Чёрным вихрем над страной

Алексею Валерьевичу Серебрякову Крушение царского поезда 1888 год Александру Аникину ...никто не осознал до конца, что произошло. В 14 часов и 14 минут ровно неподалёку от железнодорожной станции Борки случилось страшное - произошло крушение царского поезда, что казалось само по себе невозможным. Трагедия случилась на железнодорожной станции Курск-Харьков-Азов. Неожиданно появилась мистическая символика, хотя в мистику никто не верит. Станция - Борки - Борис Викторович Савинков будет потом лидером организации эсеров, и будет вести охоту на царя, пока еще наследника. Азов - Азеф второй лидер эсеровской организации, вошедший в историю под именем провокатор. Борки - Харьковский район, Украина. Крушение царского поезда произошло неподалёку от города Змеёва. Царская семья возвращалась из Крыма в Санкт-Петербург... Поезд состоял из 15 вагонов, скреплённых между собой механизмом Джойса. На дворе стоял 1888 год. Борису Викторовичу равно как и его кузине Ольге Петровской было девять лет, и ребята попросту учились в школе уважать и любить царя и царскую семью. Так оно и было. И Боря и Оленька испытывали к царской семье глубочайшее уважение. Ехавший вместе со слугами Александр Бельский, которому было 50 лет, и который напросился с царём вернуться из Крыма - жена его потом ругала за такую глупость, но мужчина был неробкого десятка, и ему очень хотелось увидеть наследника престола - увидел, но Николай ему изначально не понравился. Хотя потом даже помог ему, Бельскому, когда произошло крушение поезда. Оказывается, с рельсов сошли 10 вагонов из 15. Во время крушения поезда Александр Христофорович просто читал газету, а Александр III находился с семьёй в вагоне-столовой... стоп... но как раз пострадал именно вагон -столовая. Потом до Александра Христофоровича медленно начало доходить, что на Императора Александра III было совершенно кем-то покушение. Но его сосед по вагону - некто Пётр Дементьев приказал мужчине молчать в тряпочку, и ничего не говорить никому - о своих домыслах. Александр III увидел, что потолок рушится. И со всей своей исполинской силой задержал падающую крышу, хотя рухнул от тяжести сам. Бельский оказался в хвосте, в том вагоне, который пострадал меньше всего, и когда он вышел посмотреть жив ли царь, цесаревич Николай Александрович, молодой обаятельный человек лет 20 подошёл к 50-летнему мужчине, и спросил: - Всё в порядке? Поначалу Александр Христофорович не узнал цесаревича. Он, конечно, был очень красив - высокий, статный, с большими голубыми глазами, властный, но в меру. Однако усы его не так сильно отличались от усов других адъютантов царя, которые не пострадали, и только флигель-адъютант Шереметьев по слухам как-то повредил палец правой руки. Бельский долго припоминал его лицо... потом он вспомнил, что видел цесаревича в коридорах театра, на балете, когда выступала дебютантка Матильда Кшесинская. Александр Христофорович мысленно перекрестился, что молодой человек не пострадал, и потом проговорил: - Спасибо, мой вагон не пострадал. Вы-то сами целы? Матильда Феликсовна будет справляться о Вас... я вспомнил Ваше лицо... поздравляю, Вы в числе любимых поклонников... хотел Вам передать, но не успел - Вы спешно ушли из театра... Цесаревич Николай Александрович густо покраснел, и потом почувствовал себя счастливым: его хранил его ангел - Матильда, раз в такую трудную минуту, когда чуть не погибли его младшие сёстры, к нему подошёл человек, и назвал её имя. Ангел по имени Матильда! Мария Фёдоровна написала письмо королю Георгу V, когда всё закончилось. Вот что было в этом письме: "Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого мы все оказались на полу и всё вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Всё падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела ещё Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который потом рухнул вниз… В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего того, что сыпалось отовсюду. (…) Всё грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мёртвая тишина, как будто в живых никого не осталось". Поезд издал характерный гудок. Борис Викторович Савинков расположился в купе тёмно-коричневого цвета и взял газету, вглядываясь в текст и пытаясь что-то найти про съезд, на который собирался ехать. Он считал себя человеком без судьбы. И только Александр Христофорович Бельский - оперный певец, который был старше Савинкова на 41 год, был светом в его душе. Савинков называл Бельского "лучом света в тёмном царстве". Молодой человек ухмыльнулся. Конечно, "все блага мира" он получал за то, что имел рядом с собой прехорошенькую кузину - Ольгу Петровскую, светлая головка которой (волосы), нежное личико и ясно-голубые глаза, приглянулись-таки Александру Христофоровичу, тем не менее, Борис Викторович был рад тому, что у него есть друг. Забегая вперёд (спойлеры) на всю жизнь. Именно Александр Христофорович Бельский и будет лучом света в тёмном царстве кузена и кузины - Ольги и Бориса, некогда помолвленных, но теперь разлучённых: Борис уже был несколько месяцев женат на хорошенькой Вере Глебовне Успенской, дочери писателя Глеба Успенского, и Вера ожидала их первенца. Об этом двадцатиоднолетний молодой человек думал с горечью. Он Вере ничего не может дать, кроме проблем, да ещё к тому же он недавно подружился с петрашевцами и увидел свет в некоторых людях круга Георгия Валентиновича Плеханова - их старшего, уважаемого товарища. В поезд вошёл Александр Христофорович Бельский - не очень высокий статный мужчина, среднего роста, с прожигающими душу голубыми глазами, которые поразили Бориса Савинкова своей теплотой. Раздался характерный гудок паровой техники. Поезд сорвался с колёс и медленно поехал, уезжая вглубь железной дороги, которая лентой уводила людей по нужному направлению в Минск. Сама идея начала родилась со слов моего любимого оперного певца и артиста Александра Аникина, которые он дал в интервью Татьяне Кобзаревой (ТВ=губерния): АЛЕКСАНДР АНИКИН - недавно я прочитал одну книгу про Малюту Скуратова, и понял, что он оказался не таким, каким его преподносили в школе. Конечно, не таким. Я вначале не придала значения этим словам: про Малюту Скуратова пишут многие... можно было в конце концов, найти монографию в интернете. Потом до меня дошло, вернее меня осенила одна мысль. Погодите-погодите, вторая фамилия Скуратова - Бельский?! Кое-что про Александра Христофоровича Бельского, оперного певца - вымысел, ОМП - у меня имеется, и прототипом этого образа явился сам Александр Петрович Аникин,я сделала только AU в прошлое, чтобы не совсем заподозрили биографию - мне не совсем можно раскрывать карты личной истории, только через героев. Так, вот кое-что про Александра Христофоровича Бельского, который на деле - потомок Малюты (Григория) Скуратова-Бельского, приятеля Григория Грязного по опере Н.А.Римского-Корсакова Царская невеста... в которой сильно проявился и раскрылся талант моего любимого оперного певца Александра Аникина - приятель Бориса Викторовича Савинкова (Жоржа), в общем это был лучший подарок на день Рождения, который можно пожелать - чтобы любимый певец Александр Аникин прочитал мою историю?! в данном случае, получается, что идея сопоставления эпох - средневековья и начала XX века - принадлежит Александру Аникину, хотя ... Александр Петрович просто косвенно озвучил далёкую фразу Бориса Викторовича Савинкова, которую тот неосторожно сказал Уинстону Черчиллю: " ЧЕРЧИЛЛЬ (недословно) Наверное, когда закончится война, всё изменится к лучшему... БОРИС САВИНКОВ (дословно) Отнюдь. А что наступило после распада Римской Империи? Тёмное средневековье... Спасибо Александру Аникину за интервью Татьяне Кобзаревой, и идею... я счастлива. Александру Аникину ГЛАВА ПЕРВАЯ Вокзал Александру Аникину Мужчина 58 лет размешивал ложечкой крепкий кофе, приготовленный его женой, Марией, и смотрел в окно, на котором красовались красивые, драпированные, тёмно-зеленые занавески. Солнце где прибавляло свет, где тень делала занавески темнее, ближе к низу, где света было немного. Серовато-дымчатая кошка Лерка тёрлась у ног Александра Христофоровича, вроде бы прощаясь с ним - как чувствовала, что ему уезжать в Минск. - Тебе было мало, когда твои революционеры чуть было не довели тебя до виселицы. - Жена Александра Христофоровича, Мария, женщина одного с ним возраста, поставила мужу на стол булочки, выпеченные Пульхерией, которая была и горничной и экономкой одновременно. Пульхерия была одних лет с Марией, и у них всегда было о чём поговорить, хотя это были женщины разные по статусу. Марии явно не хотелось отпускать мужа одного - как чувствовала, что там он встретит другую, моложе. Накануне Александру Христофоровичу приснился странный сон - девушка с золотистыми волосами и изумрудно-зелеными глазами, как ждавшая его особа на каком-то вокзале. Образ был настолько сильным, что Александр Христофорович не мог сразу поверить в то, что это только лишь сон. Но это был сон. И мужчине пришлось смириться с этим. То, что это сон в руку, Александр ещё не знал. Только догадывался, смотря на состоявшуюся фигуру своей жены, которая явно его чем-то не устраивала. После премьеры Царской невесты, где у него была главная партия Грязного, Александр как-то поостыл к жене, и решил что когда-нибудь встретит героиню своего романа. Правда жизни. Суровая, но правда. Мужчина, на котором был клетчатый костюм, тоскливо посмотрел в окно, источающий свет, и представил себя эдаким стареющим помещиком Троекуровым, которому явно не везло во всём. Хотелось действительно бежать. Партия удалась на славу, но ни торжества, ни что не могли разогнать тоску новоявленного Грязного - какие б торжества не устраивали бы для него, Бельскому все казалось скучным. Наверное, глупым одновременно. Легенда была озвучена мощная, Бельскому понравилось, хотя Римский-Корсаков упорно не хотел ставить современные темы - ему нравилось куда-то убегать в прошлое, в легенды. Малюта Скуратов-Бельский был предком Александра Христофоровича по материнской линии, а играть приходилось Грязного - главную роль, хотя душа поглядывала на образ далекого предка, которого, кстати, тоже звали Григорием. Происходил род Бельских из Белес - Бельцев, род был назван по местности. Бельский не совсем любил вспоминать те кровавые времена царя Иоанна, о которых ему напомнил неожиданно Корсаков новой постановкой. Сказать в лицо композитору о том, почему он не хочет писать на тему современности, Бельский не мог. - Чего ты пристал к человеку со своей революцией,- усмехалась Мария, присаживаясь к мужу за завтраком. Плюшки удались на славу, - ну застрял человек в сказках... - Я вот ему удивляюсь, - говорил о современнике Бельский, -в мире столько насущных проблем, а он живёт сказками, и говорит, что это ему интересно... - Ты живёшь одной своей революцией. - Мрачно заметила жена. - Если твои коллеги заподозрят в тебе лучшего друга Плеханова, думаю что опять ждать беды. Где ты их выкапываешь? Плеханов, Гершуни? Ну кто там будет ещё? Я, конечно, понимаю, Вы все ждёте лидера, но если ты не угадаешь что тогда? Виселица? - Эмиграция с почётом за все хорошие заслуги. - Предсказал свою судьбу Александр Христофорович. = Кошку и супругу возьму с собой. - Кошку можешь брать, а меня не нужно. - Как-то резко сказала Мария, ударив кулаком по столу, Пульхерия аж прислушалась - опять супруги ругаются из-за революции. Но что поделаешь - таковы новые времена. Бельскому не очень понравилось, что его супруга пренебрежительно отозвалась о революции - захотелось взять чемоданы и бежать, тем более что он был хорошего мнения и о Плеханове, и о Гершуни. Борис Викторович Савинков, молодой, светловолосый человек с пронзительными голубыми глазами, стоял у набережной в Питере и ждал свою невесту Веру Глебовну Успенскую и её брата Александра Глебовича Успенского. Савинкову исполнилось 20 лет, и он только начинал карьеру революционера. На деле всё вышло на спор с отцом, который работал товарищем прокурора окружного суда в Варшаве - человек, занимавший солидную должность вовсе не хотел, чтобы Борис Викторович шёл в актёры. Об актёрской карьере Бориса мечтала его матушка, Софья Александровна Савинкова- Щевиль, но Виктор Михайлович был категорически против. Он настаивал на том, чтобы сын бросил читать своего Гамлета, и занялся бы чем-нибудь серьёзном. Софья Александровна на эти заявления крайне обижалась, могла неделями не разговаривать с мужем, что приводило последнего в бешенство, дело дошло до того,что в неполные 17 лет, Борис Викторович был счастлив свалить из отчего дома, и поступить в Горный институт в Санкт -Петербурге - хоть куда-то лишь бы не видеть кулаков и плётки отца. Отец беспокоился не напрасно: Виктор был художником, а Александр - стыдно сказать -преступником. Сын товарища окружного прокурора преступник! Борис Викторович долгое время не мог выбрать между карьерами художника и карьерой артиста... в итоге выбор определил Виктор Викторович, брат художника, которому надоело слушать нытьё Бориса по поводу очередных побоев отца. - Я бы тебе советовал заняться живописью, - усмехнулся как-то Виктор, немного оторвавшись от своих цветов и мольберта, - но папу это не устроит: ему достаточно и одного художника на семью. Мне кажется, по-моему папаню пора проучить - иди в революционеры. Борис Викторович вначале не понял слов брата. потом задумался. В семье ему спокойно жить не дадут: плакала мать, злился отец, а на деньги, которые он заработает пением сам, хорошего учителя не найдёшь и к Александру Христофоровичу Бельскому - оперному певцу, которого Борис любил иногда послушать - не пробьёшься. Там всё по-другому, это мир искусства, и Борис Викторович понимал, что если Александр и согласится стать его педагогом, то только с дозволения отца, а отец не дозволит.... под руководством Виктора был выбран другой институт, чтобы Борис не страдал настолько при встрече с родными. Виктор любил брата, и не понимал отца, который запрещал Борису Савинкову заниматься искусством. Александр не был в курсе, куда направляет стопы Борис, поскольку Виктор ему точно ничего докладывать не собирался, и стал собирать среднего брата в Горный институт для получения диплома. Там он надеялся, что Савинков станет достойным юристом. Но Виктор Викторович еще не знал, какие на деле настроения царили тогда в полиции. Подозревал, но не был в курсе до конца, провинциальному товарищу окружного прокурора - кто ж скажет? - Виктор Михайлович. Одобрив желание сына стать следователем, отец разрешил доставшему всех отпрыску, уехать в Санкт-Петербург,и вот на набережной в 1899 году, Борис Савинков ожидал Веру и Александра Успенских, чтобы поехать с ними в Минск на первый съезд социал-демократической партии. Вместо Веры на Бориса неожиданно налетела Ольга Петровская - студентка, которая училась на одном курсе с Борисом, и буквально умоляла его взять её с собой. Девушка сходила с ума по революции, по социал-демократическим идеям, по устройству нового мира, чем часто доводила самого Савинкова, который за годы обучения стал менее резок, чем был,да и потом он встретил Веру, влюбился, всё было обговорено.. .и тут Петровская едва не сбивает его с ног, как будто она его любовница, виснет у него на шее, и просит взять с собой. Савинков опешил. Не ожидая такого порыва, мужчина пытался что-то возразить, но поскольку он был слишком молод - всего 20 лет, он не знал что сказать.. спор решили Александр и Вера Успенские, подошедшие как и нужно было ко времени -было около трёх пополудни. Он был одет в макинтош серого цвета, она - в дорожный костюм синего цвета и красивую модную шляпку. От красоты Веры Борис долго не мог прийти в себя. "Женюсь", - промелькнуло у молодого человека в голове, и он попытался вырваться из объятий Ольги. Вера улыбнулась, поняв что Борис Ольгу точно не интересовал, и сказала своим мягким, бархатным голосом: - Милый, в качестве моей компаньонки, я могу взять твою знакомую с собой. Так будет менее опасно для всех. Думаю, что девушку интересует только революция. - Надеюсь, что Ольга Евгеньевна встретит в пути своего будущего мужа. -Саркастически заметил Борис Савинков, и он оказался прав - встреча с Александром Христофоровичем была не за горами. Мужчина оторвался от девушке, и подал Ольге руку, предоставив её брату Веры - Александру, что тоже было символично. Молодые люди подождали немного -потом наняли извозчиков, поезд, отправлявшийся на Минск, должен был скоро прибыть - опаздывать было нехорошо. Александру Аникину Борис Савинков и его брат Саша сидели в тюрьме в Вологде. При рождении второму сыну тоже дали имя Александр, но он из уважения к старшему брату сменил его на Борис. Братья подумывали план побега. При этом Александра должны были казнить на следующий день. Борис не успел его спасти, и всю жизнь мучился тем, что ему не удалось спасти брата. После казни Саши - страшный, мучительный момент, который Борис плохо переживал, мучаясь бессонницей. Брешковская понимала. "Бабушка" русской революции сидела с ним, отбывая свой срок. Но молодой светловолосый пока человек на данный момент устал. Ещё больше на него повлияла смерть старшего брата, которого он горячо любил. "Бабушка" понимала, но старалась всячески давить. Сама сломленная, измученная жизнью Екатерина не знала как вырваться из этой клетки, которая называлась тюрьма. Брешковская подошла к решётчатому окну. Был месяц март, моросил гадкий, как считали люди на воле, дождь. Она жадно вглядывалась через решётки на погоду, стараясь уловить запах воздуха, которого так не хватало ей в темнице. Она мучилась сама от того, что вся её деятельность на благо революции оказалась бесполезной. - Ты только себя погубишь, Борис. - Сказала, наконец, она Савинкову, который сидел на нарах, повесив свою чуть светловолосую голову. Брешковская с удивлением заметила, что в тюрьме молодой человек стал темнеть. - Что ты можешь сделать для революции? - Брешковская смотрела на моросящий дождь. На воле он бы ей казался противным. Как хотелось на волю! - Дождь? - Ухмыльнувшись, спросил Савинков, чтобы хоть как-то перевести тему разговора и оторваться от мыслей о брате. - Не переводи тему. - Властно сказала Брешковская. И Савинков ухмыльнулся: слово "тему" Брешковская сказала на французский манер, как в оперетте. А жизнь это и есть оперетта - с философским подтекстом и грустным концом. С Брешковской оставаться дальше было невыносимо. - Борис, - продолжала ныть женщина ЭПИЛОГ Наступал июнь 1903 года. В голове у Бориса Викторовича проносились стихотворные строки, да перо не записывало. Но тем не менее, Савинков решил их записать, когда вырвется на волю. Душа рвалась туда, где были его друзья, дочь и жена. Борису Викторовичу эта ссылка казалась пыткой. Молодой человек сидел в плохо построенной избёнке, где воздух дул из-за всех щелей и приходилось их то есть щели затыкать ватными одеялами, чтобы не дуло, когда была зима. Две зимы Савинков ещё отбыл нормально. Но летом 1903 года, когда в городке были то вспышки эпидемии, то какой-то мор, то голодно вообще - не выдержал. Небо и ад по сравнению с его жизнью там, в Питере, где он блистал даже в обществе убиенного им Сергея. Ругать Азефа не хотелось. И мужчина, понимая, что его по сути предали, или вернее сдали, отбывал своё наказание, скрепя сердцем, понимая что шефа может спасти только какое-то громкое дело, направленное на укрепление авторитета Азефа у революционеров. На деле как-то глупо получилось. Сидеть за другое, хотя там было что покопать. Бельский Савинкова за это ругал. Но по сути Бельский понимал, что с такими друзьями, Савинков вечно будет попадаться только потому, что надоел филёрам, а оказался бандитом. Софья Александровна, мать Бориса Викторовича, уже два года как лишилась сна. Влюблённая в Бельского Ольга Петровская, пасла Софью Александровну на правах горничной - она служила у неё потому что ей так приказал Савинков, трясущийся за мать душой и сердцем. Ольга и Александр передавали Борису известия из его дома, и от этого становилось горше. Люди стали вымирать от неизвестной болезни. Савинков не хотел заболеть ради матери ,и понял, что пора бежать. Плюс ещё одну зиму здесь он, возможно, не выдержит. А ссыльному хорошую работу было трудно найти, положим, если бы он согласился остаться и перейти на оседлую жизнь. Но его мать настоятельно мечтала о том, чтобы Борис вернулся в театр к Бельскому. Да и сам Борис Викторович рад был бы похлопать старинного друга по плечу. Стихи не шли. То, что он записал, ему самому не понравилось, и бумагу Савинков потом скомкал... В мечтах опять Увидеть свет Луны Над теми тополями, что пьяны, Лишь только все горчат, Как будто грустное свиданье Тень наложило расставанья - И яд Лишь только яд Осталось пить Взамен вина... Савинков поморщился. Пить яд ему вовсе не хотелось. И ни с кем расставаться тоже. А вот вина, пожалуй, выпить можно. Борис Викторович сжигал письма Бельского, которые ему сообщали о том, как там - на воле, и радовался за друга, что у него недавно родился сын. Правда, Савинков, видимо решил, что Бельскому одной жены мало... и почему-то он подумал о своей кузине Оленьке, которая была в Бельского влюблена. Как в артиста. На счёт этого Борис Викторович точно не верил, поэтому решил их столкнуть в благодарность певцу за то, что он читал правдивые письма о том, как они живут там, за колючей проволокой. В Вологде было слишком серо и сыро. Вернее, как-то не так. И пахло не теми закатами, что там, где были Бельский с Петровской. Тем более, зная пристрастие Ревенко к Мельбе, Бельский томными разговорами об Оленьке может подружиться с Ревенко снова, а это было выгодно самому Савинкову - чтобы Ревенко не знал о его побеге. Вернее, Петровская даже покроет как-то самого Бельского, который, даже, несмотря на то, что у него был малютка, отваживался помогать ему и поддерживать. А там, будь что между ними будет. Хоть второй сын Бельского. Хотя, Савинков был в курсе о том, что дети могут долго не появляться. Это ему повезло с Верой Глебовной. Вздохнув о семье, и, сжигая последнее письмо, Савинков решил выйти из дома и пройтись по июньскому городу, хотя его уже всё раздражалось и как же хотелось увидеть ему Бельского, Петровскую, Азефа, чёрт возьми, даже Путилина и маленького Михаила Александровича в кроватке! Воля! Друзья! Некоторые приезды Екатерины Брешко-Брешковской, конечно, скрашивали Борису Викторовичу жизнь в ссылке, но Брешковская не служила ему утешением, напротив, лекции её были занудными, а сама она как воплощением каких-то призывов к революционным действиям против царя, царской банды, царских фавориток и прочего мира, что Савинкову не нравилось. Вернее, Савинкову не нравилось, что Брешковская на него давит. Борис Викторович давления не любил. Но, может быть, под влиянием "бабушки русской революции" решился бежать. В Вологде становилось весьма тяжело и тоскливо, и Борис Викторович Савинков, сжигая одно за другим письма о воле его приятеля Александра Христофоровича Бельсокого, который плакал о нём - не показывая слёз своей жене и детям, младшему из которых было 3 года, решил бежать. В последнем письме Борис Викторович изложил Александру Христофоровичу, что затеял одну авантюру... прорваться к Гоцу, и Александр, думая, что авантюра эта кончится для Савинкова плахой - не одобрил, но скрепя сердцем согласился. В июне 1903 года Савинков просил из Вологды передать Бельскому записку Ольге Петровской, что скоро будет - и чтобы его названная кузина ждала его с хлебом-солью. После того, как Александр Христофорович сам влюбился в Петровскую, Бельский не хотел её видеть - слишком давила страсть, и радовался тому, что ему жена родила Мишеньку - младшего Бельского. Екатерина Бельская итак была моложе супруга на 25 лет, и полюбить женщину ещё моложе себя Бельский не хотел. Но видимо пришлось. Борис Викторович просил Бельского известить Петровскую, чтобы она передала его супруге Вере Глебовне его послание о том, что он жив и собирается бежать за границу. Оленьку Александр Христофорович встретил как раз три года назад - в 1900 году, в тот памятный Миллениум в Новом году и в Новой эры, когда как раз не так давно был рождён Мишенька. Оленька была красавицей, и Бельский почувствовал, что ему нехорошо. Но он не посмел приблизиться к девушке, и вот теперь Борис, словно издеваясь над ним, погружает его снова в эту удивительную страсть, прося всего лишь передать Петровской записку для Веры. Не особенно радуясь этому поручению, Александр Христофорович всё-таки был вынужден выполнить его, ради друга и ради того, чтобы его не заметили филёры -в трёпе двух женщин не было ничего неприличного, особенно если вторая из них была замужем. Неприличное бывало в некоторых кругах, но Бельский так про Оленьку не думал, часто мысленно проводя рукой по её бёдрам - и видимо вызывая в ней ответные чувства. Петровская опять покраснела, как и при первой их встрече - в памятном 1900-м году, но просьбу кузена поняла - записка была взята Петровской легко и непринуждённо, и Ольга, подобно французской королеве Анне Австрийской, оставив своего Бэкингема - уехала прочь в карете. - На улицу N. - Приказала Петровская извозчику, и отправилась к Вере, краснея из-за Бельского в который раз. Бельский тем временем, представив девушку нагой в очередной раз, отправился домой учить партии и возиться с Мишенькой, который лежал в своей кроватке и ждал своё уже третье День Рожденье. Александр Христофорович не мог не нарадоваться на сына, которого утешала Екатерина, тоже радуясь его появлению на свет. Мишенька был целым миром и самим богом для семьи, и даже старшая дочка Бельского Александра, которой исполнилось 6 годиков, любовалась братиком. Екатерина была счастлива, и пока не замечала перемен настроения в муже, который, показав Мишеньке как некое чудо игрушки, засел за свои партии, и стал смотреть на приходящее лето - наступал июнь 1903 года. День проходил в обычных трудах и заботах, и всё бы хорошо, если бы Петровская не везла записку Вере Глебовне от мужа. Войдя в дом супругов Савинковых, Оленька немного смутившись, подождала пока Вера Глебовна с Татьяной Борисовной не спустятся с лестницы, и ей не предложат сесть на диван. Обычный дамский трёп начался с обсуждения парижских мод - и что было модно в Париже сейчас, пока Оленька не сунула Вере Глебовне записку, поданную ей Бельским. - Александр Христофорович точно не шутит? - Испугалась Вера. - Борис бежал?! Петровская кивнула настолько незаметно, что Вера могла бы подумать, что ей кивает манекен. - Господи! Что он ещё задумал? Он совсем не думает о семье! Вера закрыла лицо руками и заплакала, но чтобы дворецкий не подумал, что её расстроила Ольга, Вера предложила сыграть что-то на рояле. Она ударила по клавишам старинного инструмента и напела старинный романс. Савинков бежал за границу. В Архангельске, куда он выбрался на волю, он пошёл по указанному Бельским адресу, и он надеялся получить сведения о том, как ему пробраться в Тронхейм, в Норвегию. В тот же час из Архангельска отходил пароход "Император Николай II", построенный в год коронации Императора в 1896 году, на котором Борис Викторович и задумал начать своё удивительное путешествие в новый для него и необычный мир - туда, куда ни одна нога человеческая, а тем более ни одна нога журналиста не проникала. Савинков всё сделал бы для того, чтобы восстановиться в глазах Дмитрия Путилина и полиции, и даже не понимал, куда его несёт нелёгкая. Только немного всплакнул о своём двухгодовалом ребёнке - Татьяне Борисовне, которую он оставил в Петербурге. Однотрубный пароход Николай II, покрашенный по тогдашней корабельной моде в чёрно-белые цвета действительно одиноко замер на пристани. Борис Викторович был фактически без багажа, билета и паспорта, но контролёр, проверявший билеты, поверил внушающему доверие молодому человеку в то, что он по рыбацкой части - рыбак. Борис усмехнулся. Дворянское происхождение, именитая семья дала ему красивую внешность, но он был только не из простых и только не рыбаком. Ему по меньшей мере, можно было бы не поверить, но видимо младший помощник капитана Нахимов подумал, что все рыбаки настолько красивы. Борис Викторович пожал плечами, и взобрался по трапу. Судно было не большим - тогда ещё до больших суден компании White star line - была целая эпоха, но британские судостроительные компании уже тогда сотрудничали с российскими и Император Николай II был в курсе всех нововведений в качестве военно-морского эксперта. На этот счёт Савинков хмыкнул. Лучше бы Николай II был больше в курсе о том, что творилось заграницей. И в курсе всех похождений Гоца. Чтобы помочь Евгению Азефу, Борис Савинков, решил отправиться в неизвестность. Вера Глебовна играла минорный вальс, и Оленька, поняв, что её ждут дома, уже отправилась в крытой повозке к себе, надеясь хоть на обратном пути встретить Александра Бельского, который был погружён в ноты, игру с детьми и дела семейные, и фактически о ней позабыл. Только ночью ему приснился её облик. "Точно влюбился". - Подумал Бельский, и решил отужинать с друзьями, чтобы чуть забыться. Супруга его отпустила. Мужчина отправился ужинать в ближайший ресторан, где по случаю застал Дмитрия Николаевича Путилина и Владимира Никифоровича Ревенко. - Присоединяйтесь! - Владимир Никифорович, которому исполнилось 79 лет, помахал Бельскому рукой, и он сел рядом с друзьями за соседний столик. Рассказывать о Савинкове он не хотел, тем более что в его тайну по желанию самого Савинкова была посвящена только Ольга Петровская, поэтому Александр Христофорович из-за тумана завёл разговор о ней. - Понимаю, - Владимир Никифорович откушал мороженного, и посмотрел на Александра Христофоровича пристально, - сам сохну по Мельбе, посему я и зазвал сюда Дмитрия Николаевича, оторвав его от Марии Викторовны, его невесты, жалея только о том, что Савинков сейчас в Вологде. Бельский подавился куском пирожного: Савинков, вероятней всего, уже отдыхал на каком-нибудь судёнышке по пути в Норвегию. - Что с тобой? - Ревенко усмехнулся. - Тебе плохо? - Ольга вспомнилась. - И Бельский снова налёг на пирожное, бесконечно ругая Савинкова за его проницательность - взбудоражив мозг Бельского Петровской, он просто отвлекал от себя Ревенко, который мог и помешать его личным планам пересечь границу. Довольно странно быть таким умным в его годы. Покончив с пирожным, Бельский заказал курицу. - Любовь странная штука, Александр Христофорович. - Ревенко пригубил шампанского. - Уже и вкусы меняются - сначала пирожное, курица потом. Мне тоже кусочек, милая леди. Не хочу отставать от друзей. Ужин с друзьями из полиции чуть развеселил Бельского. Да уж хоть супруге будет что рассказать - Савинков умён как чёрт, лишь бы чёрт его не подставил в конце. И интересно, что он сейчас делает на своём судёнышке? Между тем судно завершало свой второй день в море. На небе зажигались звёзды, и оно рассекало по водам, оставляя после себя очень интересный след - где в виде белой пены, где просто так играли волны. Савинков не захотел посмотреть на красивые звёзды, на которые любовались бывшие на судне пары, высыпавшие на верхнюю прогулочную палубу, и углубился в книжку. Савинков любил читать. Ему чтение заменяло порой сытный ужин, и если он уходил в миры любимых авторов, то он мог забыть про всё. Про всё, только не про Гоца. Гоц - каким его видел Савинков по портрету - представал у него пред глазами подобно призраку смерти или какому-то странному видению, которое преследовало его даже в минуты отдыха. Борис Викторович расположился на судне, во втором классе и смотрел на отдыхающих, которые, видимо ехали к новой жизни. К новой жизни ехал и он. Но он просто не понимал, во что втравливается. ..Борис Викторович сошёл с парохода "Николай II", и отсалютовав капитану корабля, отправился вдаль, к Гоцу. Его фигура растворялась в дымке норвежского тумана, и капитан, не придав значения ничему, решил заниматься своими делами. Борис Викторович, только дойдя до ближайшего почтового отделения телеграфировал своему приятелю Александру Христофоровичу Бельскому о том, что доехал хорошо. Получив эту телеграмму, Бельский вздохнул, и вернулся к репетициям - они готовили оперу про Индию "Лакме"; и Бельский застыл в образе Нилаканта, в мечтах об Оленьке Петровской, которая ждала его, читая афиши - и гадая кем же он будет?! Но Ольга Петровская также на себе ощущала ласковый взгляд серых глаз Бориса Савинкова, который смотрел на неё с нежностью и любовью.. КОНЕЦ ЭПИЛОГ Посвящение Алексею Валерьевичу Серебрякову с пожеланием всего хорошего и меньше трудностей в жизни с любовью Алексею Валерьевичу Серебрякову от меня. Долгих лет творчества и жизни Алексею Валерьевичу Серебрякову и никогда его жене не знать беды - волнения за мужа на допросах. Пусть у Алексея Серебрякова всё будет хорошо с благодарностью артисту Алексею Валерьевичу Серебрякову - всех ему благ и процветания в его делах, а я его буду ждать :)))