Жажда

Жажда. Жажда поглотила всё моё существо – с определённого момента, о котором предпочитаю не распространяться, я не могу жить без воды. Мне всегда нужно её много. Больше, чем обычным людям. Много больше. К счастью, я сумел убедить окружающих, что вечная жажда – это лишь следствие болезни, и от меня отстали. Хотя некоторые смешки в свой адрес всё равно слышу, но привычно их игнорирую – нет нужды тратить на них время и силы. Да и насмешки над больным лишь отчётливее показывают гнилую натуру таких людей. И ещё одна из причин, почему я не обращаю на эти насмешки внимания: мне не нужно, чтобы кто-то ещё, кроме самых близких, знал о моей природе – они не смогут её понять, ведь она слишком невероятна. Слишком неприятна, слишком... противоестественна, скажем так. Поэтому я напрягся, когда увидел на собрании в литературной академии Дорадора – монаха, что был вместе со мной в Алжире. Прозвище это ему дали рабы из-за резкого неприятного запаха от его крупного тела и за отвратительный характер. Именно из-за него сорвалась одна из наших попыток побега – он попросту сдал нас стражам Хасана-паши. Впрочем, тут, на нашей земле, его все знали, как фра Хуана Бланко де Паса, почтенного монаха и члены Инквизиции. И я слукавлю, если скажу, что не захотел сомкнуть пальцы на его толстой шее – если бы не он, я не стал бы тем, кем являюсь сейчас. А ведь он меня узнал. И едва сдержал возглас ужаса, когда я вежливо с ним поздоровался, скрывая раздражение и жажду крови. Вместо этого отвернулся и постарался игнорировать существование Дорадора. Но он назойливо напоминал о себе тем, что не спускал с меня глаз. Я так и чувствовал, как мне смотрят в спину. Это раздражало, однако я держал себя в руках – меня не поймут, если сорвусь на "уважаемого человека" в обществе. Поэтому я дал себе волю только тогда, когда все начали расходиться, и загнал Дорадора в угол, где нас не могли подслушать. Я не собирался его убивать, лишь припугнуть. А это сделать было очень легко. – Ты! – пропищал тонким голосом Дорадор, когда я, тыча тростью ему в живот, прижал его к стене, – Тебя же выбросили в море с городской стены! Я сам видел это! Почему ты ещё жив?! – А кто тебе сказал, Дорадор, что я жив? – ухмыльнулся я и, положив подмышку трость, свободной здоровой рукой сжал его плечо. Тот вздрогнул не столько от боли, сколько от холода – руки у меня холодные. Как и у всех подобных мне. – Изыди, демон! – выдохнул сипло перепуганный монах-предатель и дрожащей рукой осенил меня крестным знамением. Что пробило меня на смех. – Давай договоримся, Дорадор, – отсмеявшись, предложил я, – Я не расскажу Инквизиции о том, как ты предал христиан за малую мзду, а ты не будешь трепаться о том, что видел в Дженине. Идёт? Несмотря на страх, что я ему внушил, монах ещё сохранял некоторое благоразумие и нервно кивнул, соглашаясь на моё условие. И, как только я его отпустил, сразу же поспешил удалиться. Что-то неизменно в этом мире – этот предатель всё ещё трус, трясущийся над своей шкурой. Ей-богу, я даже подумал о том, чтобы нарушить своё слово и сдать его Инквизиции, но... я не стану опускаться до его уровня.

***

– Прости, что заставил тебя ждать, – повинился я перед Каталиной, когда забрался в ванну с горячей водой. Было неловко, что ей пришлось дольше поддерживать её горячей, пока я разбирался с Дорадором. – Не стоит извиняться, – её тонкие нежные пальцы забрались в мои волосы, а голос звучал у самого уха, – В конце концов, было бы не очень хорошо, если бы фра Хуан рассказал об этом своим начальникам... – Я бы мог в ответ поведать о том, как Дорадор сдал рабов-христиан Хасану-паше, – выдохнул я и, погрузившись глубже в воду, откинул голову на бортик, – Нашего положения это бы не изменило, но хоть все неприятности были бы отомщены. – А почему ты называешь его Дорадор? Каталина немного поменяла положение: села сбоку ванны, сложила руки на бортик и положила на них голову, наблюдая за мной. – Потому что мы в Алжире дали ему такое прозвище, – пояснил я, не поднимая головы, разморенный горячей водой, – Поверь, трудно найти ещё одного человека со столь отвратительным характером... Ну, хоть и не мне с моим рыбным запахом говорить, ещё он не любил мыться, так что запах от него стоял ужасный... Я хотел ещё добавить несколько крепких слов в адрес Дорадора, но умолк, когда Каталина протянула руку, дотронулась до моего живота и медленно провела вниз, к границе человеческого и рыбьего тела. – И вовсе у тебя не рыбный запах, – упрямо изогнув прекрасные брови заявила она, – Хвост рыбий, но не запах. – Но руки холодные, как чешуя рыбы, – также упрямо парировал я, накрывая руку супруги своей. Она мягко высвободилась и, не сдерживая хитрой усмешки, забралась ко мне в ванну и уселась на коленях, вернее, там, где они, по идее, должны быть. Благо ванна большая и мы спокойно поместились там вдвоём. – Как будто это столь ужасно? – риторически спросила Каталина и расслабленно положила голову мне на плечо. Я лишь приобнял её здоровой рукой и мягко дотронулся губами до её растрепавшихся волос. Больше слов и не нужно было. Да и Дорадор нас не побеспокоил никоим образом. Так что наш секрет таким и остался.