Говори со мной

Наша комната купается в рассветном золоте. Оно повсюду – застенчиво струится из подогнувшегося уголка бордовых штор, распускается большими веерами по потолку и просачивается упрямыми блёстками через ткань. Любопытный свет проводит пальцами по мебели, не находя ни пылинки. Затем цепкие лучики льнут к бархатистой, чуть загорелой коже. Отражаются на блестящем зеркале иссиня-чёрных изгибов. Добродушная клыкастая мордаха партнёра украшает мой пробуждённый взор, позволяя встретиться и со своим отражением. Обыкновенное лицо темноволосого мужчины. Ранние морщинки в уголках глаз. Промеж бровей. *Как спалось, Питер?* - длинная плеть язычка шершаво скользит по щеке. С Веномом я уже так давно. Поначалу трудно было даже привыкнуть к мысли, что мы делим одно тело. Близко, навсегда, пока не будем разлучены смертью. Но теперь я нередко удивляюсь, как вообще умудрялся жить без симбиота. Многие люди не догадываются, насколько они одиноки. Порой, всем нам нужен тот, кто сможет заглянуть в самые потаённые уголки души. И принять такими, какие мы есть. - Хорошо, - глажу его, протянув ладонь. Ткани очень мягкие, скользкие, тёплые. Я рад, что он формирует связанное со мной короткими нитями и сеточками тельце, когда хочет пообщаться. Весь день разговаривать с одним голосом в голове было бы странно. – Что насчёт тебя, Ви? Не скучал? Его чувства отдаются во мне чем-то болезненным, меланхоличным, словно задетая струна скрипки. Я испытываю их с момента установления постоянной связи. Это было открытием для меня. Одно дело – угадывать эмоции собеседника, но совсем другое – разделять их. Они - круги на воде. Листья, подхваченные ветром. Резонансные мелодии. *Нет, конечно нет...* - играют ноты, прячась в жизнерадостных полутонах. - *Я разогрел наш завтрак. Я не готовил его сам. Заказал на дом.* У нас очень разное отношение к еде – если человек опирается, в основном, на вкусы, клинтарец подбирает ингредиенты ещё и по тончайшим оттенкам запаха. Прямо как художник, рисующий картину. Жаль, он предпочитает скрывать свой талант. Даже не говорит мне, чего бы ему хотелось съесть – приходится слушать эмоции, глядя на продукты и строчки ресторанного меню. Я стараюсь питаться правильно. У меня есть целый список земных продуктов, вредных для клинтарцев и арахнидов. Я выучил его наизусть. - А почему грустишь, солнце? – приподнявшись на подушке, заглядываю ему в глаза – две большие белые линзы в форме "рваных полумесяцев". *Грущу? Вовсе нет,* - он разбавляет настроение напускным весельем. Даже скручивает несколько усиков в завитки, становясь похожим на ветвистый экзотический куст во снегу одеяла. Не выйдет, приятель. Ты многое перенял от людей, но я хорошо тебя знаю. - *С чего ты решил?* - Признавайся, кто-то снова раскритиковал твои записи в интернете? – решаюсь я поиграть в "угадайку". Уже чую - вопрос не верный. *Меня не расстроят слова незнакомцев,* - хихикает пришелец, на этот раз искренне. - Ладно. Ты задолжал денег Потустороннему, - переходит "угадайка" на шуточный вариант. *Сомневаюсь, что божка интересуют деньги, Питер,* - звучит ответный смех. - Хм... Отменили показ "Скорой помощи"? – делаю я новый шаг. Знаю, он без ума от этого сериала. *Вообще-то, я даже серию "Тайного Госпиталя" застал. Там была твоя подруга...* - слово тянется, притормаживает, будто наткнувшись на заросли крапивы. - *Мэри Джейн.* Колышущиеся рядом со мной усы нерешительно сворачиваются в маленькие крючки. Вопросы без точек. Бинго. - Ви, я бы ещё понял ревность к другому симбиоту... Но к тусовщице, с которой мы виделись два года назад? – придвинувшись к нему, заключаю тёплые руки в своих ладонях. – Что тебя на самом деле тревожит? "Вторая половина" смиренно вздыхает, хмурясь и отводя взгляд. *Не так давно ты говорил с психиатром... Он пытался вылечить Октавиуса, помнишь? Доктор Джефферсон. Он сказал, что симбиоты могут быть... агрессивны.* Неужели замечание Джефферсона огорчило моего партнёра? Я, в отличие от него, уже и думать забыл про слова энтузиаста, который и носителем-то не был никогда. - Коллективный разум на Клинтаре говорил об агрессии носителей, - напоминаю я о нашем давнем путешествии на планету миротворцев. - Думаю, стоит поверить им. Никогда не замечал за тобой злобы или жестокости. *Я ведь не уроженец Клинтара...* - напоминает он в ответ о своём родстве с обществом паразитов, продолжая хмуриться. - Ты ведёшь себя как они, - неотступно окатывают волны моей уверенности берег его сомнений. Безуспешно, судя по эмоциям – каплям дождевой воды на стекле, печальным нотам фортепиано. Тревожной, недоверчивой тоске. Словно ангелок, боящийся быть принятым за исчадье ада. Хрупкая птичка, трепещущая в сильных ладонях. *А если я сделаю что-нибудь плохое?* Сильная ладонь нежно гладит его по щеке, по макушке. - Я пойму, солнце. Правда пойму, - обещаю я от чистого сердца. - Я ведь и сам с тенью... Воспоминание возвращает меня в юность, к двуцветным огонькам полицейских машин, плачущей тёте Мэй и накрытому простынёй телу. Струйки крови змеились по ступеням крыльца, будто желая доползти до меня. Глупыша Пити. Глупого. Глупого. Запомни, мальчик мой. С великой силой приходит великая ответственность. - И ревновать не нужно, - пальцы проводят по усикам в успокаивающем жесте. – Не к кому. Он вдруг отворачивается, поникнув. *Ты живёшь с чудищем...* - закручивает уничижительная паранойя всё новые петли. Чувства – беззвучный дрожащий всхлип. А если?.. Разлюбишь?.. Возненавидишь?.. Бросишь?.. А если?.. Притягиваю его к себе, чтобы обнять, моего беззащитного, мнительного, ранимого дурня. Обвиваю руками, закрыв от завистливых солнечных лучиков, и отмечаюсь поцелуем на блестящем лбу. Прижимаю к себе как бесценное сокровище. Щурится. Мурлычет по-кошачьи. Не перестаю удивляться извечному контрасту в его поведении – врагов он может довести до обморока одним своим видом, а наедине со мной превращается в божий одуванчик. - Ну вот какое из тебя чудище, Ви? Неженка ты моя. Пушинка. Солнышко. Иное скажут – узнают, что боевые навыки я ещё не растерял. Я никому не дам тебя в обиду, Гвенди. Тельце расслабляется в моих объятиях, пуская усики-завитки. Недоверие расшатывается, крошится на светлые оттенки. *Скажи ещё что-нибудь...* - мурлычет он у меня на груди. - Ты - самый грозный противник для всех, с кем мы раньше сталкивались, - воркует мой голос. Я не единожды составлял список его положительных черт. Он всё время дополняется. – И самый ласковый подарок для меня. Ты – мой бдительный защитник, отзывчивый помощник и отменный доктор. - Мм... - протягивает он вслух. Тональность такая высокая, что кажется голосом крохотного человечка. - Ты умный, проницательный, наблюдательный, добрый. Я обожаю твой характер и уникальный взгляд на мир. - Урр... - Ты – самое дорогое, что у меня есть в жизни, Ви... Без тебя меня нет. Я всем сердцем благословляю тот день, когда мы встретились. - Муррф!.. Подвинувшись и лизнув меня в щеку, он упирается лбом мне во скулу. Мурлыканье – громкая, заливистая мелодия – вибрирует во всём теле. *Люблю тебя, Питер...* - тёплый воздух щекочет ухо, будто бы он хочет вдохнуть в меня эти слова. Пахнет миндалём и, немного, мускусом. – *Тот день был в Мире Битв, помнишь? Ты спас меня...* - Да. Потом ты долгое время притворялся костюмом. Даже терпел стирку с порошком и сушку на верёвке. Патрулировал улицы по ночам. Не говорил, что тебе плохо без фенилэтиламина... - обнимаю партнёра покрепче, представив, каково ему было в те дни. Теперь я готов тратить все свои деньги на его здоровье и комфорт. На еду, на витамины, на гипоаллергенные средства по уходу за собой. У меня есть списки. - Ты и мне боялся слово сказать. Боялся, что я тебя брошу... *Никогда не забуду твоего ответа Риду Ричардсу,* - телепатический баритон сплетается с вибрирующим: "Уррр!" - *"Как это – "снять"? Снимают вещи. А у меня есть ответственность." Мне было так стыдно перед тобой.* - Ничего. Я всё понимаю. Пришелец рассказывал о своей жизни до Мира Битв. О том, как сородичи растерзали первого носителя, а его самого заточили в одиноком плену на несколько месяцев. Как глумились, называя его "влюблённым в еду." Он говорил об этом с болью и дрожью в голосе, удивляясь, как вообще удалось выжить. Я больше не задавал вопросов. Даже думать не хочу, куда бы он пошёл, если бы мы разделились. Одинокий путник в лохмотьях опирается на трость, взирая на нас с висящей над изголовьем картины. Его окружает бескрайнее зелёное поле луговой травы со вкраплениями жёлтых нарциссов. Обременённую рюкзаком спину освещает яркий лучистый кругляшок солнца. Оно всегда казалось мне неестественно холодным, прямо как потолочные лампы в больницах. Да и нарциссы я терпеть не могу. У вашей тёти слабое сердце, мистер Паркер. Берегите её от стрессов. По-видимому, моё настоящее солнышко улавливает неприятные мысли. Он в ту же минуту тянется усиком к стене и снимает злополучный предмет искусства, чтобы поставить рядом с мусорной корзиной. Хорошо. Купим что-нибудь получше. Я давно составил список возможного декора для квартиры. - А помнишь, ты ответил на телефонный звонок, когда я спал? - вспоминается моё пробуждение от громкого симбиотного писка в трубку. Иногда клинтарец забывает, что его телепатию слышу только я. – Мы ещё жили в пентхаусе. *Не напоминай...* - он закрывает морду руками, мысленно зардевшись от стыда. - *Звонила Мэри Джейн, пьяная в стельку. Мол, Пити, забери меня с дискотеки! Ну, я и попытался послать её к чёрту.* - Она ведь только после этого перестала звонить. Уже актриса, а до сих пор взбалмошная алкоголичка. Питер, это Гарри! Где пропадаешь? Почему не отвечаешь на звонки? Мы все за тебя переживаем, друг... Большой завиток сворачивается у меня в ногах, рассеивая солнечный свет на несколько лучистых кругов и отбрасывая длинную кручёную тень на белые холмики одеяла. Какой прекрасный кадр. *Помнишь церковь?* - продолжает симбиот наше погружение в ностальгию. - *И того амбала, что обозлился на нас за Пожирателя Грехов? Эдди Брока?* - Забудешь его, как же! – подхватываю я, прыснув ото всплывшей перед глазами сцены – нас, отобравших у белобрысого качка пистолет с криком: "Мужик, не делай этого!" И последовавшим от него яростным: "Вот сволочь, даже умереть спокойно не даёшь!!" Высокая статуя Девы Марии тоскливо смотрела, как он безобидно кидался церковными свечами. А мы уже тогда чуяли, что обзавелись заклятым врагом. *Он на нас со звуковой пушкой охотился. И с зажигалкой,* - смех клинтарца беззвучен, но грудка дрожит в мелких спазмах. - И разгромные статейки ваял для "Bugle", – резонирует моё веселье. – И мыльной водой обливал из цистерны. Ты, мол, чёрный уже от грязи! Расист. Бедный Джона едва не разрыдался, когда его наконец упекли в тюрьму. *А помнишь, мы устроили "отпуск" на необитаемом острове? Провожали рассветы и закаты...* - не вижу улыбку, но ощущаю её. За время нашей совместной жизни Ви научился улыбаться почти как человек. Но только для меня. - Мы грелись на песке в оранжевых лучах, - я знаю, моя улыбка также ощутима для него. Знаю, он видит образы в моей голове – невероятный, карминный оттенок света на иссиня-чёрном глянце и ярко-зелёные перья пролетающих мимо птиц. Длинные бордовые кисточки редкой травы, синхронно колышимые ветром, словно водоросли в море. Словно мы стали частью моря. – Мы искали самородки в заброшенной шахте. Купались в тёплой воде, наблюдая за пёстрой рыбой и медузами. Надо будет повторить как-нибудь... Точно, добавлю это в список важных дел! Несколько усиков формируют ещё одну ладонь, чтобы переплестись пальцами с покоящейся на его пояснице моей рукой. Солнце, если тебе что-то нужно – не молчи, прошу. Тебя никто не обидит. Я хочу, чтобы ты был здоров и счастлив. Рассветные лучики тем временем ощупывают компьютер, книги и аппаратуру для съёмки. Меняют оттенки штативов, объективов, ламп и съёмных устройств для вспышки. Заглядывают в корпуса ветродуя и генератора дыма. Блестят и отражаются от линз, окуляров. Уже и не верится, что раньше комната была заставлена химоборудованием. Она была такой пыльной... С одной из книжных полок на нас смотрит застывшее фото. Тётя Мэй, дядя Бэн и я – несмышлёныш в очках. Невинный малыш. Глупый, глупый. Глупый. Я горжусь тобой, Питер. Бэн тоже гордился бы. *Убрать её, Питер?* - чувствует симбиот мои некстати проснувшиеся эмоции. - Нет, любовь моя, - вздыхаю я. – Пока нет. Веном смотрит мне в глаза, мягко, тепло улыбнувшись. Иссиня-чёрные пальчики гладят меня по щеке, по шее, такие же мягкие и льнущие к плоти, ненавязчивые, ласковые. Жить с ним вовсе не сложно. Даже если он не говорит мне о еде, я пользуюсь составленным списком его любимых блюд. Я безукоризненно соблюдаю режим приёма витаминов и фенэтиламина. Всегда прислушиваюсь к чувствам. С его мнительностью бывает труднее, но и здесь я весьма поднаторел. В конце концов, после эпизода с моими "родителями", я и сам стал проявлять осторожность к людям. Как это было глупо с моей стороны – думать, что бывшие узники русской тюрьмы, гнившие в ней без малого двадцать лет, могут весело кататься на коньках и предлагать выпить горячего шоколада с круассаном. Как глупо... Так мои родители всё же погибли? Вы просто... роботы? Подделка? Глупый Питер. На некоторое время наш уютный уголок отдаётся на милость тишине и гипнотизирующему звуку мурлыканья. - Помнишь, мы были на кладбище? – вскоре просачивается сквозь них мой голос. Неуверенной, невесомой вуалью. - Ты утешал меня... Прости, милый, но Кошечка не любит смурные тучки. Кожа хранит на себе отголоски нежных поглаживаний, объятий симбиотического тельца. В ушах звучит эхо ласкового шёпота. *Всё будет хорошо.* *Мы со всем справимся.* *Я всегда с тобой.* Я же вижу, что с тобой творится, Питер. Этот взгляд, эта смертельная бледность... Ты в глубокой депрессии. Пожалуйста, обратись за помощью, мальчик мой. Ради меня... *Пустяки,* - качает головой моя "вторая половина". - *Лучше вспомни, как ты раздобыл для меня фенэтиламин. Как не дал мне отделиться. Успокаивал во время авитаминоза...* Я рад, что мы пережили этот этап. Теперь мы можем обращаться за нужным веществом к доктору Коннорсу или к частным химлабораториям. Сам я к реагентам и склянкам больше не прикоснусь. *Он ненавидел меня за преступления моей расы. Что бы я ни делал... Что бы ни говорил... Он меня ненавидел. Он пил корабельное топливо и ел битое стекло, надеясь навредить мне. Я пытался вытащить осколки. Всё было в крови, в его крови.* К острому слуху симбиота лоснятся отзвуки телепередачи, включенной кем-то из соседей: <Никто не знает, вернётся ли ко скучающему Нью-Йорку его герой. За последние два года Человек-Паук ни разу не появлялся на улицах. Что произошло с лучшим защитником города и живой гордостью нашей страны - сможет поведать только он сам. У американского народа тоже есть, что сказать бывшему спасителю. Передаю слово Джоне Джеймсону, издателю "Daily Bugle".> <Никогда не думал, что скажу это, но...> - слышится эхо грубого голоса вечно гаркающего скряги. - <Нам всем тебя не хватает, Паук. Я прошу прощения за всё, что писал про тебя в своей газете и говорил на камеру. Я никогда и ни перед кем не извиняюсь, понял?! Но теперь мне стыдно. Я был идиотом! Просто... Просто возвращайся, ладно? Не заставляй меня каяться ещё больше!> Хм. Обыкновенные люди думают, у супергероев и сила духа с приставкой "сверх-". Думают, мы можем выдержать всё. Как нерушимые горы. Глупые борцы из стали. Гарри, ты только держись, хорошо? Мы вызовем "скорую"... Закусываю нижнюю губу, предательски затрепетавшую от воспоминаний. Взгляд невольно прыгает в сторону шкафа с одеждой. - Не выходи на улицу без меня, малыш, – порывисто бормочу я партнёру. - Говори, если заметишь что-нибудь странное. *Ты так часто это повторяешь, Питер,* - мурчит клинтарец мне в щеку. Привычно. Тепло. - *Не волнуйся.* Ви, тебя коснулся Стикс! Ты чуть не умер! Я уже на Бруклинском мосту стоял, чтобы следом отправиться, разве не помнишь? Пора всё это прекращать, любовь моя... Взгляд снова обводит комнату, будто муха, ищущая выход. Задерживается на зашторенных окнах. Тони Старк однажды предлагал нам поселиться в его Башне. Мы отказались. Пусть Челси Стрит – место неказистое, но мы к нему привыкли. Здесь безопасно. А дом на Форест Хиллс уже давно был продан. Нам очень жаль, мистер Паркер. Её сердце не выдержало. Никто не знает, где мы живём. Мы даже научились маскировать наш запах, не говоря о внешности. Мы используем творческий псевдоним и отдельно арендуемую студию для частных фотосессий. Манеру съёмки не смог бы узнать ни один работник "Bugle" - настолько она изменилась с получением профессиональных знаний. Все бывшие знакомые уверены, что Питер Паркер пропал без вести и, возможно, погиб. Они недалеки от истины. Прощай, дядя. Спасибо за мудрость. Глупыш Питер истёк кровью на ступенях вместе с дядей Бэном. Прощай, любовь моя. Спасибо за тепло. Разбился насмерть вместе с Гвен и её отцом. Был нанизан на глайдер вместе с отцом Гарри. Прощай, друг. Спасибо за поддержку. Уснул навеки вместе с ним самим, отравившимся сывороткой Гоблина. Закрыл глаза, держа его за руку. Прощай, тётушка. Спасибо за доброе детство. Задохнулся вместе с тётей Мэй, сражённой сердечным приступом. Обмяк во хватке злодея по имени Жук. Будь проклят тот день, когда я решил надеть маску. Взор выхватывает катышек пыли на полу, подле снятой картины. Мерзость. Ну ничего. Закупимся средствами, чтобы снова вычистить всю квартиру. У меня есть их список. Прижимаю клинтарца к себе чуть крепче, теснее, отчаянней. Словно бы мы могли быть ещё ближе. Глупенький Пити поумнел. Он был отравлен жизнью, но больше не отпустит близких. Тельце жмётся ко мне в ответных объятиях, цепляясь каждым усиком, как за последнюю надежду. Белый рисунок паука на его чёрной грудке – вечный символ того, кем мы стали. *Представляешь, где-то есть мир, в котором мы ненавидим друг друга...* Шепчу, прежде чем согреть поцелуем его скользкую щёчку: - Должно быть, ужасное место. Я не понимал, насколько был одинок. Помню, на появившуюся однажды в центральном парке инопланетную платформу я запрыгнул без колебаний. А до этого - старался не ночевать дома, бесконечно патрулируя улицы. Бросался в огонь, гадая, когда же он наконец поглотит меня. Здесь было так грязно... Пыль копилась изо дня в день, оседая на всех поверхностях. Словно пепел. Словно прах. Когда я всё же оставался в квартире - вздрагивал от каждого телефонного звонка. Глаза щипало. "А вдруг это Гвен?" "Вдруг это Гарри?" "Вдруг это тётя Мэй?" Я знаю всех, кто погиб по вине Человека-Паука. У меня есть список. Я всё помню, составлю снова. И снова. И снова. Чёртова пыль. Чёртов балабол Джефферсон. Придётся искать другого психиатра, который выпишет таблетки. *А я не слишком много болтаю, Питер?* - ёрзает мой новый смысл жизни, гладя пальчиками по груди. - *Только намекни...* - Нет, солнце. Говори со мной, пожалуйста, - улыбаюсь я широко, отворачиваясь от комочка пыли, от города, от мира. – Скажешь, чего бы тебе хотелось на обед? Помолчав и убедившись, что я не отступлюсь, он чуть слышно вздыхает и выуживает усиком лежавшие на столе ручку с блокнотом. Листает страницы, излинованные вереницами строчек и столбцов. *Я запишу.*