Я на рассвете уйду с отрядом зеленогорских партизан. Часть 1.

(В этой главе использован текст оригинала. Приношу свои извинения.) ... Ступени уходили вверх, черной спиралью обвившись вокруг центральной колонны, и где-то высоко сквозь наполнявший башню дым виднелось небо — светлый квадрат в удушливом сумраке. Легкая изящная фигура в зеленом балахоне неслась вверх, словно не касаясь ступеней, а Харган мчался вслед за ней, задыхаясь в дыму, то и дело спотыкаясь о трупы и оскальзываясь на залитых кровью досках. О том, что так недолго и шею свернуть, он не думал и смотреть под ноги даже не пытался — его взгляд был прикован к зеленому балахону и массе смоляных волос, мелькавших далеко впереди. Женщина подпрыгнула, на миг заслонив светлый квадрат неба, и исчезла, но Харган продолжал бег, уверенный, что должен, просто обязан догнать беглянку и что-то у нее спросить. Или что-то сказать. Или сделать. Но должен обязательно, и она никуда от него не денется. В глаза ударило солнце — безжалостное солнце Белой Пустыни, — и Харган на несколько мгновений ослеп, выскочив из полумрака башни на яркий свет. Несколько раз моргнув третьим веком и приспособившись к освещению, он разглядел свою добычу. Она стояла, облокотившись на резные перильца, и больше никуда не торопилась, словно прибыла на место свидания и ждала опаздывающего кавалера. Теперь Харган наконец смог разглядеть ее лицо, обрамленное густыми, спадающими до плеч волосами. Он сделал несколько шагов вперед — осторожно, медленно, опасаясь, что прекрасная жрица испугается и повторит свой безумный прыжок, — но женщина не двигалась. Словно чувствовала, что сейчас все не так. Харган и сам это чувствовал. Дикое желание бросить красавицу на желтые пористые плиты и овладеть ею прямо здесь, на глазах у солдат, осталось в прошлом, словно в полузабытом сне. Чего он хотел сейчас, Харган сам не мог понять. Он сделал еще один шаг и вдруг спросил: — Зачем ты это сделала? — Что? — Жрица удивленно приподняла тонкую черную бровь. — Бросилась вниз. Зачем? — Ты о чем? — Очаровательное личико девушки вдруг поплыло в жарком мареве зноя, сменило черты, сделавшись в один миг на десяток лет старше. Длинные роскошные волосы съежились, убравшись под неизвестно откуда взявшийся платок, такой же зеленый, как ее одежда. — Кто ты? — спросил Харган, пытаясь вспомнить это лицо под низко надвинутым платком. — Не узнаешь? — Женщина пониже надвинула платок и сложила руки на груди. — А так? — О… — только и смог выговорить наместник. В полный рост и в цвете Мать Богов Пустыни сложно было узнать с первого взгляда, но она в самом деле поразительно походила на украденную им ониксовую статуэтку. — Ты задаешь глупые вопросы, мальчик, — произнесла она. Тон, каким это было сказано, столь живо напомнил наставника, что у Харгана немедленно заныл обрубок хвоста. — Это я тебя должна спросить, почему моя жрица бросилась с башни, мои слуги убиты, а меня каждый вечер ласкает какой-то чужой мужчина. — Так надо, — уверенно ответил Харган. — Как надо — не тебе решать. — Кто бы ни решал, а я уже сделал. — Что ж, ты свое дело сделал, теперь моя очередь. — Нет! Стой! Но богиня уже исчезла, оставив после себя неясную тоску, смятение и ужасную боль над правой бровью. «Опять…» — горестно подумал Харган, лежа на желтых плитах смотровой площадки и вспоминая, что все это уже было — выстрел, ослепительное солнце, невыносимая боль над правой бровью… — Тебе помочь? Судя по голосу, женщина у перил в очередной раз изменилась. Это уже начинало надоедать. — Давай руку. Узкая ладошка с тонкими пальцами, унизанное браслетами запястье и широкий пестрый рукав… Изящные босые ножки под ворохом разноцветных юбок… — Больно? Огромные темные глаза смотрят из-под черных вьющихся волос. Немного удивления, немного любопытства, много сочувствия и совсем никакого страха. Нет, эту женщину он точно никогда не видел… Он бы ее запомнил… Ее нельзя не запомнить, она ведь единственная… — Сейчас пройдет… Нежные руки обнимают его лицо, наклоняют, затем юная красавица приподнимается на цыпочки и бережно, невесомо целует его в лоб. — Вот и все. Боли больше нет. Есть недоумение, полнейшая дезориентация и еще что-то такое странное, мягкое, головокружительное… — Ты тоже богиня? — Я? Нет… я… просто… — Господин наместник! Проснитесь!