У тебя еще есть время

      Холод обжигает кожу, покалыванием разносится по артериям. Развороченную дорогу с извивающимися следами протекторов укрывает снег, чуть сверкающий в мигающем свете фонаря и фар проезжающих мимо редких машин. Совсем рядом, на отшибе, в теплящемся огнями баре, куда и стягиваются автомобилисты, раздаются приглушённые голоса, звуки пьяного веселья. Роуг закусывает нижнюю губу и сильнее запахивается в тёмно-зелёный плащик — тот самый, который был на ней в день, когда она думала, что потеряла всё, но на деле обрела гораздо больше. Ладонь, в которой покоится устройство для перемещения во времени, сжимается, стискивая холодный металл корпуса. Даже рама велосипеда, оставленного в другой эпохе, при соприкосновении так не морозила нежную, не привыкшую к канадским стужам кожу выросшей на юге Роуг.       Забавно: у отца — мотоцикл, у неё — велосипед, хотя она никогда бы не сказала, что любит скорость и азарт. Приключения — да, но вот остальное… Как же много Роуг о себе, оказывается, не знала, и как же много качеств всё-таки роднили её с названным отцом, с которым она повстречалась лишь спустя несколько лет, но детского задора к тому времени не потеряла. Она всё такая же неисправимая девчонка — что внутри, что снаружи. Вечная школьница, вдруг узнавшая, что её отец умер, спустя год после смерти любимого человека.       Сейчас появится Лора, и они пойдут искать Логана. Всё получится, обязательно получится, обязательно-обязательно-обязательно…       Раздаётся щелчок, рядом мигает вспышка серебряного света — это девочка по-кошачьи приземляется на землю и перекатывается, после чего встаёт в полный рост. Роуг оборачивается, выдавливает улыбку — на этот раз вполне себе искреннюю, не то её кривое, жалкое подобие, на которое она оказалась способна несколько часов назад.       — Всё хорошо, сестрёнка?       Лора кивает, хотя они обе понимают: всё не в порядке. Пока они не найдут папу, не убедятся, что он жив и здоров, что никакая дрянь не гложет его изнутри ни физически, ни морально, — не в порядке.       Вдали уже виднеются огни знакомого до покалывания на кончиках пальцах бара, и в горле что-то сжимается, дерёт до кашля, до тихого хрипа, до побеления костяшек. Там они встретились в первый раз. Там их жизни навсегда изменились, как бы банально это ни звучало.       «Ну, и что ты ему скажешь, а? Привет, пап, помнишь меня? Конечно, нет, ведь мне стёрли память, а ты вообще из другого времени. А ещё т-ты… ум… Ох, Боже, какой бред».

Daughter to father

Daughter to father

I am broken, but I am hoping

***

      Несколько часов назад       Канада, 2029 год       «Эдем» светится — и интерьер, и экстерьер буквально сверкают чистотой. Впрочем, как и всегда. У Роуг с первого дня пребывания здесь развивается маниакальное желание убирать каждую соринку, каждую песчинку — ровно так, как это делал Профессор. И плевать, что нет уже ни Института, ни самого Ксавьера — никого, а дети в ответ на её причуды лишь недоумённо глазами хлопают. Требования выполняют, однако потом, хотя и наверняка смотрят на неё как на сумасшедшую, вспоминают, что Роуг пришлось пережить, и покорно берутся за любую просьбу, только бы заставить юную наставницу на миг улыбнуться.       Сейчас Роуг сидит на подоконнике, прислонившись спиной к стене. Окно полуоткрыто, тёплый лучик скользит по щеке, пока Роуг до рези в глазах, до жжения вглядывается в дикую канадскую даль. Ждёт. Кого, чего — она и сама не знает, просто исполняет ритуал, как запрограммированный робот, каждый день мысленно устремляется вдогонку за шальной мелькающей идеей: «Вдруг появятся новости, хоть какие-то». Но приходят лишь слёзы, выступающие от непомерной нагрузки и яркого, слепящего света. Уж лучше бы шёл, лил, бил по стеклу дождь — всё легче, чем солнце. Совершенно тупое, безжизненное солнце, которое, как Роуг кажется, давным-давно уже её бледную нежную кожу не греет. Впрочем, на самом деле — никогда не грело, а она поняла это только теперь. Вернее, год назад, когда её жизнь свелась к точке невозврата, когда произошёл тот самый перелом, о котором никто не решается заговорить даже сейчас.

I wait for the postman

To bring me a letter

And I wait for the good Lord

To make me feel better

      Трагедия в Вестчестере.       Окончательное исчезновение Института — от него остались лишь жалкие обломки.       Смерть Людей Икс.       Да, подобное случалось и вроде бы не единожды: и особняк по камням разносили, и членов семьи-команды убивали, только все неизменно возвращались. Даже оттуда, куда путь Профессору был закрыт. И Институт восстанавливали буквально по кирпичикам — так, словно и не было ничего.       Но не в этот предательский раз.       Роуг тогда выехала в город: Реми попросил вкусностей для малышни прикупить в том кафе, куда они в последний раз заскочили с группой после очередной экскурсии. Улыбнулся обворожительно и, по-кошачьи изогнувшись в поклоне, протянул Роуг игральную карту — неизменную даму червей, которую она тотчас же подхватила тонкими пальцами и спрятала в карман. А потом Реми нежно поцеловал тыльную сторону её ладони, коснувшись горячими губами теперь уже не скрытой под перчаткой кожи. По ней волной пробежали мурашки — Роуг зажмурилась: ей всё ещё казалось, что возможность до кого-то дотрагиваться без угрозы убить — это не более чем блажь длиной в несколько лет и вскоре всё закончится. Но заканчиваться и не грозило.       Они давным-давно справились с её «маленькой проблемой». Вместе.       — Чтобы поскорее вернулась, cheri, и принесла Гамбиту круассанов с кофе, — парень подмигнул, с явным трудом отрываясь от руки Роуг, и напоследок легко провёл ладонью по её открытому плечу. По туловищу разлился приятный жар, отозвавшийся тёплой вибрацией в грудной клетке.       — Соскучился по сладкому? — девушка не удержалась от «шпильки» и шутливо пихнула мужа в бок. Он был очаровательно невозможен. Но за это она его и любила. Любила и будет любить.       — Капельку, — он солнечно улыбнулся, будто озаряя Роуг напоследок теплом любвеобильной Франции, и своими чарующе-гранатовыми глазами посмотрел на неё так… Так, что не поцеловать его приравнивалось к преступлению.       Выезжая за ворота школы на ультрамодном автомобиле последней модели, водить который её научил Логан, Роуг ещё не знала, что видит Институт в последний раз. По крайней мере, в том первозданном виде, в каком он представал перед ней все эти годы. И с этой командой.       Когда случилась трагедия, Роуг забирала ароматно пахнущие корицей булочки из рук мило улыбающейся официантки. Картинка на кристаллическом экране, висевшем на ближайшей стене, внезапно пошла помехами, привлекая внимание посетителей, а голос… Равнодушно-металлический, роботизированный голос диктора заставил девушку рассыпать сладости по тщательно вымытому полу и покачнуться от хлёсткой боли в виске.       «Трагедия в Вестчестере. Ранено около шестисот человек, убито семь мутантов, в том числе…»       Роуг уже не услышала «в том числе». Она в принципе не запомнила почти ничего из того, что творилось дальше, — разве что бешеный скрип колёс и визжащие сигналы машин вокруг, пока она со всей дури гнала вперёд, не разбирая ни сигналов светофора, ни дороги. Разве что школу — милый, любимый и родной Особняк Икс, всегда пахнущий цветами, книгами, одеколоном Профессора и совсем немного сигарами Логана, — отчего-то лежащую в руинах в оцеплении военных и источавшую лишь гниль и гарь. От ленты оцепления Роуг оттаскивали сразу несколько солдат, пока она вырывалась, хрипела, била кулаками и кричала в пустоту, а в голове с пульсацией взрывались маленькие атомные бомбы.       «Папа! Реми! Профессор! Джин!»       «Папа! Реми! Профессор! Джин!»       Папа. Роуг раньше никогда не называла так Логана вслух, — он запретил, — но считала себя его названной дочерью с первой встречи. Что ж… Теперь этого он уже никогда не услышит.       Она не видела ни одного тела, но обострённые чувства, доставшиеся ей от Логана, проснулись. Видать, от испытанного шока. И вынести весь этот спектр боли, смерти и крови, нанёсший удар по её рецепторам, Роуг просто не смогла. В голове что-то щёлкнуло, перерубило.       Вырвавшись из рук удерживавших её военных и впав в прострацию, точно наблюдая за собой со стороны, — будь она в чуть более трезвом состоянии рассудка, вздрогнула бы, увидев свои почти остекленевшие глаза, — Роуг лёгким движением руки стёрла всем воспоминания о своём возвращении. Всё так же неестественно выпрямившись, не осознавая, что делает, она села в машину и дала по газам. То ли инстинкты Логана напомнили о себе, то ли просто здравый смысл на время выключил реакции тела.       Её будут искать. Её будут опрашивать как члена Людей Икс. Самое лучшее, что она может сейчас сделать, — затаиться. Спрятаться. И во всём разобраться. Как бы паршиво на душе ни было. Этого бы хотел Логан, да? И Реми? И остальные? Чтобы она не сдалась?       Натянутая тонкая нить рассудка порвалась спустя два часа, когда Роуг под аккомпанемент визга шин остановила автомобиль у обочины трассы и из её глаз неконтролируемым потоком полились слёзы, а небо пронзили крик и переплетения вырвавшихся на свободу сил.       Тела Логана и Чарльза нигде не обнаружили. Роуг всё надеялась, что они спаслись, — неважно, что стряслось в Институте. Они должны были спастись. Не могли иначе. Как и Джин. Господи, она же Феникс, её невозможно убить, так же, как и Логана, она должна-должна-должна… Только вот… Почему они молчали? Почему молчал Логан? Не знал, что Роуг жива? Она же уехала из Особняка Икс, никому об этом не сказав, кроме Реми: хотела сделать сюрприз, вернувшись со сладостями и кофе…       Сюрприз же в итоге сделали ей. Кровавый.       Почему не выходил на связь Логан? Не знал, что она жива? Или он.?       А потом… Потом новостные сводки облетело следующее: «Мозг Чарльза Ксавьера, известного как Профессор Икс, объявлен оружием массового поражения». И Роуг сделала то, от чего отреклась ещё в пятнадцать лет, когда впервые встретила Логана, — побежала. Побежала и принялась искать всех возможных выживших, чтобы им помочь. Однако их не было. В Институте — уж точно.       Когда Роуг пришла идея воссоздать его, она и сама не поняла: просто, потерявшись на мгновение между болью и воспоминаниями, она отдала парочке детей-мутантов — части своего импровизированного лагеря спасения — сохранившиеся фотографии и попросила, нет, почти стала умолять их с помощью способностей построить точно такое же здание. Управились они за день. Только потом удивились, почему Роуг — их храбрая наставница Роуг — под вечер упала на колени, пачкая платье пылью пожухлой листвы, лишь увидев знакомый до боли особняк, разве что с другой надписью — «Эдем».       И жить стало легче. Но это иллюзия, конечно, всего лишь иллюзия. Тем, кто столкнулся со смертью, легче не бывает. Ни черта время не лечит — правы были сто раз и Логан, и Джин, и Профессор, и даже Эрик.       Роуг поправляет клетчатую рубашку, кривовато свисающую с плеч. Да, велика, но зато это последнее, что напоминает ей о Логане. Девушка комкает фланелевую ткань: она ещё хранит (или Роуг чудится и она с ума сошла?) запах сигар, виски, хвои, леса — запах дома, надёжности, семьи. Раньше девушка думала — Логан с ней навечно. Как оказалось, навечно не бывает ничего.

And I wear all your old clothes

Your polo sweater

      Но всё-таки, быть может, очень-очень быть может, он почувствует? Услышал же он её прозвучавшее сквозь годы и вариации времени «Привет, Логан», так почему молчит сейчас? Церебро у них нет, впитанные за период экспериментов из другой жизни силы Роуг использует каждый чёртов раз, посылая сигналы то в небо, то в сознания мутантов, но толк всегда один — ноль. В сознании невысказанным теплом повисают слова Логана:       — Я позабочусь о тебе.       — Обещаешь?       — Обещаю.       В горле застывает отчаянный хрип. Роуг порывисто подносит ладонь ко рту, заглушая рвущиеся наружу слёзы.       «Почему ты уехал, почему? Почему ты бросил нас? Почему ты… ты… бросил меня?»

Why'd you have to go?

Why'd you have to go?

Why'd you have to go?

      Нет, она должна быть сильной. Никаких слёз, хватит. Не время и не место. Логан сказал бы, что нытьё — бесполезная трата ресурсов. Хотя ей, наверное, всё бы простил. Забавно — когда-то череда событий началась именно с них: с голодающей девочки-изгоя, сбежавшей из дома, и мужчины, которого люди считали зверем, а он оказался единственным, способным подарить Роуг настоящую защиту и заботу. А заканчивается теперь всё на ней одной. Она давно уже контролирует свои способности, может одним лишь прикосновением избавить от кошмаров и дурных мыслей любого гостя «Эдема», да вот только ни себе, ни Логану помочь не в силах.

I'm trying and hoping, for the day

And my touch is enough

To take the pain away

      Иногда Роуг кажется, — и она почти-почти в это верит — что ничего и вовсе не было. Не было целого года, полного боли и страданий, не было грызущего горло чувства, что всё-всё-всё, просто абсолютно всё, чёрт возьми, что ты получил за последние несколько лет, разрушилось за какой-то день. Что стабильность, уют, семья, дом — гармония её прежней жизни разлетелась за секунду, погребённая под обломками. Нет-не-нет, это же сон, правда? Обычный кошмар, один из тех, которые, к счастью, недолгое время приходили к Роуг после инцидента — ведь так проще называть произошедшее у Статуи Свободы в минувшем будущем. Вернее, для неё уже в прошлом. Она никогда не видела своих близких здесь, наяву, и хотела бы верить, что всё случившееся с ней — такой же дурной сон.

Some days I feel broke inside but I won't admit

Sometimes I just wanna hide 'cause it's you I miss

And it's so hard to say goodbye

When it comes to these rules

      Да, точно, так и есть. Ветер легко колышет штору на окне, звенит. Всё как всегда.       Вот сейчас Логан войдёт. Постучит тяжёлыми ботинками по полу, поправит бессменную кожанку на плечах, спросит, усмехнувшись: «Скучала по мне, девочка?» А она поднимет голову, встретит его искрящийся взгляд, увидит немного кривую, но искреннюю улыбку, которую мужчина мог себе позволить лишь здесь, в кругу семьи. И ответит, повиснув у него на шее: «Да не очень-то». А потом к ним спустится Джин, поцелует Логана в губы и доверительно переплетёт их пальцы. И всё будет хорошо.       Только вот дверь со скрипом распахивается, а на пороге застывает мальчишка лет двенадцати. Он растерянно шарит глазами по комнате и наконец останавливается на Роуг.       — Миссис Лебо, можно Вас?       А внутри неё что-то с очередной волной грохота ломается. Наверное, тот самый адамантовый скелет, который она чувствовала, когда «одалживала» силу Логана.       Роуг до сих пор носит обручальное кольцо, пусть Реми целый год уже нет в живых. А ей плевать, она верить в это не хочет и всё цепляется за надежду, что, пока крутит на пальце сверкающий золотом символ их любви, шанс ещё есть. Будто Реми чувствует каждое её прикосновение. Каждый оборот — словно отблеск его улыбки, обещавшей украсть для неё целый мир. Каждый оборот — словно взрывное сияние родных гранатовых глаз.       «Боже, как мне тебя не хватает. Как мне всех вас не хватает».       — Что такое, Джек?       По лицу Роуг скользит вспышка режущего света — это мальчишка настежь распахивает дверь, ведущую из коридора в кабинет. Девушка неосознанно прикрывает ладонью глаза. И видит.       Внутрь поспешно входят двое. Странный мужчина в красном, слегка потрёпанном — и, надо сказать, весь дурацком — супергеройском костюме сжимает в руке ладонь настороженно склонившей голову девочки. Роуг не понимает почему, но отчего-то буквально вгрызается в неё взглядом — в её тёмные волосы, красивые, немного островатые черты лица.       Так напоминающие звериные.       И прищур, этот диковато-стальной взор карих глаз… Нет, ей кажется. Боги, ей только кажется, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…       Джек пресекает её надежды на корню:       — Это Лора Кинни — девочка с генетическим материалом Джеймса Хоулетта. Проект Икс-23. C ней…       Договорить мальчик не успевает — его бесцеремонно перебивает спутник Лоры.       — Хэй, седовласка! Рыдать хватит, настоящие вампиры не плачут. То, что ваш когтистый папка откинулся, ещё не значит, что он не отреконится назад. Желательно без рекастов, ух, как я не люблю эти штуки!       Роуг понятия не имеет, кто этот шутник, о чём он говорит, что здесь вообще происходит, но неуместная, долго сдерживаемая злость мгновенно ударяет в солнечное сплетение. Видимо, — девушка только сейчас это понимает, — вот так и ощущается первобытная ярость, о которой ей рассказывал Логан. «Не тронь, моё. Отойди. От. Моей. Семьи». И к чёрту, что существовать она продолжает лишь в её памяти.       — Кто Вы? Я позову охрану! — Роуг соскакивает с подоконника, поднимает одну ладонь — готовится обороняться, как вдруг замирает под смех незнакомца в красном костюме.       — Против родной сестры? Ох, ёлки-моталки, в «Эдеме» нимб уже черепушку жмёт? Я думал, такие делишки только у сверхов бывают, ан нет, ошибочка вышла, — мужчина театрально крутит указательным пальцем у виска, а затем прикладывает к нему средний, делает из них пистолетик и выпускает невидимую пулю себе в висок, словно показывая, вот, мол, как я удивлён такому приёму — просто жесть! — Короче, — он подпирает рукой подбородок и вальяжно, даже развязно располагается полусидя на полу. Маску не снимает, но Роуг отчётливо угадывает под ней слишком живую мимику, а меняющиеся шутливые интонации в высоком голосе вызывают откровенные вопросы о вменяемости странного гостя. — Знавал я вашего отца, мы корешами были. Знаете, Оружие Икс, братаны-наёмники, рядом всегда болтливый я… Правда, Логан меня ненавидел, а потом я чуть не убил его и… — мужчина, стушевавшись, неловко кашляет, но тут же продолжает, как ни в чём не бывало, а окончание его прерванной тирады нетрудно угадать: «Ну, чуть не убили друг друга, с кем не бывает? Да такое каждый день творится!» — В общем, папка ваш пофиксил прошлое и — та-дам! — я снова живой и в шоколаде. С мордашкой проблемы, м-да, но Ванесса меня любым любит!       Кто такая Ванесса, Роуг знать не знает, но порыв злости понемногу утихает, сведённый на нет манерой общения этого явно чокнутого субъекта. Кто ещё в разгар конца света будет шутить и сыпать какими-то отсылками? Да и утешает вид Лоры, сжимающей его руку и смотрящей на него такими глазищами, словно он — её единственная надежда. Со смесью восторга, гордости и непролитых слёз.       — Итак, ближе к делу: есть у меня вот такая штучка, — мужчина ловко, со щелчком извлекает из-за пояса серебряно-золотые наручные часы, которые при ближайшем рассмотрении больше напоминают золотой компас из одноименного фильма, затем играется ими. Свет бликует на гранях. — Нет, ты не забудешь всё, это не та палочка из «Людей в чёрном», расслабься. Это машина времени. Реально. Она мою Ванессу спасла! И отца вашего, дуралея, тоже спасёт. Таймлайн я вроде поправил, да он, вашу мамашу, опять запутался, а сценаристы меня проигнорили. Я не от большой и чистой мужской дружбы, конечно, — а вы о чём подумали? — просто не хочу, чтобы Земля в тартарары полетела, я на ней, вообще-то, живу. С Ванессой. И Расселом. И Шэр. А без папаши вашего и других Иксов сохранить эту планетку затруднительно будет, что-то не вижу я тут Брюсов Уиллисов, готовых подорвать астероид.       Боже. Машина времени. Машина времени. Роуг усиленно моргает. Бред. Бред-бред-бред, она просто заработалась, устала, вымоталась. Валяется сейчас наверняка на полу в кабинете, не найдя сил даже в кресло перебраться. Нет. Так не бывает.       Вдруг Лора делает шаг вперёд, наконец отпуская руку нежданного спасителя.       — Роуг, он… — голосок у неё дребезжит, да и сама она начинает словно дрожать всем телом, наконец-то поняв, что излишняя бравада больше не нужна: она нашла того, кому может доверять. Нашла ведь, правда? — Он говорит правду. Это дядя Уэйд, Д-Дэдпул, он пообещал…       Она не договаривает. Срывается с места и сразу попадает в порывистые, инстинктивно открытые объятия Роуг. Всхлипывает куда-то в плечо, пока девушка гладит её по тонкой спине и сама едва-едва удерживается от слёз. Слёз облегчения, которое принесла эта маленькая дикая девочка, отчего-то и сейчас вздрагивающая от её прикосновений, подбирающаяся всем телом, точно подсознательно готовясь к удару. Совсем худая ведь, хрупкая. И как не сломалась только после всего, что вынесла?       Так они и сидят на полу, обнявшись, вцепившись друг в друга, будто хотят на всю жизнь связаться железными цепями, пускай и без этого оказываются сцеплены ими навечно, ещё до встречи с общим отцом: кому-то — родным, кому-то — духовным. Два обломка кораблекрушения, прибившиеся к одному берегу, два осколка давно уничтоженного старого мира, вдруг столкнувшиеся в бескрайнем космосе. Два осколка и…       Уэйд нарушает идиллию одной фразой:       — Девчули, я понимаю, трогательный момент фильма и всё такое. Но давайте сначала — «Назад в будущее», а потом — сцена воссоединения сестёр Старк, окей? Кстати, сейчас музычку врублю, веселее будет.

If I had just one more day

I would tell you how much that I've missed you

Since you've been away

Ooh, it's dangerous

It's so out of line

To try and turn back time

***

      Настоящее время       Канада, 2006-й год       В ушах всё ещё звучит предательская «Hurt» Джонни Кэша, а так хочется заменить её на «Never Too Late» группы «Three Days Grace». Маленькая ручка сжимает оставшийся из прошлой жизни плеер, чудом не поломавшийся, даже не треснувший. Крохотная частичка былого, за которую Лора сейчас так отчаянно цепляется, вгрызается в неё зубами, как в последнюю ниточку, соединяющую её с папой. Которого она больше никогда не потеряет.       Она помнит. Помнит жгущие глаза сухие слёзы, когда плакать уже больше нечем. Помнит запах крови, земли и пожухлой травы, который до сих пор будто въелся в рецепторы, и избавиться от него никак не выходит. Помнит, что папа предпочёл самоубийство нормальной жизни. А она для него, вон, тетрадь целую с фотографиями собрала, наподобие книги комиксов, которые он, правда, судя по всему, ненавидел. Ну и… ну и пусть ненавидел, но сам-то, сам-то он человеком Икс был — был, как бы ни отпирался!       Старые снимки, неизвестно каким образом доставшиеся медсёстрам, вырезки из комиксов — всё это Лора заботливо, с несвойственной ей аккуратностью вклеила в толстую потрёпанную тетрадь. Пусть будет. Сегодня папа её послушает. Она ему покажет. Герой для героя, так сказать. Пусть папа знает: она любит его любым. Только живым. Пожалуйста, живым.

Just stay with me

And hold me close

Because I've built my world around you

And I don't wanna know what's it like without you

So stay with me

Just stay with me

      — Вперёд? — Лора оборачивается на голос Роуг и кивает как можно увереннее, сцепив зубы и затолкав в горло слёзы.       — Только так. Куда ж нам назад? Дядя Уэйд нас убьёт.       «Или я сама себя убью, если мы не справимся. Если папа не справится».       Только это Лора, конечно же, не озвучивает.

Daughter to father

Daughter to father

I don't know you, but I still want to

      Тяжёлая дверь бара под напором Роуг отворяется со скрипом, впускает внутрь двух отчаянных, изголодавшихся девчонок. Поразительно, но сегодня здесь концерт. На потёртой от времени, потрескавшийся сцене поёт кавер-группа, которую папа уж точно назвал бы как минимум дерьмовой. Певец дёргается, фальшиво выводит ноты, и Лоре кажется, у неё начинает скрипеть головной мозг. Обострённое обоняние улавливает запахи дешёвого пойла, вонючих сигарет и… опасности. Самое место для её папы.       — И где он?       Роуг с Лорой шарят взглядами по бару, по лицам немногочисленных посетителей, сидящих на свету, никого не находя, как вдруг…       — Эй, вы, бездари на сцене! Может, заткнётесь наконец и выпустите кого-то нормального? Да вот ту бы рыженькую красотку с прошлой субботы, на неё хоть посмотреть приятно.       Он. Лора сглатывает и чувствует, как дрожит рука Роуг в её маленькой ладошке. Это его голос, его тон, его фирменные фразы.       Папочка.       Лора переводит взгляд к источнику звука: в тени, скрытый от посторонних глаз, сидит он. Забавная стрижка тёмных жёстких волос в форме волчьих ушей, острые, звериные, но красивые черты лица, прищуренный взор из-под косматых бровей — всё в точности так, как она видела, когда рассматривала единственную сохранившуюся фотографию времён Института Ксавьера, когда читала комиксы. Когда мечтала, что отец — настоящий отец и защитник, легенда! — заберёт её из разверзшегося вокруг Ада и никогда-никогда не бросит, а в итоге вместо нарисованного в голове образа героя получила кашляющего старика, желающего себе скорейшей смерти.

I dream of another you

One who would never, never

Leave me alone

      Смерти, которой она не допустит. Она же хорошая дочь, правда-правда? Она обещала. Обещала, что найдёт его, что всё расскажет, но…       — Какой идиот пустил сюда несовершеннолетних? — звучный хриплый голос разрезает тишину, заставляя и Лору, и Роуг обернуться.       Чище. Голос точно звучит теперь чище и ярче — ни следа хрипов или чёртового кашля. Ни следа болезни, с которой папа уже заранее смирился и которой готов был добровольно отдаться в чёрные лапы.       Перед Лорой, глядя глаза в глаза, стоит Логан. Поправляет кожаную куртку — ту самую, которую она запомнила ещё по фотографии и так мечтала хоть один раз увидеть, потрогать, примерить, — смотрит исподлобья и, кажется, готов растерзать любого, кто притронется к вроде бы случайно забредшим сюда девчонкам. А они ведь пока чужие ему, совсем чужие, он же ничего не помнит, не может помнить… Но скользящий по их лицам взгляд — уверенный, испытующий, будто прощупывающий насквозь — буквально пышет жизнью. Это не заранее остекленевшие радужки живого мертвеца-старика. Это. Простые. Человеческие. Глаза.       — Маленькие, вы бы шли отсюда… — фраза вдруг обрывается. Папа застывает, недоумённо переводит взгляд с Лоры на Роуг и обратно, втягивая воздух, принюхиваясь. Выражение его лица спустя секунду меняется на практически шокированное. Он недоверчиво моргает, едва ли не пошатываясь, уставившись на Роуг так, словно все утраченные воспоминания к нему вернулись. И вдруг произносит: — Девочка?

***

      Логан скорее чувствует, чем осознаёт, — что-то не так. Капитально не так. В противно-вонючее амбре бара просачивается аромат девчоночьих духов, которых уж точно не может тут быть. И ощущаются они отчего-то очень знакомо. Нечто французское, цветочное, с едва уловимыми нотками ванили — типично подростковое, чтобы покрасоваться, с мальчиком на свидание сходить. А совсем-совсем рядом вьётся другой запах. Он тяжелее, в нём смешиваются кровь, лес, дорожная пыль и песок пустыни. Логан поворачивает голову, осматривается, пока пульс бьётся под кожей всё быстрее и быстрее. Кто это? Что они делают в этом месте?

***

      Папа произносит:       — Девочка?       И у Лоры кости корёжит. Трескается что-то в штопанной-перештопанной, ломаной-переломанной экспериментами душе, и она бежит. Просто, чёрт возьми, бежит. Краем уха слышит, как Роуг бросает папе нечто вроде: «Подожди секунду, я сейчас» — и кидается следом, тоже выскакивая в мерзко-неуютный холод улицы. После удушливо-жаркого воздуха бара мороз колючей плёткой стегает по плечам, и Лора невольно вздрагивает от контраста температур. Взглядом она натыкается на брошенный неподалёку грузовик едва ли не прошлого столетия, и в солнечное сплетение что-то ударяет, заставляя мигом замереть.       Почти на таком же пикапе они отправились в последний путь. Только кто знал, что последним он будет лишь для одного из них?       Её трясёт. Мелко-мелко, а внутри всё горит. Перед глазами кровавым маревом точно проносятся потёртые кадры старого фильма, который они смотрели в отеле с Чарльзом, и эти фрагменты резкими вспышками взрываются под сомкнувшимися веками. Кровь. Боль. Убийства. Крики. Лора видела, как папа сейчас посмотрел на Роуг. Неизвестно как, но он её вспомнил, и в этот миг его глаза зажглись таким теплом, что Лоре показалось — вот сейчас ей перерезали хребет. Папа никогда не поглядит на неё вот так. Не после того как узнает, скольких солдат Пирса она убила собственными когтями.

Would you tell me I was wrong?

Would you help me understand?

Are you looking down upon me?

Are you proud of who I am?

      Папа сказал: «Не будь такой, какой тебя сделали». Не будь. Просто не будь, и всё тут. Не будь убийцей, не будь безжалостным зверьком, которому хочется то забиться в норку и никогда оттуда не вылезать, то огрызаться на каждого, кто приблизится. Легко сказать, трудновато сделать, особенно когда ты остаёшься в полнейшем одиночестве посреди леса, рядом с могилой отца, который уже никогда не обнимет тебя и не поддержит.

To pick up the pieces

Daddy to hold me

That's what I needed

      Слышатся мягкие шаги по притоптанному снегу. Сестра пришла. Зря, Роуг, зря.       — Я… — глаза снова жжёт, и Лора уверена: давным-давно закончившиеся слёзы сейчас всё-таки прольются. Она стоит к Роуг спиной, не поворачивается, но ощущает её цепкий, точно удерживающий на невидимой ниточке взгляд. — Я не могу, Роуг.       — Лора, сестрёнка, ты чего? — девушка пытается её обнять, успокаивающе улыбнуться, всегда ведь работало, но Лору вдруг точно наотмашь бьют — она зверьком отскакивает в сторону. Её щека горит нежным прикосновением чужой невысказанной привязанности, чужой семьи, чужой любви. Той, которой Лора не заслуживает и никогда не заслуживала на самом деле. — Ты же мечтала об этом.       — Я не стою этого, — Лора качает головой, захлёбываясь словами, дрожит вся. Металл под кожей послушно звенит, и кажется — вспори он немного кожу на ладонях, должно стать легче. Только по опыту папы девочка знает — не станет. Вот ни на чёртову йоту. — Иди ты. Это ты — примерная дочь, это ты — лучшее, что было в его жизни, а я, я…       «А я просто эксперимент, ошибка. Он меня не примет. Я не та дочь, которая ему нужна. Я… Не знаю, любил ли он меня вообще и зачем ему требуется пытаться сделать это снова. Вряд ли. И не нужно. Да и за что? Любил бы — не умер бы».

Daughter to father

Daughter to father

Tell me the truth

Did you ever love me?

      Поток самоистязания вдруг прерывается. Глухой хлопок двери сливается с шумом ветра, приглушёнными голосами, которые доносятся из бара, а примешивающийся к ним запах выпивки — с морозной свежестью улицы. Лора поворачивает голову на звук, подобравшись, как загнанное животное, и замирает. Потому как глаза в глаза встречается с не то зло, не то беспокойно мнущимся на дороге папой, который выскочил наружу за ними.       — Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? Девочка, что случилось?       Теперь обрывают уже его. Хлопок, скрежет, а потом… Слишком знакомые звуки рычания. И болезненно-гулкое звяканье предохранителя такого же знакомого оружия.       Все трое замирают, синхронно переводят взгляд к источнику шума.       У Лоры дыхание будто отрезает. Нет. Этого просто не может быть.       Прямо перед ними, на единственном крохотном, озарённом лучами покосившегося фонаря участке дороги, стоит высокий блондин с металлической рукой и ухмыляется во все тридцать два зуба, поигрывая пистолетом с адамантовой пулей. В неярком свете отчётливо виднеется золотая коронка. Пирс. Чёртов Дональд Пирс. А рядом выжидает, таится клон, за спиной которого всё ещё не погасло сияние после перемещения сквозь эпохи.       Лоре кажется — она спит и вновь и вновь проживает персональный кошмар.       «Портал. Портал путешествия во времени. Они тоже его открыли, тоже открыли!»       — Скучала по нам, крошка?       Это он. Икс-24. Тот, кто убил её папу. Мышцы сводит, кровь словно леденеет, и Лора жадно-жадно хватает ртом стремительно исчезающий воздух. Сдвинуться бы чуть-чуть, сделать бы хоть что-то — но на неё будто озноб напал, а остановившееся на секунду бессмертное сердце теперь колотится в миллион раз быстрее.       Лора бросает отчаянный взгляд на папу, глазами прося прощения за всё, что сделала и что не сделала. Встречает его немой вопрос: «Кто эти подонки?», — почти сорвавшийся с губ, и прерывает его, захлёбываясь словами-слезами:       — Они за мной, папочка. Если ты хочешь… Если хочешь, просто сдайся им. Ты всё равно сдашься, только позже, не тяни.       Голосок дрожит. В сознании мелькает безумная мысль сдаться самой, защитить семью, но папа должен знать правду. Должен знать про могилу, которая затеряется средь леса, и что никто никогда о ней не узнает. Должен знать про то, что закончится всё в духе отвратительного киношного финала: «Все умрут, а я останусь», — хотя оставаться никому совсем не хочется. Должен знать, что дедушка встретит свой последний час, слыша сбивчивую похоронную речь: «Здесь вода и…». И всё. И больше ничего. Если это действительно так. Если папа правда сделал в будущем верный, по его мнению, выбор, стоит ли его лишать? Стоит ли заставлять мучиться ещё сто с лишним лет, когда можно всё вот сейчас, одним махом — завершить?       «Если это правда то, чего ты хочешь, папочка».

Daughter to father

Daughter to father

I am crying, a part of me's dying

And these are

These are the confessions

Of a broken heart

      Лора хочет в эти секунды сказать много чего, но не успевает: её привычно-родным жестом отодвигает в сторону крепкая отцовская рука.       — Не мешайся, маленькая, а то зашибу.       И следом слышится чертовски знакомый металлический звук выдвижения когтей, от которого азарт плещется по телу. Только выдвигаются они теперь безо всяких задержек.       Приняв боевую стойку, закрыв собой Лору и Роуг, Логан уже собирается броситься на врага, как вдруг Пирс издаёт истошный визг и падает на землю, как подкошенный. Из раны в его ноге сочится кровь. Растерянный Икс-24 рядом просто застывает. А над ухом раздается женский крик.       Все трое одновременно поворачиваются в сторону звука, и Лора видит: буквально в паре метров от них рыжая женщина, которой ещё пару минут назад здесь не было, замирает с поднятой дрожащей рукой, растерянно моргает, будто не понимая, что она делает, что вообще надо делать и сделала ли она хоть что-то. А стоит ей заметить папу, как незнакомка и вовсе впадает в ступор: сверкает изумрудными глазами, прижимает свободную руку ко рту, точно поверить не может в то, что видит его. Судя по пляшущему в другой ладони огоньку, она не человек. Как и они все.       — Отстаньте от них! Я что, сбежала из школы Чарльза только для того, чтобы снова встретиться с монстрами?       Но они с папой смотрят так, будто знают друг друга долгие-долгие годы, а может, и того больше. Целую жизнь. А может, и вечность. Лора понимает, кто это, хотя и никого, кроме папы с Роуг, вживую ещё не видела. Конечно, это Джин. Джин Грей.       В нос вместе с усиливающимся ароматом победы вдруг ударяет запах чего-то горьковатого, но вкусного.       Зёрна. Кофейные зёрна!       А любил их только один человек.       Гамбит приземляется на шест как раз вовремя, чтобы взрывом энергии разбросать по снегу оставшихся злодеев. Да, они ещё шевелятся, но… Реакцию Роуг надо видеть. Гамбит жив. Немного потрёпанный, нелюдимый, очаровательный одиночка, который тоже погиб в том ужасном будущем. Сейчас же он просто проклинает всех членов Гильдии воров, предавших его, и внезапно отвешивает Роуг комплимент.       — Впечатлил, cheri?       А потом папа… Нет, Лора вряд ли способна описать охватившее её, поднимающее к небу чувство, но как же здорово видеть, что папа кидает на них взгляд а-ля «Отвернитесь и не мешайте», а сам обнажает когти и, делая остальным знак спрятаться за его спину, отточенным движением пронзает кинувшегося к ним солдата, которому не повезло не попасть под удар Гамбита. Папа что-то неразборчиво кричит и, кажется, не совсем понимает, что кругом творится. Но разбираться времени нет, да и самое важное он уже знает — нужно любой ценой защитить кучку мутантов, так внезапно оказавшихся в неудобном месте и в неудобное время, но зато связанных самыми важными, пусть пока и не всем ясными узами. Папа всё-таки выбрал жизнь. И, знаете, это звучит как неплохая концовка, когда вы все впятером сражаетесь, не правда ли? Теперь Лора знает. И надо постараться победить.