No One Ever Could/Никто никогда не мог

      Песнь Теней подошла к клети главного пленника уверенными шагами, не торопясь и не колеблясь, остановившись у самых решёток. На её лице читалось надменное превосходство. Она выжидала.       Иллидан сидел на своей койке, — единственном, что было в высеченной в камне клети, — явно скучая. Наконец, вынужденный признать её присутствие, он заговорил сочащимся презрением голосом.       — И чего ты хочешь?       Майев сделала ещё один шаг к решёткам, наслаждаясь раздражением пленника.       — Ты знаешь, какая сегодня дата?       — Неужели ещё один день, который я провёл в этой Элуной забытой яме в твоей невыносимой компании?       — Кроме этого, — промурлыкала Майев, и её хитрая улыбка не то чтобы способствовала приятному разговору.       Ярость Бури скрестил руки на обнажённой груди, пересечённой татуировками, но не стал вставать с койки.       — О, давай, расскажи, Страж, тебе ведь так хочется.       — Сегодня исполняется пятьсот лет со дня твоего заточения.       — Надеюсь, ты простишь, если я не буду праздновать. — Иллидан поковырял трещину в грубой каменной стене и стряхнул немного грязи в сторону тюремщицы. — Или ты пришла сказать, что я свободен? — он посмотрел на неё сквозь повязку с кривой неискренней улыбкой.       — Едва ли. — Песнь Теней потянулась к чему-то вне зоны «видимости» пленника и подняла рифлёный хрустальный бокал. — Вот следующие пятьсот, — и отпила розоватую жидкость, улыбнувшись.       Если Иллидан и чувствовал зависть по поводу того, как прекрасно наверное было вино, то не подал виду. Вместо этого он встал и пересёк камеру тремя быстрыми шагами, а затем остановился перед решётками, каким-то образом умудряясь поддерживать с Майев зрительный контакт, несмотря на отсутствие глаз.       Эльфийке пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы встретиться с насмешливо пылающими зелёными огнями. Однако ни рост полудемона, ни его очевидная физическая сила её ничуть не испугали. Песнь Теней полностью контролировала ситуацию, и они оба хорошо это осознавали.       — Следующие пятьсот, говоришь? — протянул он, окидывая тюремщицу оценивающим «взглядом». — И ты собираешься быть со мной всё это время?       — Не сомневайся, — прорычала она.       — У тебя нет идей получше, на что можно потратить жизнь? Если ты настаиваешь на том, чтобы оставаться здесь, чтобы выводить меня каждый день, то ты такая же заключённая, как и я…       На мгновение тюремщица смутилась, что заставило расцвести на губах её узника слабую улыбку.       — Не подумай, я ценю твою заботу, — добавил он, склоняясь в шуточном поклоне.       — Ты льстишь себе, Предатель, — прошипела Майев сквозь зубы. — Это мой долг и честь — следить за тем, чтобы ты сидел в клетке до конца времён и не нёс в мир своё извращённое зло.       — Извращённое зло? И это твоё оправдание? Прекрасные слова для Колодца, который сделал возможным само существование нашей цивилизации.       — А потом чуть не уничтожил его в демоническом пламени и порче!       — Сам Колодец в этом не виноват. Сила… Магия… Они становятся злом только в том случае, если используются в злых целях.       — Злые цели, такие как высасывание маны из собратьев-магов, чтобы от них осталась пустая шелуха, ради усиления своих заклятий?       — Когда кто-то борется за существование всего живого, приходится идти на жертвы. Какие бы методы я или кто-либо другой ни использовал для этой цели, ты не можешь отрицать, что они сработали. Мы всё ещё в родном мире и всё ещё живы.       — Да... И ты, всё ещё живой, останешься в родном мире в клети на всю вечность за то, что сделал, — усмехнулась Майев, указывая на мрачное окружение.       — И, судя по всему, я буду не один.       Песнь Теней помолчала, а затем самодовольно улыбнулась.        — У меня не было бы другого пути.