Среди кактусов есть поэты

— Хорошее утро, — сказал Шурф, выходя из ванной. Он уже успел принести Хельне камру, сегодня у Мастера Пресекающего Ненужные Жизни был День Свободы от Забот, и весь день он мог провести вместе с любимой женой, но, увидев Хельну, понял — возможно, не получится. Возможно, ему лучше потихоньку уйти (как говорил Макс «слинять») в «Обжору Бунбу», или в один из «Скелетов», или к Варише — они редко уделяли внимание трактиру жены сэра Луукфи. Или остаться, чтобы успокоить собственную супругу. Знать бы еще, из-за чего леди зла, как тысяча вурдалаков. — Хорошее утро! — рявкнула Хельна. Лонли-Локли сделал мысленную пометку — злится она не на него. Уже неплохо, значит, убегать не необходимо. — Как ты смеешь так говорить? — снова рявкнула Хельна, и Шурф удивленно моргнул — он ничего не говорил, он молчал. Или дело в пожелании хорошего дня? — Это неправда! — Хельна вскочила, и Шурф понял. Он здесь ни при чем, и слова леди относились не к нему. Хельна ругалась с кактусом. Вдохновенно и увлеченно. Для нее, очевидно, не было разницы, растение перед ней или человек — она умела говорить с теми и другими, и только для Шурфа кактус хранил молчание, будучи не более подвижным, чем книжная полка. — Говорю тебе, это совсем не в рифму! — выпалила Хельна. Ее спор с кактусом оказался не простым, а об искусстве… А о чем еще, в самом деле? — Ты мне еще будешь стихи рассказывать? И ты считаешь это рифмой? Твой сэр Тутта сломал амфибрахию позвоночник! — возмущение леди обрастало подробностями. Сэр Фиджо Тутта был конкурентом Хельны, она не стеснялась в выражениях по поводу него, а вчера в «Трехрогой луне» был поэтический вечер, который Шурф пропустил из-за задания Джуффина, за что Джуффин и отпустил его на сегодня. Усевшись за стол, Шурф приманил кувшин с камрой. Зрелище обещало быть захватывающим. — Стихи должны быть нежными! Певучими! Иначе какие это стихи? — Хельна хлопнула ладонью по столу. — Заткнись и слушай:             Моя любовь к тебе — моя награда,             Я счастлива любить тебя, мой принц,             Мне главное тебя увидеть рядом,             Узнать тебя из сотен тысяч лиц… и совсем не слащаво! — последняя строчка сбилась на прозу. Кактус не разделял мнения леди. Хельна сердито запыхтела. — Не сопли, а лирика! Ли-ри-ка! Тутта ничего не понимает в лирике… ах, вот как? Тогда как тебе такое:             Прийти к тебе, уткнуться в грудь,             Утешиться, как будто дома,             У нас двоих различный путь,             Знакомы мы и не знакомы,             Но в краткой встрече есть… хватит перебивать! Что есть в краткой встрече, Шурф так и не узнал. Хельна потерла виски. — Сам ты сопливый, ясно? Чем тебе моя лирическая героиня не нравится? Шурф допил камру. Вклиниться в диалог жены и кактуса у него не было шансов — наверное, лучше все-таки сходить к Варише. У нее есть неплохие блюда, и ее камра, хотя далека от камры леди Теххи, все же не горькая.

***

Когда сэр Лонли-Локли вернулся домой, Ехо погрузился в сумерки, ветер с Хурона стал прохладным, фонари сияли ровным оранжевым светом, а леди Лонли-Локли продолжала ругаться. — Это невозможно! — выдохнула она, когда Шурф вошел. — Настолько не разбираться в искусстве! Быть таким ограниченным! Шурф приобнял Хельну и поцеловал ее в макушку. — Дорогая, конечно, он ограниченный. Он же… кактус. — И что? — возразила Хельна. — Далеко не все кактусы ограниченные. Среди них есть много поэтов, тонко мыслящих натур и даже художников. С рисованием у них возникают определенные сложности, но в целом… Она решительно переставила кактус за окно, сказав ему: — Стой там и переваривай информацию! — А что он тебе говорил? — спросил Шурф. — Ой, да чего только ни говорил, дырку над ним в небе, — скривилась леди. — Рифма моя ему не понравилась, и придрался, что все мои стихи однотипные, потому что везде лирическая героиня безответно влюблена в героя. — Хм, кстати, у тебя действительно везде лирическая героиня безответно влюблена, — вспомнил Лонли-Локли, поспешно добавив, — Я не имею в виду, что это плохо или скучно. Просто интересно, почему так? — Скучно писать о реальности, — объяснила Хельна. — Я же не о себе стихи сочиняю. Счастливая любовь, влюбленный мужчина… скажи еще, чтобы я про стол стихи писала. Вот он есть, стол, — в доказательство леди потрогала столешницу. — И толку о нем писать? Шурф посмотрел на стол. Вряд ли его сравнили с мебелью. Обижаться Лонли-Локли не умел, а то, что говорила его жена, ругающаяся с кактусами, часто было иносказательной аллегорией. Только что Хельна призналась, что она с ним счастлива, и это было приятно. — Не впущу до утра! — крикнула Хельна на окно. — Там тепло, не ври! Дорогой, пойдем в спальню? — проворковала она. — Пойдем, — кивнул Шурф. Там комнатных растений, слава Магистрам, не было.