***
– А я ей и говорю – «харэ ломаться, погнали за школу, и все сделаем как надо», – Ярик пьяно заржал и едва не выронил наполовину пустую бутылку. – Так она как драпанула от меня, аж на другую сторону... ой ля, погодьте... Я ж ее даже не поцеловал еще! – Так, кому-то хватит, – Саша подхватил все-таки выпавшую бутылку и поставил рядом с собой. – Ярик, поделикатнее надо с девушками. – Т-точно! – вякнула с другой стороны ямы Лена. Ее взгляд, как и у Ярика, бездумно плавал и не мог сфокусироваться ни на чем. – Ты ее... своим напором... не покоришь. А снесешь. Во. – Алкашня малолетняя, – вздохнул Саша. – Вы такими темпами сопьетесь к выпускному. – Мы молодые, нам можно! – Ярик икнул и чокнулся с Леной бутылками. – Не кипишуй, Сань, до выпускного еще год. – Ты не сдашь экзамены, если будешь так пить. – Ой напуга-ал, – протянул Ярик. – А сам-то? – А я не пью. – Пра-авильный мальчик, – хихикнула Лена. – Сли-ишком правильный. – И скучный, – кивнул Яр, тряся длинной челкой прямо над костром. – Ты же помнишь, что говорил Кир? На Проксиме можно все! Еще тогда, лет шесть назад говорил, между прочим! – Кир был таким же беспечным ребенком, как и все мы в одиннадцать лет, – хмыкнул Саша, уже прикидывая, как будет тащить тело Ярика до его дома по заросшей тропинке, с которой окончательно смыло весь асфальт. – Не понимаю, чего ты боишься, – вдруг посерьезнел тот, и будто бы даже немного протрезвел. – Кентавр нас защищает, сюда никто не сунется, мои предки укатили в Питер – че не так? Ни от кого тебе не прилетит за то, что за нами не уследил, хотя тебя никто и не просил. – То, что ты спиваешься, как последняя шпана, вот что не так! – вспылил Саша. – Беспокоюсь я за вас. – А лучше бы я бегал по свиданкам, как Вера? – улыбнулся, шало блестя глазами, Ярик. – Вишь – я пытаюсь, не получается! – Лучше бы ты дома сидел, как Кир, и учился. И ты, Лен, тоже. – Кончай, – отозвалась та, чем вызвала сдавленное хрюканье Ярика. – Нормально же сидим. Кстати, где Вера? – На свиданке, – пожал плечами Саша. – Я ей писал, она не может сегодня. У Кирилла допы, он тоже занят. – Ряды нашего звездного десанта редеют... – страдальчески возопил Ярик. – Кто же защитит земную цивилизацию, если не мы? А нас осталось так мало! – Ой началось… – Но это же катастрофа! Скоро и вся Проксима придет в запустение, погибая от того, что некому будет о ней заботиться... Саш, а если и обо мне никто не позаботится? Ветер не дал ответить, прерывая страдальческую тираду Ярика недовольным гулом Кентавра. За годы опоры старого заводского крана еще больше подточила влага и ветер, и теперь голос Кентавра стал звонче, пронзительнее и распевнее, с раскатами грома отошедших конструкций. – Кентавр не хочет, чтобы мы уходили, – прислушался Ярик. – Ему грустно и страшно. – Не придумывай. – Серьезно! – Ты пьян, Ярик! – рявкнул Саша, притягивая к себе задремавшую Лену. – Не пытайся меня жалобить, знаю я эти твои приколы. Где-то вдалеке прогрохотал поезд. Совсем недавно через их городок, по самой окраине, проложили новую дорогу для скоростных составов, а по старым рельсам пустили какие-то новые маршруты. Ожил даже вокзал – станция почти в черте города, а про это место словно все забыли. Стрелка всегда была переведена на основные пути, хотя от составов, проходивших слишком близко, дети порой вздрагивали. Но никто не приезжал, никто не замечал их небольшого убежища, их Проксимы. Вот уж и правда, с Земли не увидать то, что под самым носом. Кир даже раскопал карты в архиве – их железная дорога была еще дореволюционной, потом использовалась для завода, а разорился завод – ушла и необходимость в путях. «Наверное, ремонтировать их было дороже, чем проложить новые», – подвела итог исследований Вера. Станцию не трогали даже дворники, которые ежедневно проходили мимо, даже горожане, иногда выглядывавшие за пределы разросшегося города. Частные дома́, в которых когда-то поселился Ярик, больше не были задворками – город поглотил их, вокруг появились жилые комплексы, торговые центры, спортивные площадки... А Проксима как была, так и осталась. Разве что табличку еще больше проела ржавчина. Но они ее обновили совсем недавно, когда Саше удалось слямзить из спортзала банку белой краски. Он вздохнул, потирая начавшие подмерзать плечи. Ярик сидел, уставившись в закатное небо, почти не моргая – типичное его состояние после того, как выпивал слишком много. – Саш, – вдруг протянул он, а услышав сдержанное «м-м?», продолжил: – Мы ведь уже не дети, да? – Что тебе, Ярик? – Ну скажи – да? Мы не дети. Или скоро перестанем ими быть. И надо будет жить взрослую жизнь. – Мы и так ее живем, – хмыкнул Саша, вспоминая, что на следующей неделе надо будет снова искать подработку, пока еще лето и есть возможность не совмещать с учебой. – Не до конца. – Ты даже взрослее меня, если подумать. Ездишь по другим городам на концерты, алкашку находишь, где купить... – А ты ответственнее. Как-то... больше похож на взрослого. – Просто скажи, что я старый, харэ юлить. – Не старый. А взрослый, – Ярик снова перевел взгляд с костра на первые звезды. – Я не хочу, Саш. Мне пипец как страшно, не поверишь, все внутри сжимается… – А это уже похмелье… – Да послушай ты! Я не хочу взрослеть. Не хочу уезжать, не знаю, как буду без Проксимы нашей выходные проводить. – Созвониться можно. – Это не то. – Ярик, ты дурак, – глубокомысленно констатировал Саша, тоже уставясь в небо. Звезды мерцали ровным светом, за исключением особо шаловливых, что неутомимо подмигивали с высоты небес и прожитых миллиардов лет. – Сентиментальный дурак. Ты даже не заметишь, как это произойдет. А если будешь так же пить – можешь вообще не сдать экзамены и не поступить, так и уезжать никуда не придется. – А это мысль! – Стоп, подожди, это я тебя только что смотивировал?! – Сам виноват. – А ну забудь, что я сказал, быстро! По путям прогрохотал очередной «Сапсан».***
Сообщение пришло как раз тогда, когда Ярик нашел в себе силы встать с кровати, заварить хотя бы чашку чая и умыться. Пришлось отложить планы, с трудом перевернуться на другой бок и нашарить под подушкой телефон. Серость за окном, настолько плотная, что даже в полдень казалась сумерками, только добавляла проблем – в зашторенной комнате и вовсе царил полумрак, в котором что-то разглядеть было довольно трудно. Но вскоре телефон нашелся, теплым от долгой работы пластиком ткнулся в пальцы, знакомо прильнул к руке. Ярик хмыкнул – и правда, словно котенок, привыкший к ласке. Экран загорелся приглушенной яркостью, высветил новое сообщение и имя отправителя – Кирилл. – Весело, – подумал Ярик, тем не менее, в спешке набирая пин-код и читая СМС. «На Проксиме?» – лаконично вопрошал Кир, и Ярик не сдержал стона – не то от удивления и неожиданности просьбы, не то от полнейшего бессилия. У него и правда сейчас, после нескольких дней в колледже и на подработке, в единственный выходной, не было совершенно никаких сил, чтобы еще куда-то идти и что-то делать. Тем более на улицу в эту хмарь, благо хоть еще тепло. Однако в душе что-то дернулось, непривычно жизнерадостное, и Ярик уже начал было грешить на аритмию, но потом вспомнил – так ощущалась радость и, немного, предвкушение. «Может, в кафешке какой-нибудь?» – отстучал он в ответ, прекрасно понимая, что это не сработает – Проксима была слишком сакральным местом для каждого из них, чтобы просто так отказываться от встречи. «На Проксиме» – тайный код, знакомый только им, в последнее время ставший настолько редким, что будь он животным – признали бы вымершим видом. Получив закономерное «Обойдешься, тащи свою задницу сюда», он с трудом собрался с мыслями и воскресил в памяти маршрут. На Проксиме близ Кентавра. Как координаты звездной системы. Их личной вселенной. «А я гитару возьму, хотите?» – отправил Ярик, уже одеваясь, почему-то вдруг решив, что им это нужно. Обычно хватало разговоров, фантазий, но ему захотелось похвастаться чем-то, что случилось, пока их не было в его жизни. В детстве все было проще – разлучались максимум на пару дней, и хвастаться было особо нечем – не оценками же, как перед родителями. Но они притаскивали игрушки, конструкторы, даже соорудили под восстановленным собственными силами навесом небольшие полки, и складывали туда все, как в коллекцию. Потом Саша забрал ее домой, мол, там менее агрессивная среда и вообще, целее будут. А сейчас вот – года полтора не виделись. Ярик на гитаре играть научился. Кир писал, что поступил в магистратуру, и что с Верой все стало намного серьезнее. Лена хвасталась новыми прическами, а Саша упорно молчал. Независимый. Психологи бы сказали – сепарировавшийся. Ярик хмыкнул, идя уже знакомыми тропинками и дворами. Когда-то новые, сверкавшие чистотой жилые комплексы смотрели потасканными рамами пластиковых окон, щерились вырванными заборами и перевернутыми горками детских площадок. Но чем ближе он подходил к Проксиме, тем более привычными становились места – вырубка деревьев по всему городу не задела этих буйных, неконтролируемых зарослей кустарников и молодых деревьев, дорожки не стали повторно закатывать в асфальт и оставили песчаными тропинками. Теперь у него было стойкое ощущение того, что он идет по таймлайну, по линии времени, возвращаясь своим ходом в детство. Однако вот и незаметный поворот, и непослушные кусты, что, как и раньше, схватили шаловливыми ветвями за волосы и оставили в них пару листочков. Послышался отдаленный гудок поезда, а вместе с ним – приглушенные голоса. Ярик улыбнулся, увидев огонек. Взрослые люди, могли бы культурно собраться где-нибудь в кафе или кино, но всех как магнитом тянуло в это место, пусть уже не такое волшебное, как в детстве, но все еще завораживающее в покрытом патиной тумана золоте сентября. – Яр! – крикнул Кир, едва его заметив. Подпрыгнул даже, пусть это и не было необходимо – два метра роста делали его заметным даже в толпе. Ярик помахал рукой, перехватывая поудобнее гитару на плече, едва не грохнулся по привычке с развалин, что остались от лестницы на платформу, и тут же оказался в медвежьих объятиях старого друга. – С каких пор ты стал любителем обнимашек? – хихикнул он, наслаждаясь человеческим теплом. Тут же его окатило запахом духов, и на спине появилась тяжесть еще чьих-то ладоней. – С тех пор, как я его к ним приучила, – промурлыкала Вера. – Привет, родной. – Ну, – он слегка развел руками, – я по вам дико соскучился, ребят. – Мы тоже, – подмигнул Кир. – Чувак, ты выглядишь так, как будто месяц из дома не выходил. – Это теперь мое обычное состояние. Нет, – прервал он уже набравшую воздуха в грудь Веру, – не пью. Просто... не хочу никого видеть. Вот. Хочу побыть один, и пусть все меня оставят. – Но к нам же ты пришел. – Вы – совсем другое дело! Попрошу не сравнивать. Никто из моих нынешних знакомых не звал меня на Проксиму. Кстати, а где Лена? И Саша? – До Лены я не дозвонилась, – с какой-то затаенной грустью сказала Вера и плотнее запахнулась в пальто. – А Саша занят. У него что-то крайне важное, то ли прослушивание, то ли выступление в баре. – Ну как всегда, трудоголик наш, – без тени веселья хмыкнул Ярик и тоже поежился. – Ветер холодный. – Стареешь. Раньше и зимой тут сидели. – Я и сейчас тут сижу. Иногда, – вдруг признался Ярик. – Играю, напеваю всякое... тут спокойно. Знаешь, ощущение защищенности и детства. – Это все от него, – кивнул Кир на Кентавра, что сейчас закутался в боа из белесого тумана. – Кстати о нем... Помнишь, мы думали, что он укрыл это место подобием купола? – Ну. – Так вот. Оно разрушается, Кир. А он все чаще молчит и даже мне не отвечает. Мне... так не хватало наших встреч, что я решил ему петь, а потом привык, и... – Мы уже выросли, – покачал головой Кирилл в унисон с Верой. – Иногда и взрослым это нужно, – Ярик вздохнул и вытащил гитару из чехла. Настроил, прорезая осеннюю тягучесть звонкой высокой нотой. – С кем-то быть безоружными. И немного чуда. Он вспомнил музыку, которую скидывал ему Кирилл. Попытался сыграть по памяти, понял, что идея безнадежная. Вспомнил, что они все вместе пели в школе – и тут даже Вера не удержалась от того, чтобы не подпеть. Ярик вспомнил что-то из того, что задело в последние дни, и Кирилл посмотрел с укоризной, мол, красиво, но грустно. Вечерело. – Тебе бы свою музыку писать, – хмыкнул Кир, когда прозвучал финальный аккорд. Ярик откашлялся и посмотрел на него чуть смущенно, но в том взгляде читалась и затаенная искорка хитрецы. – Я пробовал, – не удержался от честного ответа. – Но там все плохо. Девушка, которой я пел, меня бросила через пару дней. – Значит она просто не оценила, – возмущенно фыркнула Вера. – Парень написал ей песню, а она артачится, нет, ну вы посмотрите... а споешь? – Да на кой вам это надо... – Давай, – слегка надавил Кирилл. – На Проксиме можно все, помнишь? – Наша Проксима такого не выдержит. Он тронул струны, словно прося разрешения у инструмента сыграть на нем еще разок. Гитара отозвалась уставшим аккордом, но внезапно из сумерек донесся металлический звон, с порывом ветра переросший в едва слышный гул таких же уставших металлических конструкций. Кажется, даже Кентавр был не прочь послушать новую песню. – Ну чего ты, – обратился к нему Ярик с радостной полуулыбкой. – Ты ее уже слышал. Ладно, допустим... А я говорил – бросай театр, Пойдем же гулять на Невский. Ловить над каналами алый закат, И смеяться, совсем по-детски. Пойдем, покажу неприметный двор, Жилище старушки-Эхо, Мы ей споем, как заправский хор, Всем голубям на потеху. Уже на втором куплете Ярик споткнулся, поперхнулся, закашливаясь, и отложил гитару, заботливо прикрывая чехлом. Сжал кулаки, кажется, пару раз еще содрогаясь от кашля, и виновато улыбнулся: – Простите, оно очень... слишком личное. – Это же не твоя песня, – лукаво улыбнулась Вера. – Я знаю эти стихи, только там не про театр. – Я переделал слова, да. Мотив оставил, мне понравился ритм, да и мелодия сразу подобралась. А смысл только мой. Она артисткой была, питерской, такой важной… – Все равно красиво, – хмыкнул Кирилл, словно катая на языке только что услышанный текст. – Романтично, аж скулы сводит, но красиво же! Жаль, никуда не выложить, не спеть – авторские... – Вы про себя-то расскажите! – воскликнул Ярик нетерпеливо, стряхивая навеянную воспоминаниями и осенью меланхолию. – А то что мы все про меня... – Я устроился, куда хотел, – загадочно улыбнулся Кир. – Ага, под мое крылышко он устроился и безумно счастлив, – засмеялась Вера. – Правда? – Правда. А так... да живем помаленьку, работаем, все как у людей. Планируем пожениться в следующем месяце. Их история затянулась минут на сорок, до момента, пока не наступила полная темнота. Рассказывали обо всем, о работе, о семье, о том, как хотят завести собаку. Ярик старательно слушал – ему действительно было интересно узнать про жизнь тех, кто когда-то был дорог. Но в груди не отпускало дурное предчувствие – скоро ведь их рассказ закончится, и нужно будет рассказывать про себя… а у него что? Слава закончившего школу со справкой. На работу ходить сложно, потому что половину тротуаров перекрыли, а совмещать с учебой в колледже еще сложнее, потому что не интересно. Город все больше захватывает реновация, а он привязывается к местам и вещам. Подмывало спросить – а вы, когда в город приехали, что первым делом заметили? Привычное? Или изменения? Кажется, он знал ответ заранее.***
Такие типично-подростковые фразы в духе «я не плачу – это просто дождь» еще никогда не лезли ему в голову. Просто потому что… глупость какая. Однако сейчас размазанный по щекам мокрый снег до ужаса напоминал именно слезы, а на душе поселилась туча прямо со свинцового неба. Уже сегодня – поезд к новой жизни, большому городу и таким же большим свершениям. Уже сегодня – покидать родной город. Сердце защемило, и Ярик снова начал грешить на злоупотребление кофе. Хватит с него рефлексии. И так уже прошелся по всем памятным улочкам, заглянул в те места, где с его детства ничего не изменилось, попрощался с родителями. Осталась, наверное, самая важная остановка. Проксима, окутанная серой дымкой снега, щерилась на него щербатой крышей и обвалившимися ступеньками. За ней возвышался Кентавр – уже привычно молчаливый, наполовину спрятавшийся в туче. Часть платформы обрушилась, видимо, под собственным весом, но их костровая ямы была еще цела. И в ней, на удивление, горел огонь. Ярик кое-как восстановил перехваченное на миг дыхание и сглотнул. Невозможно, Кентавр еще должен укрывать Проксиму от чужих глаз, так кто же… – Кажется, тебе на другую платформу, – хмыкнули сверху, и Ярик с трудом поднял глаза. Саша сидел на краю, протягивая ему руку. – Ты не упадешь с лестницы, если ее нет, – а в голосе – ни грамма веселья или шутки. А по периметру костра, на кирпичах – вода. – Тоже прощаешься? – Ярик не сдержался и, хоть и помнил, как Саша не любил объятия, все же на секунду прижался к другу. – Тебе же только через неделю ехать. – Я хотел помочь тебе, – Саша вздохнул. – Я ведь уже уезжал. Я… знаю, как будет непросто. – Тебе было? – Было странно и больно. Первые несколько дней. А потом втянешься, честно, это проходит, Ярик. Главное – не думай. – О чем? Саша сдул с носа снежинку и нахохлился воробьем. – Просто не думай. Думай о цели, думай о том, чего ты добьешься. А вот об этом всем… – Спасибо, Саш, – Ярику вдруг захотелось сказать банальность, и он не стал себя сдерживать. – Спасибо за это чудо. За Кира, Веру и Лену, за Проксиму… спасибо. – Тебе спасибо, Яр, – Саша, видимо, тоже проникся банальностями. Улыбнулся лучезарно, разгоняя стылую хмарь. – За все. Ты уже опаздываешь, кстати. Проводить? – А ты хочешь? – Хочу. Уходить не хочу. – Я тоже. Они стояли, не шевелясь, на краю платформы. Смотрели на рельсы, на костер, что постепенно прогорал, на голые ветки заботливо высаженного Кентавром леса. Вспоминали, не рискуя говорить, кажется, даже не дыша. В конце концов Ярик вздохнул, смахнул со щеки мокрый след и кивнул огромному заводскому Кентавру. «Спасибо», – прошептал Ветру, самому надежному почтальону. «Останься с ними» – уже Саше. После чего развернулся и, не оглядываясь, почти бегом устремился прочь. Поежился от сильного ветра, снова стер капли, посмотрел на часы и ускорился – и правда, опаздывает, нет больше времени на всякие сентиментальности. Стрела крана слабо качнулась ему вслед.***
Когда поезд остановился в третий раз не по расписанию – Ярослав громко выдохнул и соизволил, наконец, отвлечься от телефона. Поездка была крайне важной, опоздать на час – не критично, но помилуйте, вот так задерживать!.. По громкой связи вагона что-то пробубнили, и Ярик, как и остальные пассажиры, высунулся в проход с немым вопросом «Что?». Динамик повторил еще раз – снова никто ничего не понял. И только когда зашла проводница с объявлением, что составу требуется ремонт и сейчас его отбуксируют на запасные пути – вот тогда по вагону прокатился дружный вздох разочарования. Ярик тоже вздохнул. Ну кто хочет прямо перед Новым годом застрять где-то в дебрях матушки-Родины, да еще и опоздать на мероприятие? Он отстучал бэнду и девушкам, что сидит в сломавшемся поезде, и понадеялся, что это не примут за очередную его отговорку или розыгрыш. Все же с такими вещами, а тем более – с такими людьми, не шутят. Поезд слабо дернулся и двинулся, плавно и неспешно, на запасные пути. Проехали стрелку, и Ярик заметил, что появилась связь. Не в силах сдерживать любопытство, запросил геолокацию – в каких, интересно, дебрях они все-таки находятся. Маячок показывал его родной город. Ярик потряс головой, прищурился и снова вгляделся в надпись на экране. Нет, точно его город. И маячок движется с той же скоростью, стало быть, сейчас заедут на вокзал… Но у них не было такого вокзала, может, в темноте он не увидел домов, которые уже в его юности облепляли здание и пути со всех сторон? Мистика какая-то. До самой остановки он вглядывался в карту, пытался сопоставить ее, свои воспоминания, новости, которые ему передавали друзья и однокурсники… Кажется, кто-то упоминал, что под реновацию попал вокзал, но какой, если не их центральный? Когда же поезд остановился и всех попросили выйти из вагона, он первым поспешил к дверям. Сизый зимний вечер на платформе разгоняли красивые, ажурные фонари в стиле ретро. Часть людей тут же побежала под навес, стараясь спрятаться от снегопада, а Ярик стоял и смотрел, как снежинки падают на плафоны и тают на горячем стекле. Как пролетают мимо и, освещенные, красиво кружатся к земле. Ряд фонарей уходил вдаль, к краю, повсюду стояли лавочки и таблички с названием станции. За небольшой парковкой и перелеском виднелось зарево города – более светлое небо и редкие крыши высоток. Не такое ослепительное сияние, как в столице, но хоть что-то. Вся платформа была погружена в атмосферу Нового года, праздника и волшебства. На секунду даже подумалось, что Гарри Поттер в Рождество чувствовал себя как-то так. Однако червячок сомнений так и не давал полностью погрузиться в сказку. В его городе не было таких вокзалов. И даже таких путей не было, он ребенком облазил здесь все окрестности, заброшки и стройки, не… Не может быть. Он пригляделся к горизонту, где, как он думал, чернела тень леса. Но постепенно, пока глаза привыкали к темноте, он понял, что тень делится ровно на четыре наклонные части. Четыре ноги. Кентавр. Рухнувший огромный кран старого, заброшенного завода теперь был лишь намертво забетонированными в землю опорами. А вместе с ним рухнула и магия их Проксимы, ее заметили и перестроили в нечто красивое, удобное и полезное. Сердце защемило. Ярику даже пришлось отойти, чтобы не пугать народ своими попытками сделать вдох. Он стоял на месте, с которым было связано столько детских грез, воспоминаний, что только из них можно было бы сделать сериал. Но это была не его Проксима. Это была бывшая станция «Промышленный комбинат синтетических материалов», отремонтированная и обновленная. Но не Проксима. Ее огонь больше не горел, ни в мире, ни, кажется, в его сердце. Он с трудом прошел по перрону, туда, где было их кострище. Разумеется, никакой ямы в новом асфальте не было, как и битых кирпичей со следами копоти. Ровная заснеженная поверхность. Сознание противилось таким переменам, требовало соотнести воспоминания с реальностью, однако это уже было невозможно. У Ярика разболелась голова, да так, что он готов был нырнуть в снег, лишь бы снять эту боль. Воистину, первое, что видишь, приезжая в место, где давно не был – это изменения. Однако, стоило пару минут подышать на обновленной лестнице, как стало легче. Воспоминания словно смирились с тем, что они больше не нужны, и угомонились. Даже рациональные доводы начали всплывать, мол, зато для людей сделали, не будет стоять бетонная развалюха и отравлять природу… Но на душе все равно было тяжело. Захотелось позвонить Саше, Кириллу с Верой, Лене… вот только Саша сейчас в Москве и готовится к кастингу, Кир и Вера уехали в очередное путешествие, а Лена не выходит на связь и, кажется, знать их не хочет. Ярик подошел к месту, где они любили сидеть вечерами, и попробовал представить, как они сядут сейчас – успешные артисты, солисты ведущих музтеатров, поющие главные роли в лучших мюзиклах страны… сели бы они вокруг костра и начали бы рассказывать друг другу страшилки про Черную Руку, инопланетян и металлического Кентавра, который охраняет их место от всех чужаков? Вот уж вряд ли. Остались в прошлом все эти вечера на Проксиме близ Кентавра, в детстве, как, впрочем, и сказки, и страшилки. В детстве, когда обычное кажется волшебным, а стабильное – вечным. Ярик все же скомкал снежок и швырнул в лес, выплескивая догорающие эмоции. Глубоко вдохнул холодный воздух, проветривая голову, и пошел в вагон. Ему еще перед командой оправдываться. Вот за что реноваторам спасибо – так это за бесплатный вай-фай даже в такой глуши.