Morpheus.

      Тепло чужого тела под подушечками пальцев пускало ток по венам каждый раз, стоило ему коснуться бархата ее кожи. Легко, почти невесомо, он убирал волосы с ее спины, открывая себе вид на изящную шею, покрытую созвездием веснушек. Скользит ладонью немного ниже, туда, где начинаются завязки платья, дрожащими руками тянет за первую ленту, едва делая слабее тиски корсета. Пальцы не слушаются, путаются и из груди вырывается неровный вдох, волнение не даёт сосредоточиться и он молча отвешивает себе затрещину, слыша лёгкий смешок.       Платье с тихим шуршанием ткани падает на пол, обнажая загорелую кожу. Она оборачивается и в горле Альберта застревает восторженный вздох.       Она была так прекрасна в свете свечей и камина. Волосы, словно жидкий шелк, спадали с плечей, укрывая грудь алым покрывалом. Даже сейчас, в полумраке, она была красива до дрожи в коленях, хотелось прямо сейчас пасть к ее ногам и целовать мягкие бёдра, касаться кожи и прочерчивать пальцами созвездия из родинок. — Позволишь? — тихо спрашивает он.       Кивок.       Губами к обнажённому плечу, скользя вдоль ключицы к шее, почти робко и неспешно, под языком чувствовать учащающийся пульс, держать это хрупкое тело в ладонях. Чувствовать, как тонкие пальцы расправляются с пуговицами его рубашки, как касаются плеч его пиджака и скидывают ненужное тряпье на пол.       Парой неспешных шагов назад он едва ли не спотыкается о кровать, на которую его мягко толкают в грудь. Она нависает сверху, такая безупречная и тени идеально подсвечивают изгибы ее тела, перед глазами округлость манящей груди. Берет его руку в свою, прикладывая ровно туда, где под ребрами бьётся сердце, взглядом разрешает трогать и гладить. Второй рукой на мягкое бедро, провести, едва царапнув ногтями, словить губами возбуждённый вздох, отобрать дыхание и стать новым кислородом в этот момент. Чувствовать, как мягкие волосы щекочут его худые плечи, как теплые ладони скользят от его груди вниз, вдоль живота, замирая на кромке брюк.       Целовать ее нежно и так чувственно, сгорая под касаниями нежных рук. Не думать о том, как звякает в тишине пряжка ремня, как остро он чувствует всё сейчас, словно каждое ее прикосновение — ожог на теле. Он не против, если она оставит ему новые шрамы, он их будет беречь, как самое дорогое и ценное в своей жизни, как самую горячую память.       Ее губы на его, телом к телу, телом в тело, так близко и ярко, так больно и правильно, так волнительно и сладко, словно это самый приятный сон. В ее глазах — та самая бездна, которая тянет его с тех минут, что он встретил её, манящая и чарующая, настолько, что даже немного страшно.       Сладкий стон, его он выпивает, как самое дорогое вино, насыщается им, впитывает в подкорки сознания, прячет в самый далёкий ящик, подальше от чужих глаз. Не может перестать касаться, так и замирает с любимым именем на губах, слушая ее вздохи — музыка, которую не сможет сыграть ни один виртуоз, момент, в котором хочется застыть. — Я люблю тебя, Альберт.       Просыпается в холодной постели, луна бьёт своим холодным светом сквозь стёкла, освещая серую комнату. На подоконнике лежит воронье перо.

Завтра они умрут.