Двое на одного

      Она сидит на кухне и пьет кофе. Взгляд её уставших глаз сквозит сквозь оконное стекло, меж деревьев сада, к которому выходили окна её дома; кисти, в немой попытке согреться, обнимали кружку бодрящего напитка. Но на губах, покрытых молочной пенкой, цвела улыбка — сегодня была пятница: муж, любовь к которому угасла также скоро, как гаснут самые дешёвые маггловские свечи, трудился на работе непокладая рук; братья, так безнадёжно продающие молодость вместе со сладостями своего магазина, также отстутсвовали в стенах дома; матушка и отец были за городом; а что касалось остальных — Джинни не волновало. Дом был пуст, как ее кошелёк несколько лет назад, а значит счастью есть место быть. Девушка медленно вытянула в струну прежде скрюченную спину — отставила кружку и прикрыла в сладком блаженстве глаза. Как прекрасны дни, когда тебя никто не тревожит. Ни работа, которой миссис Поттер привыкла считать, в первую очередь, преступную деятельность оставшихся Пожирателей смерти, а не побегушки Министерства, в качестве резервного состава Ордена Феникса — старого, как жизнь — ни прочие обязанности не касались безмятежного существования рыжеволосой особы. И пусть на это был выделен всего один день — сегодня — Джинни воспользуется этой возможностью. Забудет на время глупую улыбку мужа, наставления матери, гомон гостинной. Советы знакомых, косые взгляды соседей, бытовые заскоки.       Она будет жить именно сейчас — в этот свободный от дел день. Пусть преступность, которой было проще называть Пожирателей смерти, вошла в жизнь Джинни со скрипом, проблем ныне она не вызывала: после смерти главного тайного агента — Снегга — остались незалатанные пути и проблемы, которые свалились на плечи рыжеволосой. Тайный агент — тень, что сквозит меж двух огней, и при окончательном выборе своей стороны Джинни предпочитала разгрести дела двух путей, сесть в кресло и подождать лучших времён. Завтра настолько непредсказуемо, что средь весны может выпасть снег, а зимой потеплеть — никогда не знаешь, какая из сторон выйдет на главный план и предъявит свои требования простым смертным. А потому Джинни была везде, успевая обогнать даже время и политический строй.       Она, что представляла собой нечто иное, но крайне близкое к Джинни, потягивала дорогой ром, сидя за столом в своём кабинете. Солнце уже вовсю плясало на небосводе, разливая свой свет на крыши домов Милана — она, отставив бокал в сторону, прикрыла глаза, растекаясь в кожаном кресле. Командировка, в которой сейчас находилась Гермиона, была ложью — настолько умелой и идеальной, что даже сама миссис Уизли нередко забывала об истинном намерении своего пребывания в Италии. Часы тикали — так говорила тёща. Но у Гермионы были другие планы — если что и тикало в её жизни, так это было время, касающееся получения новой прибыли, что определено снесёт не одну крышу этого прекрасного города. Любезный муж, решивший помогать морально и физически, считая свое присутствие в командировке именно помощью, был здесь же — в Милане: растворяясь в толпах любопытных зевак, Рон с истинным любопытством ребёнка рассматривал новизну заграницы, когда как его жена, кроясь в своём кабинете, на двери которого было выведенное золотыми буквами слово «Дон», скучала по временам страсти и буйства мыслей. Школьная жизнь осталась неизгладимым пятном на душе бывшей отличницы — невозможно было забыть опасности, заставляющие кожу покрываться мурашками, бессоные ночи, проведённые над учебниками, и угрызения совести в вопросах любовного интереса. Вся её жизнь, начав новую главу после окончания школы, закружилась в рыжеволосом семействе: теплота, быт, ссоры, усталость и вечный шум. И если ранее все эти моменты сглаживала любовь, то сейчас, делая новый глоток рома, Гермиона задавалась вопросом — а что такое любовь? Удачное положение в области Министерства позволило Уизли скрыться на долгое время с глаз — уж как несколько лет Гермиона, держа в своих руках бразды правления мафиозной семьёй, вела нескромную, великолепную жизнь в Италии; а возвращаясь домой, в Лондон, вспоминала свою мелкую должность, колючую бороду мужа и аромат выпечки тёщи.       Каждая довольствовалась каплей свободы, что была дарована сейчас — каждая вела двойную жизнь и кружилась в вечном потоке дел. И всё ради чего? Ради новых ощущений — чего-то большего, чем стискивающее грудь чувство любви. Было утро. И каждая думала о своём — прекрасном.