушенный и растерянный. — Что все это значит?! — Панси кричала откуда-то издалека, из общей гостиной или из библиотеки. Он с трудом заставил себя отмереть. — Кто этот человек? Почему вы называете друг друга именами Создателей? Кто такой Джеймс? Панси сыпала и сыпала вопросами, как снегом с зачарованного потолка спальни в рождественскую ночь, а Блейз все еще сжимал в руке ремни двух сумок и с ужасом смотрел на Люпина. — Основатели жили задолго до вас, — хрипло начал Блейз, внимательно читая на лбу профессора его имя и фамилию. — И они были выдающимися волшебниками своего времени, настоящими героями. А вы… вы ведь… Люпин отвернулся от стола, на котором возвышался громоздкий, нелепый макет старинного замка, и выжидающе уставился на них. — Создатели не были героями, разве не понятно? — отрезала Панси и в сотый, наверное, раз за последние полгода повторила: — Они не те, за кого себя выдают. — Вы правы, мисс, мы совсем не герои, — профессор выглядел уставшим, осунувшимся, словно старик, притворявшийся молодым. — А совсем даже наоборот. — Вы? Вы Создатели? Чушь, — Блейз швырнул сумки на парту и сунул руки в карманы. — Чушь и блажь. Ха, да любой может назваться ими и играть в Основателей! Докажите, — в горле пересохло, — докажите. — По правде говоря, поступая на работу в Хогвартс, я был готов к тому, что меня раскроют. Сложно быть учителем в школе, к созданию которой сам приложил руку. Отчасти потому, что знаешь, сколько неиспользованных возможностей скрыто от студентов и преподавателей. — Если вы — Лунатик, то как зовут остальных? — Панси присела на стол и сжала виски ладонями. — Муть какая-то. Создатели давно умерли. Ну скажите, что вы пошутили, — почти жалобно взмолилась она. — Умер лишь один из нас, — сглотнув, сказал Люпин. Слова давались ему с трудом. — Джеймс. Сохатый. Глава одноименного факультета. Как вы их называете? «Красноплашечники»? — «Тупое зверье», — процедила Панси, нисколько не смущаясь. — Не зря на их гербе олень изображен. Олени они есть олени. Профессор лишь кивнул. — Ваши символы — собака, зеленые плашки-заколки и прилипчивое звание «попрошаек», хотя Сириус скорее удавился бы, чем пошел по миру с протянутой рукой. Бродяга не просит, он требует. Вы, его студенты, очень на него похожи, — Люпин мечтательно посмотрел в камин, где догорали последние угли. — Это он был у вас в гостях? — Он. Сириус Блэк. — Блэк? Тот Ненаносимый, который прошлым летом сбежал из-под надзора и обманом добыл себе ярлык? — Нынче он снова без ярлыка, — поправил Люпин. — Такая уж у вашего Создателя непостоянная натура. — Получается, ваш цвет синий, а у «желторотых» с их крысой… «С крысой, Панси, а не с хомяком», — мысленно отметил Блейз. — Их Главу зовут Питер Петтигрю, и он покинул Хогвартс совсем недавно. Пару минут все трое молчали. Люпин крутил в пальцах палочку и с любопытством ждал, когда парочка переварит услышанное. — Вы говорили о неиспользованных возможностях, профессор, — напомнила Панси, нарушив тишину. — Что вы имели в виду? — О, уйму всего. Например, комнату на восьмом этаже — прямо напротив гобелена с троллями в балетных пачках, — куда вы никогда не сможете попасть. Или гостеприимную деревеньку Хогсмид, куда вам нет дороги… — Хогсмид! — вскрикнула Панси. — Не Хогсмор! Тетушка Арея упоминала именно Хогсмид. — О да, колдуны постарше эту деревушку обожают. — Что за комната на восьмом этаже, сэр? — вкрадчиво перебил Блейз. Голова кружилась, пальцы немели, происходящее стремительно превращалось в смесь абсурда и вранья. — Там живут волшебники, по каким-либо причинам не попавшие в Хогвартс. Неродившиеся колдуны, дети магглов, которым родители не позволили променять стабильное будущее на призрачные магические забавы. Сквибы, разбросанные по стране, могут найти здесь приют. Хагрид часто там бывает. Да-да, обладателей сломанных палочек комната тоже с радостью принимает. — Люпин пожевал язык. — Не подумайте, что мы вас намеренно обманывали… — Читаете мои мысли. — Именно это и приходит на ум, — почти хором сказали Панси и Блейз. — Я уже сказал, что был готов к разоблачению с первого дня пребывания в должности. И теперь, когда это произошло, мне придется покинуть замок. — Люпин призвал из-за рваных занавесок видавший виды чемодан. — Но почему, профессор? — Разве вы не собираетесь рассказать о том, что узнали сегодня, всем и каждому? — Панси и Блейз потупились. — Ответ очевиден, а потому мне нельзя мешкать ни минуты. Насколько я знаю, мистер Забини не поверил вам, мисс Паркинсон, пока не услышал правду из первых уст. Я уеду и тем самым обреку Легенду о Создателях навсегда остаться лишь легендой. А ваше знание, полученное от меня, пусть будет наградой за пытливый ум и настойчивость. — Ваши имена мы запомнили! — вспыхнула Панси. — Звучит угрожающе, — добродушно замахал руками Люпин. — Вы можете знать лишь то, что написано и нарисовано вот здесь, — он помахал потрепанным пергаментом, по виду ничем не отличавшимся от Устава Хогвартса или Правил Библиотеки. — Наших настоящих имен там нет, только прозвища. — А что будет, если снять ярлык? — Блейз пощупал лоб и провел ладонью по зализанной челке. — Вы просто перестанете быть видны нам, Создателям. Не обижайтесь, но это не станет большой потерей. Ведь вы сами никуда не денетесь. Профессор бросал в раскрытый чемодан учебники вперемешку с мантиями. Засунул в обширное нутро стопку пластинок для патефона и попытался уместить огромный макет старинного замка, что стоял на столе. — Зачем вы возите эту громадину с собой, сэр? — Блейз нахмурился и постарался унять дрожь в коленях. — Чтобы не забывать, что Создатель я только на пергаменте, а на деле, — Люпин ткнул пальцем в крохотную копию Лунного Дерева, что росло на территории Хогвартса, — по праву мне принадлежит только это деревце. «Гремучая Ива», — прочитал Блейз надпись на макете, но лезть с расспросами не стал. — Не лезет, — расстроился профессор, оставил бесплодные попытки запихать макет в один из отделов и взялся за палочку. Патефон ожил, иголка опустилась на пластинку, из трубы донесся густой бас, знакомый каждому студенту: «Пред лицами своих братьев и сестер даю обещание совершать лишь поступки, одобренные Основателями». Люпин поморщился. — Мне всегда больше нравился черновой вариант, — он азартно склонился над патефоном и переставил иглу. Послышался треск, и молодой, почти мальчишечий голос, ни разу не приветствовавший их утром, заявил: «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость!» Панси глотала слезы и скребла по коже ногтями. Содрав со лба ярлык с именем, она швырнула его в мусорку и пнула ее в дальний угол. — Вот вам… получайте… господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост! — слова сбивчиво рвались из нее обрывками, кулаки сжались, Блейз приготовился оттаскивать Панси от профессора, а Люпин безмятежно заметил: — Что ж, принимать экзамен по Защите теперь некому, думаю, нет смысла тянуть с отбоем, — он занес палочку и уже коснулся кончиком потрепанного пергамента, когда Панси, высморкавшись, прошмыгала: — А вы можете? Можете ускорить течение времени? — Ну, Создатель я или нет?.. Люпин сделал взмах и, умерщвляя огоньки свечей, произнес: — Шалость удалась. Декабрь 2013