Легенда о красных ягодах

      Семейный ужин прошел хорошо, впрочем, как и всегда – мы поддерживали легкую беседу на самые различные темы, не забывая при этом нахваливать мамины кулинарные способности и уплетать невероятно вкусную еду. Все было как обычно, за исключением одного – мы с Чарли буквально лопались от любопытства, а мама не спешила посвящать нас в причину нашей неожиданной встречи.       Я уже начал терять терпение, и подумывал, а не спросить ли у нее напрямую, и удивлялся, как Чарли не сделал этого до сих пор – из нас двоих он был более эмоциональным, вспыльчивым и нетерпеливым.       Наконец, когда с основными блюдами было покончено и мама подала чай со своими фирменными булочками с корицей, я уже решился было все-таки задать ей вопрос, но тут заметил, что она не притронулась к своей чашке, и смотрит на нас с таким видом, будто подбирает слова, чтобы начать серьезный разговор. И у меня вдруг ни с того, ни с сего появилось мерзкое, жуткое ощущение, что сейчас моя жизнь перевернется с ног на голову. - Джордж, Чарли… На самом деле, я позвала вас не просто так, - начала она. – Я хотела сообщить вам нечто важное.       Чарли, не удержавшись, закатил глаза и фыркнул в чашку с чаем. Мама, мама… Она сказала это с таким торжественным видом, будто не догадывалась, что мы и так уже поняли, что случилось что-то из ряда вон выходящее. - Сегодня в почтовом ящике я обнаружила вот эти письма, - мама вынула из кипы бумаг на журнальном столике два плотных белых конверта и положила их на стол перед нами. – Они для вас обоих.       Мельком глянув на один из конвертов, я успел заметить надпись: «Адвокатская контора Кофмана, город Бейкуэлл, улица…». Мы с Чарли переглянулись, но к конвертам прикасаться не спешили, будто они могли нас укусить. - Я взяла на себя смелость их прочитать, - мама потупила взгляд, будто извинялась. – Они абсолютно одинаковы, различаются только имена получателей. В них сообщается, что ваш двоюродный дедушка Эллиот умер.       На несколько секунд в гостиной повисла тишина. -Ооо… - протянул я, не зная толком, что сказать, - это прискорбно. Мне очень жаль.       Рядом Чарли тоже забормотал что-то подобное и абсолютно неискреннее. - Да ладно вам! – мама вдруг добродушно рассмеялась. – Не стоит изображать скорбь, вы ведь его совсем не знали.       Что правда, то правда. Для нас дедушка Эллиот был кем-то вроде Санта-Клауса – мы никогда его не видели, но он исправно присылал нам подарки на Рождество и ко дню рождения, ровно до того, как мы стали совершеннолетними. После нашего восемнадцатого дня рождения подарки прекратились, и мы напрочь забыли о нем – до сегодняшнего дня. - Ну, честно говоря да, - ответил Чарли на мамину реплику. – И что, нас приглашают на похороны? Он ведь не в Шеффилде жил? Придется ехать в другой город, или можно вежливо отказаться? - Нет-нет, - мама покачала головой, - похороны уже давно прошли без нас, с момента его смерти прошло полгода. - Полгода? – удивленно воскликнул я. – Но почему тогда только сейчас… Подожди-ка…       Я еще раз взглянул на подпись на конверте. Адвокатская контора… Письма пришли через полгода после смерти нашего дальнего родственника. Шесть месяцев – именно столько по закону требовалось для вступления в права наследства! - Ты хочешь сказать, он что-то завещал нам? – я неверяще уставился на маму. Чарли на соседнем стуле так и вовсе одеревенел. - Именно, - мама кивнула, но не выглядела при этом радостной или довольной. Скорее, напряженной или даже слегка напуганной. – Он оставил вам в наследство свой дом. - Дом? – севшим голосом переспросил Чарли. - Семейный особняк Блумфилдов. Или, как они его называли, поместье Рэдберри.       Несколько минут в комнате висела гробовая тишина, которую нарушало лишь тиканье часов на стене. Мы не шевелились, не смотрели друг на друга, пытаясь осознать и уложить в голове новость, которая, казалось была сама размером с огромный дом и никак не хотела умещаться в наших головах. Не знаю, о чем думал Чарли, но мне известие о том, что нам завещал в наследство целый дом человек, которого мы никогда даже не видели, казалось попросту абсурдным.       Кот Арчи внезапно громко мяукнул, и, соскочив с кресла, принялся тереться о мамину ногу. Мама подхватила его на руки, усадила к себе на колени, и принялась гладить между ушами. Благодаря этому, мы будто бы стряхнули с себя оцепенение. - Но почему нам? У него что, других родственников не осталось? – выпалил Чарли мысль, которая и у меня крутилась в голове. - Вот это и есть самое странное, - ответила мама. – У него есть родные дети и внуки, но им он завещал только приличные части своего состояния, и некоторую другую недвижимость. Но самое основное – свой родной дом, фамильный особняк – он оставил вам. Не спрашивайте, почему. Я правда не знаю.       Мама пожала плечами и растерянно посмотрела на нас с братом. Мы ответили ей не менее растерянными и непонимающими взглядами. - Ты знаешь об этом Эллиоте хоть что-то? – спросил я. Теперь мне казалось почти преступным то, что мы ничего не знаем о человеке, который оставил нам в наследство целый дом. - На самом деле, очень мало, - маме тоже было как будто неуютно. Она зябко поежилась и прижала к себе Арчи. – Ваш отец Оливер рано потерял своих родителей, они умерли от какой-то болезни. Это было еще в сороковые, тогда медицина была не так развита, и даже у простого гриппа было намного больше смертельных случаев, чем сейчас. Оливеру едва исполнился год, когда он остался сиротой, и его дядя Эллиот – брат-близнец его отца, забрал его к себе. Вместе со своей женой они усыновили его, и воспитывали, как родного сына. У них было двое своих детей, почти ровесников Оливера, и они росли все вместе. Но – как рассказывал ваш отец – хоть приемные родители и обращались с ним не хуже, чем со своими родными детьми, он все равно чувствовал себя белой вороной и мечтал поскорее вырасти и уехать от них, начать самостоятельную жизнь. - Он знал, что они ему не родные? – спросил Чарли. - Да. Эллиот и его жена – кажется, ее звали Джейн – рассказали ему правду, когда он подрос. Они считали, что это честно и справедливо по отношению к нему, но мне кажется, именно поэтому он их и недолюбливал – за то, что они лишили его иллюзий, открыв горькую правду. Ведь до этого момента он считал их своими родителями, и любил, как родных маму и папу. А они будто бы оттолкнули его, сами того не желая…       Мама грустно вздохнула, и немного помолчала, прежде чем продолжить. - В семье Эллиота ваш отец прожил до восемнадцати лет, потом уехал учиться, но после окончания учебы не пожелал возвращаться в фамильный дом, а нашел работу и поселился в Шеффилде. Тут мы с ним и познакомились. Про свою семью Оливер рассказывал мало, но о дяде Эллиоте и тете Джейн всегда отзывался с уважением, однако, мне кажется, он их так и не простил, за то, что они оказались не настоящими его родителями. Он не спешил знакомить меня с ними, и, надо сказать, одно время меня это сильно беспокоило. Я думала, что все дело в моем происхождении – ведь Блумфилды старинная, очень богатая семья, их по полному праву можно считать аристократами, ну а я была родом из простой семьи – мои родители не могли похвастаться ни фамильными особняками, ни впечатляющим финансовым положением. Но вскоре я поняла, что это здесь вовсе не причем – просто Оливер сам не горел желанием поддерживать близкую связь со своими аристократичными родственниками. - А чем они занимались, эти Блумфилды? – спросил Чарли, причем нашу фамилию он произнес так, будто она была совершенно чужой. – Ты говоришь, они были богаты, но благодаря чему? Какой-то семейный бизнес, или что-то в этом роде? - Да, что-то вроде того, но подробностей я не знаю, - неуверенно ответила мама. – Оливер мне никогда не рассказывал. - Ну ты их хоть видела когда-нибудь? – вступил я в разговор. – Отец познакомил тебя с ними? - Познакомил, но видела я их лишь трижды. Впервые - на нашей с Оливером свадьбе – мы сыграли ее в этом самом поместье, это было как раз-таки по настоянию Эллиота. Когда он узнал, что Оливер намерен жениться, буквально заставил его сыграть свадьбу по всем их аристократичным законам – обязательно в фамильном доме, с множеством гостей, которых ни я, ни Оливер не знали, неприлично дорогими нарядами, неимоверным количеством безумно дорогого спиртного, огромным тортом, ну и так далее…       Мы с Чарли весело переглянулись, представив, как маме некомфортно было посреди всего этого великолепия. - Второй раз, когда я увидела Эллиота, был почти сразу после вашего рождения, - продолжила рассказ мама. – Когда вы родились, Оливер поспешил поделиться с ним радостной новостью, и Эллиот приехал через несколько дней проведать нас. Казалось, он был искренне рад прибавлению в семействе, хотя наши семьи и не общались, и уж очень сильно придавал значение тому, что у нас родились близнецы. Так и сказал на прощанье: «Мои собственные дети пока не смогли произвести на свет близнецов, как же я рад, что это удалось тебе, Оливер!». - Ну неудивительно, рождение близнецов – это ведь большая редкость, - пожал плечами Чарли. – Почему только для него это было так важно? - Вообще-то нет, - заспорил я. – Близнецы не могут просто так родиться у любой случайной пары. Только если в роду кого-то из родителей уже были близнецы, то есть у них есть этот ген! Близнецы обычно рождаются через одно-два поколения, очень редко - в каждом поколении, но в любом случае, человек, знающий свою родословную хотя бы до прабабушек, знает, были или не были у него в роду близнецы. Следовательно, должен знать, могут ли они родиться и у него.       Я перевел дыхание, и мысленно усмехнулся: кажется, хорошее знание биологии, которой я так увлекался в школе и университете, наконец-то мне пригодилось. - Все верно, - кивнула мама. – В семье Блумфилдов на протяжение многих лет рождались близнецы, и ваш отец предупредил меня об этом еще перед свадьбой. Но это все равно не объясняет, почему Эллиот придавал такое значение рождению близнецов. Возможно, считал это фамильной особенностью и традицией. - Ты говорила, что видела его всего три раза, - напомнил я, возвращая разговор к теме, от которой мы отошли. – А когда был третий? - А… - мама резко погрустнела. – Это было, когда умер ваш отец.       В глазах у мамы стояла такая неподдельная скорбь, что мне стало стыдно за наши с Чарли предположения о том, что у нее мог появиться другой мужчина. - На похоронах я видела Эллиота, его жену и детей – двоюродных брата и сестру Оливера. Но я совершенно не запомнила их, даже их имен. После похорон Эллиот подошел ко мне, и предложил мне переехать вместе с вами к ним в поместье. Убеждал меня, что так будет лучше – вам ведь было всего по пять лет, и мне, оставшейся одной с двумя маленькими детьми, нужна помощь родственников. Хотя в его предложении и было рациональное зерно, я все равно отказалась – Шеффилд мой родной город, и мне не хотелось уезжать отсюда; да и ваш покойный отец никогда даже не рассматривал вероятности вернуться жить в поместье Рэдберри. Эллиот не настаивал, сказал, что вполне понимает причины моего отказа, и предложил другой вариант – чтобы я отдала вас им на воспитание. Проще говоря, чтобы не я вместе с вами переехала в поместье, а только вы. - Что? Он хотел нас отобрать у тебя? – поразился Чарли. - Нет, он просто предлагал, и совершенно не настаивал, когда я отказалась. Даже пошутил, что, отказавшись от первых двух предложений, я просто обязана согласиться на третье – до вашего совершеннолетия он будет оказывать мне небольшую материальную поддержку, чтобы его внучатые племянники ни в чем не нуждались. Ну, от этого я отказываться не стала, хоть мне и было немного неловко, - мама смущенно улыбнулась. - И он помогал? – недоверчиво спросил я. - Помогал, - подтвердила мама. - Как и обещал, вплоть до вашего совершеннолетия, раз в несколько месяцев присылал чек на неплохую сумму. Не думаю, что для него этого было обременительно – он был очень обеспеченным человеком. - А какой он вообще был? Ты ведь все-таки с ним общалась немного, можешь хоть что-то вспомнить? – поинтересовался Чарли. - Ну… - мама наморщила лоб, подбирая слова, - он был настоящий джентльмен, по-другому не скажешь. Как будто из прошлого века явился! Весь такой вежливый, галантный, очень старомодный. Одет был всегда в костюм-тройку, цилиндр, с белым платочком, торчащим из кармана и цепочкой карманных часов… Честно сказать, рядом с ним я всегда чувствовала себя этакой неотесанной дурой из деревенской семьи, - мама натянуто засмеялась, и мы с Чарли тоже растянули губы в улыбках, хотя никому из нас не было смешно по-настоящему.       Некоторое время мы молчали, переваривая информацию, но ее было настолько много, что мне казалось, что она не уложится в голове и за неделю. Я представлял себе Эллиота Блумфилда – такого седого, представительного, старомодно одетого, и его фамильное поместье, которое теперь, каким-то непостижимым образом, стало нашим. - Мам, ты сказала, что бывала в этом поместье, - нарушил я затянувшееся молчание. – Вы с отцом сыграли там свадьбу. Какое оно? - Знаешь, мне тогда показалось, что огромное, - серьезно сказала мама. – Там два полноценных этажа, и третий мансардный, но туда я почти не заходила. Множество комнат – я, честно сказать, не сразу запомнила, как попасть из своей комнаты в гостиную. Все комнаты обставлены очень дорого и вычурно – как будто в музее. Но в то же время Блумфилды не гнушались и современных технологий – уже тогда у них был цветной телевизор!       Мы с Чарли присвистнули, хоть и не сдержали снисходительных улыбок: сейчас цветной телевизор уже не был диковинкой и имелся практически в каждом доме. - Но в целом, дом был очень мрачным, даже пугающим, - мама поежилась. – Признаться, мне было даже страшновато, если приходилось ночью выйти из своей спальни и пройти до уборной. Атмосфера там была тяжелая, давящая. Хотя, может быть, это были всего лишь мои предрассудки…       Мы молчали; меня мамины слова совсем не удивили, с самого начала разговора я представлял себе этот дом именно так. - Да, а еще у них были слуги, - почти с благоговейным страхом произнесла она. – Кухарки, горничные, даже дворецкий! Для меня это было так дико – что во время ужина за твоей спиной все время кто-то торчит, и постоянно спрашивает: «Подлить вам вина, мэм?», «Может быть еще салата, сэр?».       Вот тут мы с Чарли расхохотались уже по-настоящему, настолько карикатурно и будто брезгливо мама изобразила незримую прислугу.       И этот искренний смех окончательно разрядил напряженную атмосферу этого вечера. - Вот, вы же видели эту фотографию много раз, - мама встала, не отпуская из рук Арчи, и подошла к застекленному буфету, в котором хранила столовое серебро. Достала фотографию в рамке, которая стояла там столько, сколько я себя помнил, и подала нам. – Вот, это и есть поместье Рэдберри.       Это была свадебная фотография наших родителей. Черно-белая, но очень хорошего качества. Мама была на ней в пышном белом платье, с замысловатой прической, в которую были вплетены цветы, отец в черном фраке с бабочкой и гвоздикой в петлице. Я часто рассматривал это фото в детстве, но никогда не обращал внимания на задний фон.       Родители на фотографии стояли на аллее, по обеим сторонам которой росли кусты и деревья, а на заднем плане возвышался большой трехэтажный дом с блестящей крышей и узкой высокой башенкой, возвышавшейся над остальными этажами. Поместье выглядело внушительно, таинственно, и – мама была права – очень мрачно. - Значит, теперь оно наше, - произнес Чарли где-то за моим плечом, и я не понял, слышу ли в его голосе радость. Как мне показалось, в нем было больше досады. - Ну еще не совсем, - поморщилась мама, - бумажную волокиту никто не отменял. Пока что оно только оставлено вам по завещанию, но вам нужно встретиться с адвокатом Кофманом, чтобы уладить все формальности, и вступить в права наследования. Да вы прочитайте письма, там все подробно изложено.       Вспомнив о письмах, мы с Чарли одновременно протянули к ним руки, схватив каждый свой конверт. (Правда, потом оказалось, что перепутали, но это не имело никакого значения – содержимое их оказалось абсолютно идентичным).       Мне показалось, что прошло много часов с того момента, как мама положила их перед нами, хотя на самом деле, прошло не более часа. Я достал письмо из конверта, развернул и начал читать, Чарли склонился над своим.       Адвокат Кофман немного старомодно и витиевато выражал нам свои соболезнования в связи с кончиной родственника, затем следовал полный текст завещания, а в конце он просил нас связаться с ним как можно скорее и назначить встречу для обсуждения всех деталей и подписания бумаг.       Дочитав письмо, я перевел взгляд на маму. Стыдно признаться, но я, взрослый человек двадцати восьми лет от роду, почему-то не знал, что дальше делать. - Созвонись с ним и назначь встречу, - мягко посоветовала мама, верно истолковав мое замешательство. – Вы оба должны с ним встретиться одновременно. Если все пройдет без осложнений, и поместье перейдет в ваше распоряжение, будем решать, что делать с ним дальше. Если же нет… ну мы как-то жили без него почти тридцать лет, проживем и еще столько же.       Арчи на ее коленях мяукнул, будто соглашаясь. Я почувствовал, как необъяснимая тяжесть, появившаяся в тот момент, когда мы узнали о наследстве, и давящая на грудь, как будто стала намного легче.