ПАУТИНА

      Мужчина убирает пряди рыжих волос за плечо рядом сидящей женшины.       Кружка с жасминовым чаем останавливается у ее губ от этого неожиданного прикосновения, но вскоре осторожно продолжает свой путь дальше, она сделала маленький глоток, оставляя на фарфоре легкий след от коралловой помады.       Халис молча любуется гордым профилем женщины. Такой красивой, что перехватывает дыхание. Она опускает глаза, когда его пальцы касаются щеки.       Ифакат не спешит оборачиваться к нему, просто позволяет касаться себя.       Его невестка, ставшая для него спутницей жизни. Они не женаты, но ее он считает хозяйкой особняка и его голосом в этом доме. Ее слово — его. Он приучил всех уважать ее и считаться с ней. С женщиной, раны которой он излечил и излечился сам.       «Можно ведь жить с одной, а ребенка сделать от другой. Разве господин Халис в свое время так не поступил?» — Орхана тогда словно передернуло, как и Гюльгюн. Ей и самой после было не по себе от этих слов. Тема, которую подняла Ифакат задела всех и не осталась без внимания господина, которому слуги донесли о разговоре.       — Латиф рассказал мне о том, что Асуман ушла из гостиной расстроенной. — Она знала, что он заговорит первым и догадывалась о теме их разговора. Женщина отложила чай на столик и повернулась лицом к нему, кротко улыбнувшись. — Не потакай Орхану, пусть следит за языком.       — А я с ним согласна. — Сразу же отозвалась она, слегка приподняв изящные брови.       Так и есть. Более того, Орхан лишь озвучил ее слова. Асуман, как ее отражение, смотрящее на нее словно с кривого зеркала. В одном доме две невестки, что не могут иметь детей, как насмешка или оплеуха. Ифакат не хочет видеть, как девушка разрушится, так же, как и она когда-то…       Женщина знает, что и Халис разделяет ее мнение. Более того, если ее слова озвучивает Орхан, то она озвучивает мысли Халиса, которые он не может высказать из-за излишней доброты, которая предназначалась всем, кроме нее.       — Но ты ведь не об этом хочешь поговорить? — Поправляет рубиновое кольцо на безымянном пальце. Халис усмехается.       — Ты верно говоришь, Ифакат. — Он ценил ее за то, что она всегда приступает к главной теме, не ища окольных путей.       — Я вся в внимании, — слышит он голос, что вырвал его из секундных раздумий, не позволяя им забрать фокус его внимания на себя.       — Ты так и не отпустила ту ситуацию? — Интересуется он, вглядываясь в ее лицо. За годы, прожитые под одной крышей, казалось, он научился читать все ее эмоции.       — Какую именно? — сцепляет свои пальцы в замок и смотрит прямо в глаза, нарочно заставляя его раз за разом произносить вслух о его ошибке.       — С Сонгюль и Олтаном, — со вздохом произносит он и сдается без боя.       — Хм. — Она ухмыльнулась, скользнув взглядом по губам. Порой, наедине, она говорила с ним на равных, обычно редко позволяя себе показывать клыки. Но, сегодня можно. — Ты произнес их имена вслух… Что-то новенькое.       Имена возлюбленной Халиса и его сына так или иначе фигурировали в их жизнях.       — Ифакат… — Он винил себя за то, что так обидел ее в свое время. Но исправить ничего не мог, остается только мириться с последствиями ошибки прошлого, — Ни та женщина, ни сын в этот дом ни разу не ступали, чтобы не нарушать твой порядок.       — Это не изменит их существования, — холодно пресекла она.       — Все ведь знают, что твое положение в этом доме и в моей жизни особенное, — улыбка его добрая, но Ифакат видит за ней кое-что ещё.              Волнение, угрызения совести, страх, что именно?       — Кто? В этом доме даже шепотом не признаются в том, что происходит. Для всех — я все также жена твоего погибшего сына. Наша семья представляет меня именно так, — Он устало потер переносицу. Халис и сам это прекрасно знал. — Они признаться себе в этом боятся, не то, чтобы принять.       — Что ты хочешь, Ифакат? — устало спрашивает он, также зная, что и внятного ответа на этот вопрос он не получит.       — Ничего. — Как и предполагалось, отвечает она, — Я разве могу просить тебя о чем-то? — Халис смотрит в карие глаза женщины, в глубине которых все еще есть та юная девушка, что корчится от боли, задыхаясь в рыданиях в его руках. Он опускает глаза, прогоняя воспоминания прошлого. Слишком тяжелый порой бывает взгляд у этой женщины, — Я не смогла родить этому дому ни сына ни дочь, и никогда уже не смогу. — Он слышит горечь в ее некогда певчем голосе. Все еще хмуро буравит стену, не в силах заглянуть в ее глаза. — Поэтому, кто я, чтобы просить тебя о чем-то, господин Халис?       Она не хотела, чтобы Асуман чувствовала себя такой же ненужной, как и она. В этом доме, в этой семье, где все ждут от тебя именно наследника, — именно так и будет.       Пусть девушка ненавидит ее, но спасется от Корханов. Покинет этот дом, сделает то, что не смогла сделать она в свое время, погрязнув в этом болоте по самое горло.       Халис берет ее белоснежную руку в свою. На кисти остался едва заметный шрам от аварии двадцати двух летней давности, что унесла жизнь его сына и ее неродившейся дочери. Маленький, почти незаметный шрам, по сравнению с остальными, что исполосовали ее тело.       — Столько лет ты рядом со мной, — Он благодарен ей за каждый день, что она провела в этом особняке. С ребенком или без, она единственная женщина, что смогла заполнить пустоту в его груди, — Каждый вечер ты видишь мои муки. Каждый раз исцеляешь меня своей заботой, — От этих слов она смягчается, но не в силах не подколоть его.       — Но когда ты видишь тетю Сейран, — вкрадчиво начала она, — то…       — Не нужно. — Обрывает он ее на полуслове. Ифакат поднимает брови, когда он пресекает ее. Поджав губы, высвобождает руку из плена его и, поправив юбку, говорит:       — Я пойду к себе, — она поднимается, — С вашего позволения. Мужчина поднимается следом, вновь сплетая их пальцы.       — Не нужно. Потому что ты зря накручиваешь себя. — Объясняет он. — Это прошлое. Ты сама выбрала невестку из их дома. Породнила нас.       Угораздило же, — буркнула она в мыслях.       — Их девушки мне понравились больше всех. И я согласилась, несмотря на твои излишне теплые чувства к ее тетушке.       — И я ценю твою отдачу моим просьбам. В этой жизни только тебе я могу доверять.       От этих слов стало не по себе.       Доверяешь только мне, значит и больнее всего будет для тебя мое предательство.       — Спокойной ночи, господин. Я устала. Ты тоже ложись, — улыбнулась она, сжала его руку и вышла из комнаты, наконец вздохнув полной грудью.       — Я предала твое доверие, Халис. — прошептала она, положив руку на дверь его комнаты. — Как и ты мое… — Рука плавно соскользнула по двери и опустилась на живот. Резкая режущая боль на секунду выбила ее из колеи, но спустя пару секунд прекратилась. Она не спеша пошла в сторону своей комнаты.