Sweet candy lie

      Гониль tw: упоминания убийств       — Значит, всё?       — Всё, — устало выдыхает он, ероша волосы. — Я не могу так больше. Поэтому давай расстанемся. Хватит травмировать друг друга.       Ты нервно заламываешь руки и отходишь к окну, вдыхая сырой воздух.       Да, наверное, он прав.       Наверное, так будет лучше для вас обоих.       Наверное, это действительно выход.       Наверное, это поможет.       Наверное.       Ты думаешь так, нервно улыбаясь и заправляя за ухо выбившуюся прядь волос, пачкая ту в крови.       Кровь повсюду.       Его кровь.       Её кровь.       Их кровь.       Её настолько много, что в какой-то момент ты начинаешь задыхаться от стального запаха. Или же это нож уже скользит по твоей шее и всё залито твоей собственной кровью?       Последнее время к Гонилю часто подходило много девушек. Работники магазинов, сотрудницы, подруги. Ты видела каждую из них. Видела взгляд каждой.       Желание.       Желание обладать.       Вы говорили об этом не один раз. Ты в слёзной истерике выговаривала ему, что у него есть другая и что она куда лучше тебя, а он, срывая голос, доказывал, что любит только тебя.       Ты ведь прекрасно это знала. Но продолжала ревновать, лишь только завидев, что кто-то прикасается к нему или разговаривает дольше положенного времени.       Ведь ты прекрасно знала, что он достоин самого лучшего. И ты в это «лучшее» со своими заскоками не входила.       То, что твой парень красивый, добрый и вежливый притягивало людей, как магнитом.       И тебя это просто выводило из себя. Выводило настолько, что привело к тому, что ты смотришь на его мёртвое тело с остекленевшим взглядом.       Теперь он только твой.       Больше никто не посмеет его украсть у тебя. Никто больше не станет претендовать на него. Никто больше не прикоснется.       — Да, оппа. Давай расстанемся. Чонсу       — Я молодец? — первым делом спрашивает Чонсу, когда подсаживается за ваш столик, закончив играть первую часть своего выступления на свадьбе ваших знакомых. Он оттирает пот со лба и залпом выпивает вовремя подставленный официантом бокал шампанского.       — Ты отлично справился! — улыбаешься ты, поправляя ему растрепавшуюся чёлку и подкладывая на его тарелку горячее и самый вкусный салатик, следом с умилением глядя, с каким аппетитом он их уплетает.       Лишь после того, как он удовлетворено откидывается на спинку стула, протирая руки салфеткой и едва ли не урчит, наевшись, ты тихонько спрашиваешь о том, что тебя волновало последний час.       — Милый, а что хотела та девушка в синем платье?       — Синем платье? — восклицает он, пожалуй, чересчур громко, удивлённо вскидывая брови. — Прости, я не помню такую…       — Она что-то очень любезно спрашивала у тебя, а ты ей очень счастливо улыбался.       — А, она была в синем платье… — бормочет парень, теребя пальцами мочку уха, хмурясь, в попытках вспомнить, что же она хотела.       Ты же просто ждёшь. Не то, чтобы ты не доверяла своему парню, но все равно было тревожно.       — А, она спрашивала, сколько стоят мои услуги как пианиста! — наконец вспоминает Чонсу, переводя на тебя радостный взгляд. — Я назвал ей обычную цену, а она спросила, не шучу ли я. Вот я и улыбнулся. — Су аккуратно берет в свои руки твою руку, чуть усмехаясь, видя твое расслабившееся лицо. — А ты уже что там себе напридумывала? Я не знакомлюсь на работе, ты ведь знаешь.       — А вне работы, значит?.. — мгновенно вспыхиваешь ты, но тебя затыкают мягким поцелуем и ты не можешь не ответить на него.       Чонсу любит лишь тебя, и тебе не нужно в этом сомневаться. Джисок tw: упоминание наркотиков       — Ты что творишь?! — сквозь пелену пьяного угара и лёгких таблеток ты не сразу слышишь голос Джисока, но старательно пытаешься освободиться от цепких холодных пальцев на локте. — Придурошная, мы уходим!       Он вытаскивает тебя на холод ночной улицы, не совсем рассчитав силу, так что ты падаешь на мокрый асфальт дороги, расцарапывая колени. Но это не сильно тебя заботит, куда интереснее сейчас разводы бензина в одной из луж, по которой ты водишь пальцем.       Где-то на фоне ты слышишь, как Джисок взвывает, а потом старается оттащить тебя к обочине, усаживая на бордюр — ты сразу находишь опору в виде мусорных мешков.       Пока ты что-то тихонько себе напеваешь, накручивая прядь волос на палец, Джи кому-то звонит, жалуется, что-то говорит и тебе, вроде бы, даже его жалко, но…       Но было это огромное «Но» в виде девчонки, которая очень активно к Джисоку ластилась, настолько активно, что оказалась у него на коленях к тому моменту, когда ты зашла в его гримерку.       Да, ты захотела отомстить.       Невероятно глупо отомстить, но, на тот момент тебе казалось, что очень эффективно.       Джисок вкладывает в твою руку бутылку воды, прося сделать несколько глотков, на что ты только отшвыриваешь её в сторону, говоря что-то резкое, но несвязное. Ещё меньше связи в твоих словах, когда тебя грубо хватают за подбородок и насильно вливают в глотку воду, заставляя и так растёкшуюся по щекам тушь течь дальше, смешиваясь со слезами.       — Ты хоть понимаешь, что они могли с тобой сделать? — слышишь ты его крик, но нет, ты не понимаешь, что Джисок вытащил тебя как раз в тот момент, когда с тебя уже стягивали одежду.       — Ненавижу, — шепчешь ты, следом срываясь на крик, — Ненавижу тебя, вот что я понимаю! Ты едва не потрахался с этой девкой!       Ты заходишься в кашле, а затем и в рвоте, в то время как Джисок, глотая слёзы, придерживает твои волосы, то и дело поглаживая твои голые плечи.       Ты очнёшься только на следующий день в светлой больничной палате с иголкой капельницы в руке.       Джисок сидел рядом, опустив голову на руки, которыми обхватил твою ладонь — так и уснул.       Только сейчас до тебя доходит, что ты перегнула палку. Что всё можно было решить разговором. Что Джисок мог всё объяснить.       — Прости, — хрипло выдыхаешь ты, а он лишь целует сухими губами твою руку, поднимаясь и устало улыбаясь.       — И ты меня прости. Но больше… Больше не делай так, ладно? Я очень испугался за тебя. Сынмин       — Т/и, чем занимаешься? — Сынмин усаживается на стул перед твоей партой, складывая руки на твоём учебнике, принося с собой весенний запах улицы, сигарет с ментолом и чего-то ещё, чем пахнет только он. У него влажные волосы, да и по вискам все ещё стекают капельки пота, а челка совсем запуталась, сбившись в сторону.       Ты тянешь руку, чтобы поправить, растрепать в нужном направлении, уложить непослушные рыжие вихры, но вовремя одёргиваешь себя, вместо этого перекладывая ручки в пинал.       — Учусь, не видишь? — отвечаешь немного резко, но Сынмину, похоже, на это наплевать, ведь он все ещё сидит напротив тебя и внезапно ловит твою руку в свои, прикладывая ваши ладони друг к другу и удивлённо округляя глаза.       — У тебя такая маленькая ладошка, — ахает он, а тебя как током прошибает. — А ещё ты умеешь читать текст вверх ногами?       Только сейчас до тебя доходит, что учебник на самом деле лежит наоборот. Конечно же, тебе ведь было не до этого. Всё это время ты торчала у окна, глядя, как Сынмин забивает мяч за мячом на баскетбольной площадке. И именно поэтому ты осталась в классе после уроков.       Ты тихо стонешь, прикрывая лицо ладошкой и стараясь отнять у него вторую руку, но он лишь переплетает ваши пальцы и хитро, совсем по-лисьи улыбается.       — Что ты делаешь, — тянешь ты, а он лишь пожимает плечами, играясь с твоими пальцами. — Нет, Мин, серьёзно, что происходит? — говоришь ты уже твёрже, открывая глаза и стараясь смотреть ему в глаза.       — Ничего? — отвечает он, прижимая твою руку к своей щеке, а затем разочарованно провожая её взглядом, когда ты вырываешь ладонь из его хватки.       — Сынмин, объясни, будь добр, что между нами? — в лоб спрашиваешь ты, так что его немного отшатывает назад.       — Т/и, ты чего?       — Я просто не понимаю, Мин… Совсем ничего не понимаю, — трёшь пальцами глаза и тяжело вздыхаешь, ведь ты действительно запуталась, сбитая с толку его вниманием и неоднозначными действиями.       Ты отчаянно старалась убедить себя, что вы с ним просто друзья. Что друзья тоже обнимают друг друга. Что друзья держатся за руки. Что ты, как подруга, можешь сидеть у него на коленях.       А потом ты видела, как он делает то же самое с другой, и та называла себя его девушкой. И было больно.       — Хэй, Т/и, — тихо зовёт он, мягко отнимая твои руки от лица, — иди сюда.       Он переводит ноги на одну сторону стула и хлопает по сведённым коленям рукой. И ты ничего не можешь поделать с собой, идёшь и садишься, чувствуя его руки на своей талии и дыхание на открытой шее.       — Ты мне нравишься, Т/и, — выдыхает он, а тебя прошибает дрожью.       — Но у тебя же есть девушка? — переспрашиваешь ты, комкая в пальцах край юбки.       — Это не так, мы не встречаемся, — он отстраняется, заглядывая тебе в глаза. — А с тобой я бы хотел встречаться.       И ты не смеешь отказать его обезоруживающей улыбке и собственным вопящим чувствам. Хёнджун       — Она попросила мой номер, — Хёнджун усаживается на скамью рядом с тобой, вкладывая в твои пальцы палочку с огромным комом сладкой ваты на ней.       — А ты? — ты не показываешь это на лице и в голосе, но внутри сгораешь от любопытства, хотя сейчас хладнокровно отщипываешь волокна сахарной ваты, сосредоточив всё внимание на ней.       — А я дал номер Чонсу-хёна. Может, хоть денег на ней заработает… Или нуна развлечётся, с ней по телефону поболтав… — Джун следит, как ты отправляешь сладость в рот и лишь улыбается и качает головой, когда ты подносишь к его губам кусочек.       Пожав плечами, ты отправляешь себе в рот этот кусочек, но не успеваешь сообразить, как Хёнджун перехватывает пальцами твоё запястье, разворачивая к себе, и мягко целует.       — Сладкая, — отстранившись, ворчит он, вытирая второй рукой твою щёку от прилипшего волокна. — И не думай, что я не почувствовал твоего прожигающего взгляда, когда разговаривал с продавщицей. Она не в моём вкусе.       — А кто в твоём вкусе? — совсем наивно спрашиваешь ты, на что он лишь очаровательно улыбается.       — Ты и только ты. Джуён       Когда он заходит домой, его сразу настораживает подозрительная тишина и выключенный свет во всей квартире.       — Любимая, ты дома? — осторожно спрашивает парень, проходя в вашу комнату и едва не выскакивает обратно за входную дверь, когда там резко включается свет (кто-то же придумал установить у вас систему умного дома).       На вашей кровати единственное, что он видит — это огромный ком одеяла.       — Любовь моя, — начинает Джуён вкрадчиво, — что-то случилось?       Молчание тяготит, но из-под одеяла появляется рука с плюшевым осьминожком, которая сразу же скрывается в коконе, оставляя игрушку снаружи.       Джуён лишь качает головой — мордочка у игрушки злая.       — Оке-ей, — тянет он, доставая из пакета упаковку чипсов и подкладывая ее рядом с одеялом.       Ты реагируешь моментально, забирая её в свой домик, но осьминожку все ещё не убираешь.       Лишь после того, как у тебя под одеялом оказывается ведёрко с шоколадным мороженым, ты убираешь игрушку и вместо нее выкладываешь телефон с открытой фотографией, где Джуён обнимает какую-то девушку.       Присев на край кровати, Джуён устало рассматривает фото и затем блокирует экран.       — Т/и, это ведь моя сестра, ты не узнала? Она приезжала к нам гостить в прошлом месяце, а вчера она передавала гостинцы от тети из Мокпо. Ты думаешь, откуда у нас свежая рыба?       И тут до тебя доходит, что это действительно его сестра и фотография, присланная подругой — не свидетельство измены, а свидетельство твоей глупости и опрометчивой доверчивости. Ты поднимаешься, выпутываясь из своего кокона, и даже не пытаешься пригладить спутанные волосы.       — Прости… — тянешь ты, а он заливисто смеётся с твоей испачканной мороженым моськи и прижимает к себе, прося спрашивать его, если что-то тебя будет беспокоить и не тревожиться понапрасну. И его заодно не доводить.