Простить нельзя забыть: -Где запятая?

Ночь. Холодная, дикая, забирающая все самое светлое и чувственное, не оставляющая намёка на будущее. Она высасывает последние силы, так что ты не понимаешь, насколько реально все вокруг. Ты не можешь сделать вдох, потому что не понимаешь, для чего дальше дышать. Будто в пустыне, ты идёшь по дороге и не понимаешь, где же будет хоть намёк на цивилизацию. Все пусто, и ты один. Теперь один. Даже в толпе, средь десятков людей — ты один. Макаров давно не испытывал подобного чувства. Теряя почву под ногами, возвращаясь туда, куда глаза бы не глядели. Все вдруг потеряло смысл. Поднимается по лестнице и видит ее. Она сидит на лестнице, уткнувшись лбом в свои коленки, закрыв голову руками. Ее плечи дрожат. Всхлипов уже и не слышно, потому что кровь прилила настолько, что заложило уши и нос. Она делает глубокий вдох, когда чувствует она себе долгий взгляд. Поднимает медленно голову и сталкивается с тем же взглядом, который видела у мужчины несколько часов назад. Полные отчаяния, обиды и боли глаза в тусклом свете подъезда, стали темнее, что казалось отражало и злость. Он поднимается медленно, едва балансируя. Садится рядом. Делает выдох и набирает полную грудь воздуха. Он боится повернуться, будто это только что был мираж. Тогда он точно сойдёт с ума. Гипнотизирует лестничный пролёт. Внезапное касание. Такое, что перестаёшь дышать. Дальше ещё одно. И вот оно распространяется, Макаров чувствует, что его руку в районе предплечья сжимают будто в тисках. Он решает повернуться. Перед глазами встаёт картина, как девушка, уткнувшись в его руку, трясётся в рыданиях, сжимая ткань пиджака. Произвольно из его глаз поочерёдно начинают течь слёзы. Он сглатывает, не в силах вымолвить и слова. А потом и вовсе теряется как только слышит: — Прости меня, прости… Она начинает хаотично целовать шею, лицо, орошая участки кожи слезами. — Ну не молчи, скажи, что ненавидишь меня, прогони, только не молчи, — срываясь и переходя на истошные рыдания, попутно продолжая целовать. Это вовсе не выдержка берет над ним верх, а шок. Протяни сейчас он руку, и она исчезнет. — Давай начнём все сначала, правильно, будто ничего до этого не было. Совсем ничего. Правильно, как у всех, — глуша в его плече свою истерику, жалобно произносит девушка. Он резко встаёт на ноги, подходит к двери своей квартиры и прислоняется лбом к холодной поверхности. Она не рискует повернуться на него, лишь вздрагивает, когда слышит: — Дура, — кричит он и бьет кулаком в дверь. — Прости… прости, я сейчас уйду, — подавляя в себе очередные всхлипы, произносит Лера. Она начинает быстро собираться, хотя собирать ей нечего, но все равно осматривается по сторонам будто что-то забыла. Он не выдерживает этого накала чувств, и когда она уже собирается сделать шаг вперёд, чтобы выбежать побыстрее из этого дома, он хватает ее за руку. Резко останавливает, впечатывает ее в стену. Оказывается совсем близко к ее лицу. Она реальна. Он заглядывает в ее глаза и видит всю ту боль, что переживал сам. — Куда ты блять пойдёшь? — он груб, но только потому, что больше не намерен страдать, — Никуда больше не отпущу. Никогда. Он накрывает ее губы, вовлекая с бешеной скоростью в поцелуй, граничащей с безумством. Она растерянно пытается подстроиться под его ритм. Руки обоих пытаюсь восполнить ощущения тел друг друга, что так успели истосковаться по родным ощущениям.

***

Он держит ее за руку нежно и трепетно, поглаживая большим пальцем костяшки ее пальчиков, что были ледяными от волнения. Легкая музыка играет на фоне. Они смотрят перед собой, еле унимая дрожь в теле. Крапивина набирает воздуха, выдыхает и тихо произносит: — Паш, — она выдерживает паузу и произносит одно слово, прежде чем он успевает представить всевозможные варианты продолжения того, что она скажет, — Никогда. Можно было поспорить на миллион, что он сейчас выдохнул. Макаров подносит к губам ладонь девушки, которая больше никогда не уйдёт. Массивные дубовые двери открываются перед ними, слышится вальс Мендельсона. Они синхронно перешагивают порог зала и вступают в новый этап своих отношений.