Витя и Сталин

      Квартира пахла сундуком. Таким нафталиново-мыльным, стариковским ароматом ветхости, который стоит почти во всех квартирах одиноких обладателей вставных челюстей и отлично знаком социальным работникам. Не успел он выветриться, поскольку бабушку похоронили всего два дня назад.       Виталий, поставив в коридоре вещи, принесённые с собой, подошёл к окну, открыл задвижки, с силой дёрнул на себя, оборвав пожелтевшую бумагу, бывшие края газет, приклеенные мылом, и впустил внутрь шум машин, чирикание воробьёв и воздух с лёгким привкусом горячего асфальта. Теперь это его квартира.       Предстояло обжить территорию. Проявить дизайнерские качества! Виталий ещё раз критично огляделся. Звать пацанов в такое помещение было как-то даже неудобно.       Весь интерьер пронизывала атмосфера не столько даже ветхости — это-то ладно! — сколько отсталости, какой-то безвкусной, тупой деревенской невинности. Чёрно-белый телевизор — единственный символ прогресса — и тот оказался накрыт вязаной салфеточкой, да к тому же увенчан пластмассовой скульптурой, изображающей журавликов на чьей-то крыше и снабжённой надписью: «Владлену Кузьмичу в день 50-летия от коллектива Криолитового завода»! Такая же полипропиленовая роскошь — красноармейцы, балерины, зайчики — глядела из-за витрины облупленного шкафа вперемежку с чайными парами в крупный горох и водочными стопками. Безнадёжно сломанный проигрыватель грампластинок служил как постамент для фикуса. На стене помещался ковёр с глубокими отметинами времени и кошачьих приключений, зато пол был благоустроен только пёстрыми половиками, созданными явно из старых полотенец и халатов. Тот же материал использовался для изготовления покрывала на кровати, являвший один из наиболее нелепых элементов обстановки: все эти рюшечки-подушечки наводили Виталия на печальную мысль о том, что с приглашеньем в гости Кати тоже придётся повременить. Тем более, над ложем, чуть повыше календаря, откуда наивно смотрел молодой человек в галстуке, обещавший поднять пенсии в два раза, висел портрет И.В. Сталина.       С него Витя и начал. Подушки и салфеточки он пощадил, засунув их в с трудом нашедшееся пустое место в шкапе, статуэтки пока оставил, решив при случае их подарить кому-нибудь, а портреты кандидата и генералиссимуса отнёс на помойку вместе с фикусом и его граммофоном.       Очень скоро жильё наполнилось такими прогрессивными вещами, как электрочайник, микроволновка, магнитола и много пустых бутылочек от пива. В целом она приобрела удобоваримый вид. Конечно, произвести перепланировку капитального характера оказалось делом трудным, руки не доходили даже до того, чтоб вытащить из укромных уголков весь хлам, который там так бережно хранился. Виталий перестал ощущать сундучный запах, обжился, и то ли приспособил к себе бабушкин дом, то ли сам приспособился к нему. На выходные он планировал найти картинку, чтобы повесить её на место Сталина. Это самое место оказалось самым существенным изъяном в новой обстановке. Портрет до того долго висел прямо напротив окна, что под ним образовался ярко-рыжий кусок обоев — в противоположность остальному их пространству, безнадёжно выгоревшему.       Конечно, совершеннейшая мелочь, но Виталия она немного раздражала. Он почему-то смущался звать Катю в помещение с подобным эстетическим дефектом. Но в пятницу утром Катя сама позвонила ему. Говорила всяческие глупости, смешанные с комплиментами, чуть-чуть заигрывала, так что Виталий понял — она хочет придти — и позвал.       Девушка восприняла жильё критически. Она со скепсисом и удивлением смотрела на книги неведомых авторов, стоявшие на бабушкиных полках, — Ольга Форш, Аркадий Первенцев, Мария Марич, — и долго смеялась над названьем романа «Цемент». От подарка в виде сувенирного красноармейца она с пренебрежением отказалась, отчего Виталию стало немножко неприятно.       То ли из-за этого, то ли из-за чего другого на бабушкиной койке, даже очищенной от лишних украшений, он проявил полнейшее отсутствие энтузиазма. Когда Катя указала пальцем вверх и отметила своим вниманием ярко-рыжий прямоугольник на стене, настроение у Вити окончательно испортилось. — Ничего страшного, — сказала девушка. — В следующий раз! Перевернулась и свесила голову вниз. — У тебя под кроватью склад грампластинок старых! — Ну и что? — обиделся Виталий. — А стулья, кажется, рассохлись. Они не качаются? Да ладно, ладно, не грузись ты, чего такого! Просто стулья купить новые. Реально советую.       Виталий не собирался внимать ни чьим советам. В кое-то веке у него своё жильё! На Катю он вообще рассердился, полагая её не только свидетельницей, но и виновницей своего неуспеха. Поэтому на следующий день, когда его так кстати пригласили в компанию, которую подруга не любила, с радостью согласился, отрывался там до самой ночи, и вернулся пьяный, притащив с собой изображение певицы с толстыми грудями, которое повесил на место вождя.       Утром оказалось, что прогрессивная картинка не подходит по размеру, не закрывает полностью след, оставленный тоталитарным прошлым. Виталий изорвал её в сердцах и выкинул. Нужно срочно, немедленно искать замену.       Пятно от портрета стало порядком раздражать его. Глаз неприятно цеплялся за не выцветший прямоугольник на обоях тогда, когда Виталию совсем этого не требовалось, а требовалось сосредоточиться на чём-нибудь. Порой он шёл в свою квартиру с приятным намерением предаться релаксации, и тут вдруг залезала мысль, что, мол, ведь там пятно на стенке… Некомфортно… Некрасиво… Ну, и, конечно, сними Виталий портрет кого другого, так бы не случилось…       Перед тем, как звать парней, которые грозили уже обидеться за то, что праздник новоселья всё откладывается, он отыскал у бабушки в комоде свёрнутую в трубочку картинку с качающимися на волнах судами советских рыбаков, и за неимением другого, поместил её на стену. Весёлая компания гуляла в его помещении так эффективно, что уронила статуэтку с Криолитного завода, вследствие чего тело одного из журавлей отделилось от его тонких ножек. Один из обшарпанных стульев рухнул, как и предрекала Катя, а разноцветные половики под действием множества ног сбились в кучу. Под одним из них, возле окна, обнаружилось пятно чёрного цвета, как будто здесь оставили утюг или что-то вроде этого. — Глядите-ка, а это что такое? — парни столпились вокруг открытия. — Может, тут пожар был, Витька? — Не было пожара тут. — А здесь вон, глядите, чего! Рядом пол-то весь как исцарапан! — Специально жгли, а потом ещё ножом резали! — Да не ножом… — Может там клад, мужики? Тайник, а?       Все захохотали, сами не зная, над чем, наверное, чтобы хоть как-то прикрыть свою растерянность перед этим странным дефектом пола. Потом кто-то подметил, что на стене из-за картины с лодками высовывается кусок ярких обоев. «Да что же это такое? — думал Витя. — Руки у меня кривые, что ли? Нормально ведь вешал, не вылезало ничего». — Сейчас исправим! — бодро крикнул кто-то из гостей, и они толпой рванулись перевешивать картинку.       Когда утром Виталий выгнал свой весёлый коллектив, то обнаружил, что отпечаток Сталина высовывается теперь из-за другого конца картинки. Это наводило на антинаучные, мистические мысли, которые не покидали хозяина жилплощади всё время, что он прилаживал журавлика к его ногами. Какую-то странную нежность вдруг вызвало в нём это наивное творение соцреализма. Всё-таки память о дедушке! О том самом дедушке, — Виталий вдруг вспомнил это, посмотрев на место, где половик маскировал вчерашнее открытие, — о том самом дедушке, который, по рассказам старших, в войну, колол для стоящей в квартире буржуйки дрова, бывшие прежде столом и стульями.       Всё следующую ночь Вите снилось, как пятно от портрета бегает по стенам комнаты. Было страшно. Ворочаясь в кровати, он постанывал и гонялся с мухобойкой за пятном, которое никак не ловилось и злобно хохотало с известным грузинским акцентом. На следующий день, вернувшись из техникума, он заменил кораблики на Боба Марли, а, ковыряясь в бабкиных вещах, которым следовало постесниться, чтобы пустить Витины тряпки, кассеты и другие ценности, неожиданно наткнулся на её комсомольский билет. Он опять испытал непонятную нежность, тоску по тем вещам, которых никогда не знал. Полуистлевшие письма, значки, открытки, фотографии людей, которые были похожи на Виталия, но степень родства с которыми не была ему известна, внезапно оказались такими милыми, такими интересными предметами, что с ними забывалось даже то, что гнусный отпечаток Сталина глядит в твою спину глазами Боба Марли. Даже Кате позвонить — забывалось. Она опять позвонила сама.       Глупые оправдания, слова о том, что он, Виталий, вдруг увлёкся унаследованным антиквариатом, не подействовали на её страстную и импульсивную натуру. Лишь уверения в любви до гроба и приглашение зайти чуть смягчили даму.       А потом… у него снова ничего не вышло. Витя был не в состоянии расслабиться, потому что рядом с ним висел портрет, под которым — он не мог избавиться от этой мысли — таился ненавистный ярко-рыжий след, самый безобразный из всех возможных изъянов интерьера.       Катя не захотела этого понять. Она обозвала Виталия обидным словом и ушла, хлопнув дверью.       Два следующих дня они доканчивали ссору по телефону. Витя в который раз пытался растолковать даме свою психологическую реакцию на обстановку, а она без конца повторяла, что он слабак, что он рехнулся, что он её не любит, что он её совсем забыл и возится со всяким барахлом вместо того, чтобы быть с девушкой. — И что же мне прикажешь делать?! — грубо спросил Витя у той, что оскорбила презрением его открытки, книги, письма, грампластинки, статуэтки и стулья. — Чего! Обои переклеивай, ремонт делай, раз ты такой нервный! — Ага! На какие шиши, интересно? Может, ты мне денег дашь? — Денег… Да пошёл ты, вот чего! Денег у него нет, тоже мне…       На том конце бросили трубку. Виталий тоже опустил на рычаг свою и любовно погладил бок чёрного аппарата сороковых годов, который выторговал вчера на блошином рынке.       О Кате он не сожалел. Убрал Боба Марли подальше, уже догадавшись о том единственном способе, которым можно закрыть пустоту, оставшуюся от вождя. Потом снял с полки книжицу с физико-химическим названием «Как закалялась сталь» и с увлечением принялся листать.       Через месяц он вступил в компартию.