Переписать нельзя изменить

***

Подземелье, некогда казавшееся таинственным царством Аида и Цербера, стало до ужаса ненавистным — мне хотелось как можно скорее выбраться на свободу и забыть этот сдавливающий мрак навсегда. Я бежала по глухому туннелю со скоростью марафонца, совершенно перестав что-либо различать в темноте. Ноги то и дело цеплялись за острые камни, превращая и без того многострадальные пальцы в окровавленное месиво. В висках набатом стучала кровь, горло саднило от ледяных потоков воздуха, делая дыхание рваным и прерывистым. Мучительное наваждение, окутавшее меня в озерном доме, наконец, отступило, и на смену ему пришел жгучий стыд и сожаление. Сознание окончательно отрезвело, и причиной этой трезвости были не испарившиеся пары проклятого вина, а сошедшая на «нет» опьяняющая химия, которая по силе своей не могла сравниться даже с опиумом. На мгновение мне показалось, будто кто-то подмешал в мой стакан седативные препараты, сделав из меня безропотную тряпичную куклу. Невыносима была сама мысль о том, что случившееся на нижних этажах Оперы — не результат насильственного принуждения, а исключительно следствие доброй воли. Очнись, ты уже не пятнадцатилетний подросток, чтобы бездумно идти на поводу у своих желаний. И хотя запертые в глубине души чувства с восторгом рвались наружу, угрызения совести и страх за свое будущее старательно загоняли их обратно в клетку. Удушливый коридор подземного царства казался мне персональной комнатой пыток, заботливо созданной для меня Эриком. Заманить меня сюда, а потом наблюдать за тем, как я постепенно схожу с ума — еще одна коварная ловушка любителя люков. Не на ту напал, дорогой Призрак. Каменные стены моей темницы были покрыты влажной от сырости плесенью, а с потолка капала мерзкая слизь, кляксами ложась у моих ног. Обреченность окружающей обстановки вгоняла меня в абсолютное уныние, окончательно лишая веры найти отсюда выход. Но уже спустя несколько метров случилось чудо — вдалеке начали отчетливо вырисовываться проблески яркого света, которые знаменовали либо мою победу, либо мою кончину. Пресловутый свет в конце туннеля подарил мне надежду вернуться в мир нормальных людей, которые живут обычной человеческой жизнью, а не строят из себя узников парижских катакомб. Я не помню, что сказала Эрику перед тем, как позорно сбежать. Помню лишь его сведенные на переносице брови и хмурый взгляд, в котором прослеживалось отчаянное желание понять природу моего лихорадочного поведения. Он цеплялся за каждое сказанное мною слово в надежде уловить хотя бы толику здравого смысла. — Мне пора, — виновато произнесла я. Эрик железной хваткой стиснул мои запястья, демонстрируя отсутствие какого-либо намерения меня отпускать. В памяти тут же всплыл образ гроба, который он обещал расширить для них с Кристиной, и слова Перса о том, что история повторяется. Черт бы их всех побрал. Грудь мужчины высоко вздымалась от частого дыхания, взгляд метал молнии, а тело было напряжено до предела. Казалось, еще немного и разрастающаяся в нем ярость вырвется черным смерчем наружу. Мне конец… Внезапно затуманенные глаза Эрика прояснились, свирепый взгляд смягчился, и на смену злости пришла неведомая мне ранее печаль. Он ослабил хватку и теперь уже не сжимал, а гладил мои запястья, едва касаясь кожи большими пальцами. — Почему? — вопрос, пропитанный одновременно и болью, и отчаянием, и мольбой. Вопрос, на который я не могла дать ответ. — Ты не сможешь меня понять, Эрик. Я сама-то себя не до конца понимаю. Но, пожалуйста, не смей думать, что в этом есть хоть капля твоей вины. Просто я пообещала сохранить твое сердце, а не разорвать его на куски, — голос дрогнул и стал более хриплым. — Прости меня, если можешь, — бросив напоследок свое жалкое извинение, я помчалась в сторону, которая, если верить книге и своему внутреннему чутью, должна была привести меня на улицу Скриба. Когда я была уже далеко от Озерного дома, я услышала такой нечеловеческий рев, что на мгновение мне почудилось, будто это немейский лев спустился в царство мертвых, чтобы нарушить его звенящую тишину.

***

Выбравшись на улицу, я чуть было не угодила под колеса проезжающего мимо фиакра, запряженного парой белых лошадей. — Осторожно! — бросил кучер, рывком натягивая поводья. — С вами все в порядке? Вас не задело? — озабоченно спросил он, спрыгивая со своего места. Я как ребенок подземелья, ей-богу. — Благодарю, все в порядке. Вы вовремя затормозили, — улыбнулась я. Дверь кареты вдруг распахнулась и оттуда высунулся раздраженный молодой человек, желающий выяснить причину остановки. — Что случилось? — недовольно бросил он. — Прошу прощения, месье де Шаньи. Девушка чуть не попала под колеса. Меня словно обухом по голове ударили. — Надеюсь, мадемуазель не пострадала, — учтиво сказал он. — И без того в последнее время хватает несчастий. Я с неприкрытым интересом принялась разглядывать виконта. Рауль не был очаровательным юношей, описанным в книге, но и слащавым «принцем Чармингом» из фильма его тоже нельзя было назвать. Вполне себе гармоничный молодой человек со спокойной внешностью и сдержанными манерами. Общее впечатление портил только этот ужасный пушок над верхней губой, который он, по всей видимости, считал усами. Господи, какой же он еще отвратительно молодой, — насмешливо подумала я. — Так, а где кольцо? — Скажите, могу я что-то сделать для вас в качестве извинения? — любезно спросил он. — Нет, благодарю вас, месье, — единственное, чего мне сейчас хотелось — это покурить и выпить кофе, поэтому даже мое безграничное любопытство не смогло бы сбить меня с намеченного пути. Лучше скажи, куда ты кольцо дел, герой-любовник… — Где вы живете, мадемуазель? Давайте я подвезу вас? — предложил он. — В Опере Популер, — произнесла я с особым удовольствием. — Но сейчас я направляюсь в другое место. Молодой человек резко помрачнел. Ну еще бы… — Вы бывали там, месье де Шаньи? — вечно мне надо подлить масла в огонь. — Да, — резко ответил он. — Но лучше бы никогда не бывал. Это проклятое место. — Пожалуй, соглашусь. Зато не скучно, — лукаво ответила я, следя за его реакцией. — Я бы предпочел скуку, чем то, во что превратилась моя жизнь, — на лбу у него залегла глубокая морщина. — Что ж, если вы не нуждаетесь в моей компании, я вынужден с вами попрощаться, мадемуазель. Я наклонила голову в знак почтения. — Как вас зовут? — Алисия Кулон, месье. — Рад был встрече, — улыбнулся он. — Будьте осторожнее в Опере. — Спасибо за совет, месье, — фыркнула я. Все, хватит с меня потрясений. Мне нужен день тишины. Я приняла решение устроить себе выходной и провести сегодняшний день наедине с собой, как часто делала в дни своей прошлой жизни, когда окончательно уставала от людей. Хоть познакомлюсь с Парижем. И начать свое знакомство я решила с пекарни мадам Гальяно, откуда совсем недавно Мэг принесла целую коробку восхитительных пирожных и эклеров, чей вкус я помнила до сих пор.

***

Пекарня мадам Гальяно располагалась в пятом округе Парижа, всего в двух шагах от реки Сены. Немного не доходя до кафе, я остановилась возле спуска к воде и, зажмурившись, подставила лицо лучам ласкового солнца. — Мадемуазель, — кто-то настойчиво подергал меня за подол платья. Я открыла глаза и увидела перед собой маленькую девочку с огромными антрацитовыми глазами. У нее был голодный и довольно болезненный вид, заставивший мое сердце сжаться от жалости. — Мадемуазель, у вас не будет нескольких монет? — смущенно спросила она. — Мне не хватает на хлеб. Обычно я молча доставала несколько бумажных купюр и протягивала их нуждающемуся, но сейчас мне искренне хотелось расспросить эту маленькую незнакомку о ее жизни и о том, почему она совершенно одна гуляет в центре Парижа. — Держи, — я достала несколько франков из кармана. — Как тебя зовут? — Кассандра, мадемуазель, — робко произнесла она. — Какое у тебя красивое имя. А почему ты гуляешь одна? Где твои родители? В огромных глазах ребенка блеснул испуг, и резко сорвавшись с места, она побежала в сторону кафедрального собора. — И что это было? — растерянно произнесла я. — Ты ее напугала, — ответил женский голос прямо над моим ухом. Тебя мне только не хватало, — подумала я, увидев перед собой молодую цыганку с яркими изумрудными глазами. Единственное, что мне было известно о цыганах — это то, что все они были не чисты на руку. Являлось ли это правдой или моим личным предубеждением — я не знала, но карман с деньгами все же прижала плотнее. — Хороша, — произнесла цыганка, захватив рукой прядь моих волос. Я почувствовала, как во мне закипает раздражение. — Не сердись, а то состаришься раньше времени, — сказала она, уловив мое напряжение. Необъяснимое презрение к цыганам у меня зародилось еще в детстве, когда родители ради моей безопасности пугали меня страшными рассказами о краже детей. Надо сказать, это оказывало нужный эффект, и к определенному возрасту моей единственной ассоциацией со словом «цыган» было слово «опасность». Я помню, как много лет назад цыгане большими группами сидели возле отдела милиции рядом со школой, где я училась. Они играли в карты, пели песни на родном языке, а их дети плели венки из одуванчиков и гонялись друг за другом по траве. Через пару лет в городе не осталось ни одного цыгана, а их исчезновение так же, как и исчезновение в окрестностях Петербурга всех бродячих собак, я осознала лишь недавно. Не знаю, оказалась ли судьба тех цыган схожей с судьбой бродячих собак, но несмотря на все презрение к этому народу, которое так старательно прививали мне в детстве родители, я испытывала глубочайшее сострадание к их судьбе. В деревне отношение к цыганам было совершенно другое. Полагаю, это связано с простотой и душевностью местных жителей — предрассудки там основывались исключительно на религиозной почве и никогда на национальной. Если ты работящий, порядочный, да еще и с душой нараспашку — тебе были рады в каждом доме. Я отчетливо помню пожилого цыгана, который был мастером на все руки, и совсем молодого парня на вороном коне, который поражал мое детское воображение своим сходством с Тарзаном. Первый был прекрасным плотником и помогал моему дедушке строить дом. По имени он меня никогда не называл — вместо этого он обращался ко мне «нана», что означало «благодать» или «чай», то есть «дочь». Его жена угощала меня вкуснейшим парным молоком и домашними пирогами, начинку для которых мы с друзьями собирали в лесу. Вечерами, когда спадала жара, мы пробирались в ее сад сквозь шипы густо посаженной ежевики, ели сахарные яблоки, играли в прятки, а потом разгоряченные шли купаться на озеро, ныряя в окрашенные закатным солнцем прохладные воды. Другой цыган был совсем юным, на вид ему было не больше двадцати лет. Его и без того смуглая кожа каждое лето становилась цвета крепко заваренного черного чая, на фоне которой особенно выделялись янтарные глаза. Он жил в соседнем селе и заезжал к нам всего пару раз в неделю. Когда он ехал верхом на коне, стук массивных железных подков был слышен за несколько километров. Он ездил всегда со скоростью гоночного автомобиля, и упаси Господь в этот момент оказаться на его пути. Моя первая встреча с ним произошла, когда я, ослушавшись родителей, выбежала на дорогу посмотреть, откуда доносится этот громкий топот. Мне было лет шесть, но я по сей день помню его развевающуюся от быстрой езды рубаху и переливающуюся атласную гриву коня. Увидев меня, он остановился и молча поглядел сверху вниз, прожигая своим острым, как кинжал, взглядом. Конь нервно переминался с ноги на ногу и выпускал пар из ноздрей. В тот момент я испытала неподдельное восхищение, словно передо мной стоял не простой незнакомец, а Зорро — кумир моего детства. Кажется, его звали Лачо. Он совсем не говорил по-русски, но это никогда не мешало понимать друг друга и без слов. Лачо брался за любую работу, которая только могла подвернуться в деревне, и просил за это ничтожно мало, а порой и вовсе довольствовался обедом в качестве платы за свой труд. Помню свое удивление, когда, выйдя ранним утром в огород, увидела, как он косит траву на нашем участке. На улице стояло пекло, как от полуденного солнца, но Лачо как будто не чувствовал ни жары, ни усталости. Он продолжал делать свое дело — такая сочеталась в нем сила духа и стойкость.

***

Вспоминая эти моменты моей жизни, я понимаю, что опыт взаимодействия с цыганами у меня был самый положительный, но почему-то при виде этой похожей на пантеру женщины во мне по-прежнему просыпалась тревога. — Ну-ка дай посмотрю, — она схватила мою руку и развернула ее ладонью к небу. Разозлившись от такой фамильярности, я дернула руку назад, на что незнакомка заливисто рассмеялась. — А мне ты показалась смелой, — театрально вздохнула она. — От того, что мне неприятны прикосновения незнакомцев, я трусливее не становлюсь. Цыганка хитро сощурила глаза. — Ты ведь не местная, так? Не из Парижа? Я ничего не ответила. — Ты не прошла мимо голодного ребенка, — продолжила она. — В Париже все местные шарахаются от Кассандры, как от чумы. — Это ваша дочь? Женщина презрительно фыркнула. — Дай руку, — настойчиво повторила она. — Не бойся. Я нехотя протянула ей ладонь. Цыганка провела указательным пальцем по каждой линии, осмотрела каждую борозду, после чего отпустила мою руку и тяжело вздохнула. — Что? — спросила я. — Трудный выбор будет стоять перед тобой, он и определит твою судьбу. Мужчину своего в этом городе встретишь. Сломает он тебя. Домой другим человеком вернешься, — покачала она головой. — Много женихов у тебя будет, замуж ни за кого не пойдешь. Последнее я и без тебя знала. — А как я пойму, что это именно мой мужчина? Цыганка закрыла глаза и навела на меня руку. Дурдом. — Ты уже знаешь его. Темное прошлое у него. Я вижу там много боли. У них там у всех не прошлое, а сплошная тьма. Поняв, что пора заканчивать этот спектакль, я дала цыганке денег и, сердечно поблагодарив, быстрым шагом пошла от нее как можно дальше, молясь, чтобы она не направилась за мной следом. — Будь осторожна, девочка, — крикнула она мне. — Дьявол поджидает тебя. Знаем мы этого дьявола, — фыркнула я в ответ.

***

Откинувшись на спинку плетеного стула, расположенного на углу безлюдной веранды, я наслаждалась булочкой с шоколадной начинкой и пила долгожданный кофе, благодаря весь свет за предоставленный мне миг блаженства. Если бы не помехи в лице хорошо известных персонажей, мое путешествие на два столетия назад вполне могло сойти за увлекательное приключение, о котором с улыбкой вспоминают в старости. Увы, приключением это становилось назвать все труднее. Больше похоже на ссылку. Будь я более эгоистичной, какой и пыталась воспитать меня бабушка по папиной линии, я бы давно перестала прокручивать в голове случившееся в доме у озера Аверн и спокойно бы жила дальше, не задавая себе лишних вопросов. Выкинь это из головы к чертовой матери! — отгоняла я от себя навязчивые мысли. Легко ли признать свои чувства к тому, кто истязал людей, с упоением наслаждаясь их агонией? Легко ли признать, что карьеру в крупнейшей международной компании ты готов променять на возможность всю оставшуюся жизнь засыпать и просыпаться рядом с человеком в белой маске? Легко ли признать, что тебя разъедает изнутри ревность, когда он вспоминает о другой женщине? Нет, совсем нелегко. Гораздо проще снова запихнуть себя в саркофаг, а ключ от него похоронить на дне океана. Ты ведь поклялась. И в первую очередь самой себе. Какая же это все глупость, и как точно написал об этом Леру: «клятвы созданы для обмана глупцов». Глупец ты, Алисия. Что тут еще скажешь. За бесконечной рефлексией я не заметила, как мой шоколадный десерт стал жертвой прилетевшей птицы, размерами похожей на воробья. Она захватила в клюв пару крошек и, взмахнув крошечными крыльями, улетела, снова оставляя меня в одиночестве. Ну хоть у кого-то сегодня праздник. «Если не можете изменить ситуацию, измените отношение к ней» — вспомнились мне слова нашего университетского профессора. Легко сказать, если ситуация действительно тебе не подвластна. А что делать в том случае, если все происходящее — результат твоих собственных действий? Что делать, если ты сам во всем виноват? Да ничего не делать, выкручиваться. Идеальным решением сейчас было бы собрать свои вещи и уехать на лазурное побережье купаться в море и есть свежие устрицы. Эта мысль и правда выглядела очень заманчиво, и она бы обязательно осуществилась, если бы не одно «но» — моя злополучная совесть. Не будешь же ты вечно от него бегать. Я устало потерла веки и залпом допила остывший кофе. Разговор с Эриком, будь он неладен, рабочие обязательства перед директорами — это все потом, а сейчас у меня выходной, день тишины, и пошли все к черту. — Алисия! — выкрикнул кто-то. — Вот так встреча! От неожиданности я чертыхнулась и тут же поймала на себе неодобрительный взгляд пожилой парижанки, сидящей напротив меня. — Месье Фирмен? — стараясь не кривить лицо, сказала я. — Действительно, какая встреча. Для полного счастья мне сегодня не хватало только Кристину встретить. — Вы одна? Нет, с отцом, сыном и святым духом. — В данный момент — да. Луи отлучился пару минут назад, жаль вы его не застали, — отшутилась я. Мужчина выглядел озадаченным. — Это ваш приятель? — Нет, мы только познакомились. Но уже отлично ладим. Он, кстати, тоже любит шоколадную выпечку, — с улыбкой сказала я. — Ой, а вот и Луи! — воскликнула я, когда птица снова села на стол. Воробей пару секунд смотрел на меня своими крошечными глазками, потом схватил в клюв очередной кусок «pain au chocolat» и решил улететь как можно дальше от этого сумасшедшего дома. — Что ж, вот я и снова одна, — сказала я, провожая взглядом пернатого. — Я собиралась прогуляться по городу. Не составите мне компанию, месье Фирмен? — С удовольствием, — улыбнулся Ришар. — Куда вы хотите отправиться? — В сад Тюильри. С Сены повеяло холодным ветром, который заставил меня неуютно поежиться. — Вы выглядите напряженной. У вас все хорошо? — поинтересовался директор. Какая проницательность. — Все в порядке, просто слишком много думаю в последнее время. Не берите в голову. — О чем думаете? Расскажите, вдруг станет легче. Я вздохнула. — О том, как скоро мне удастся вернуться обратно в Россию. — А в чем заключается сложность? Мой товарищ каждый месяц ездит в Европу и иногда заезжает в Россию. Я могу попросить его подвезти вас, хоть мне бы этого и не хотелось, — с улыбкой сказал Ришар. — Иначе кто работать будет? Я сдержанно улыбнулась в ответ. — Ну справлялись же вы без меня. — Это было раньше. А сейчас вы так избаловали нас с Арманом, что на меньшее мы уже не согласны, — весело сказал он. — Кстати, как там с балеринами дела обстоят? Блин. — Есть две новости — хорошая и плохая. Хорошая состоит в том, что мы их нашли, — я закусила губу. — А плохая заключается в том, что руководитель труппы редкостный мерзавец и балерин он так просто не отдаст. — Ну, это вполне ожидаемо, это ведь его доход. — Вы знаете, с чего именно он имеет доход? — я многозначительно посмотрела на своего собеседника, надеясь, что он все поймет и без моих разъяснений. — Кошмарный человек. — Сколько он просит за них? — Месье Фирмен, вы ставите вопрос так, будто мы не о людях говорим, а о живом товаре, — возмутилась я. — В любом случае, я не знаю. И, видимо, не узнаю — с женщинами он отказывается разговаривать. Мы, видите ли, ничего не понимаем в искусстве, — раздраженно выпалила я. В ответ я услышала тихий смех. — Прошу прощения, что смешного? — непонимающе спросила я. — Извините меня, вы просто очень забавно выглядите, когда злитесь. Чем-то похожи на белку, у которой отняли орех. Я от такого сравнения чуть рот не открыла. — Давайте я с ним поговорю. Как его фамилия? — Волжский, — обиженно фыркнула я. — Так я его знаю, — обрадовался Ришар. — Он мой давний друг и товарищ. Хорошие друзья. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты, называется. — Не знал, что он сейчас в Париже. Завтра же с ним поговорю. Я думаю, мне-то он не откажет, — прозвучало это уж очень самодовольно. — Я уже попросила одного человека с ним поговорить. Не совсем одобряю его методы ведения переговоров, но зато они весьма эффективны. Ришар свел брови у переносицы. — Кого же, если не секрет? — Секрет, — кокетливо улыбнулась я. — Я его знаю? — О, даже очень хорошо, — хмыкнула я. — Это сотрудник театра? — Своего рода. — Это Арман? Я отрицательно помотала головой. — Это месье Реми? — Нет. — Месье Рейе? — Прекратите гадать. — Будь вы знакомы с виконтом де Шаньи, подумал бы на него, — сказал Ришар. — Это же не он? — Нет, — с нажимом произнесла я. — А кто тогда? — выпалил он. — Призрак Оперы, месье, — произнесла я, невинно похлопав ресницами. Мужчина цыкнул и смерил меня недовольным взглядом. — И вы туда же. Пожалейте мои нервы, мне ведь уже не двадцать. — Не прибедняйтесь, месье Фирмен, — я дотронулась до его плеча. — Уверена, у вас очень крепкие нервы. — Именно поэтому вы каждый раз проверяете их на прочность? — хмыкнул он. — Что вы, мне бы и в голову не пришло. Это было бы очень жестоко с моей стороны, — засмеялась я. — Месье Фирмен, могу я задать вам вопрос? — спросила я после небольшой паузы. — Он требует честного ответа. — Алисия, вам ведь уже известно, что я не женат. Я удивленно на него покосилась. — Шучу, — довольно сказал он. — Разумеется, спрашивайте. — Вы упомянули виконта де Шаньи… Вам не известно, состоялась ли их свадьба с мадемуазель Даае? — Насколько я знаю — нет. Сколько можно тянуть… — Более того, по слухам, у них с мадемуазель Даае не все ладно. Говорят, буквально на днях она приняла решение уйти от виконта. Чего?! — от переизбытка эмоций я чуть не выругалась отборным русским матом. — Почему? Что произошло? — едва не подпрыгивала я. — А кто вас, женщин, разберет? И то верно… — Полагаю, ответ на этот вопрос знает только мадемуазель Даае, — заключил мужчина. — Были же какие-то предпосылки для этого? Может, они ругались с виконтом? Ришар устало вздохнул. — Алисия, я не знаю. Все, что знал — уже вам рассказал. Но не думаю, что у них могли быть поводы для ссор — они до ужаса неконфликтные и миролюбивые люди, — ответил он. — Знаю, вам трудно в это поверить, но такие бывают. Не сдержавшись, я закатила глаза. — А где сейчас мадемуазель Даае? — Моя дорогая, я не слежу за ее перемещениями, — взмолился мужчина. — А вы возьмете ее обратно в Оперу, если она вернется? — По-моему наймом персонала сейчас занимаетесь вы. Вот и скажите, возьмете ли вы обратно Кристину Даае? Вместо ответа я молча уставилась в одну точку. Да я-то ладно, возьмет ли Эрик? — Да, — выдохнула я. — Возьму. Хотя куда он денется. — Ну слава богу, хоть оперы начнем ставить, — воодушевленно сказал Ришар. — А то обещанных английских певцов мы с месье Моншарменом так и не дождались, — произнес он с упреком. А что вы от меня хотите? Я в должности неделю… Письма и то дольше идут. — Полагаю, если скоро у нас появится оперная певица, можно пока не торопиться? — Ну уж нет. С постоянством мадемуазель Даае ей нужно как минимум полдюжины дублерш нанять. И про хористок не забывайте. — Давайте с балеринами сначала разберемся. Я очень надеюсь уже завтра получить ответ. — А если бы сразу обратились ко мне, ответ был бы уже сегодня, — недовольно фыркнул мужчина. — Ну не обижайтесь, месье Фирмен, — попыталась приободрить его я. — Мне не хотелось вас беспокоить по пустякам. — Вы знаете, что можете беспокоить меня в любое время. Мне в радость вам помогать, тем более, если это касается дел в театре. — Я ведь обещала снять с вас бóльшую часть хлопот. Да и я привыкла решать свои проблемы сама. — И именно поэтому вы обратились за помощью к другому мужчине, — съязвил он. Только не закатывай глаза, только не закатывай глаза, — умоляла я себя. — В следующий раз сразу же к вам обращусь. Где-то это уже было, нет? — Договорились, — кивнул мужчина. — А вот и сад Тюильри. Мы пришли, — указал он на высокие ворота. — Сто лет уже тут не был.

***

Сад Тюильри или же «Jardin des Tuileries», как называли его парижане с присущим им высокомерием, сильно отличался от того сада, к которому я привыкла за многие годы моих путешествий по Франции. Я понимала, что на цветение магнолий можно было даже не рассчитывать, но отсутствие клумб и привычного обилия ирисов, тюльпанов и примул, мягко говоря, застало меня врасплох. Кроме того, здесь совсем не было людей. Лишь изредка можно было заметить молодую пару, неспешно прогуливающуюся на другом конце сада. Не было слышно веселого собачьего лая и не видно их добродушных хозяев, которые всегда любезно отвечали на просьбу погладить их питомца и покидать ему фрисби. Вместо колоритных зеленых стульев, на которых за последние годы не сфотографировался только самый ленивый турист, располагались одинокие мраморные лавочки. — Почему здесь так пустынно? — спросила я своего спутника. — С тех пор как сожгли дворец, за садом больше никто не следит, и популярностью у парижан он не пользуется. — Но почему бы не восстановить его? Больно смотреть, как он умирает. — Кто этим будет заниматься, Алисия? — грустно улыбнулся мужчина. Я ничего не ответила. Меня лишь грела мысль о том, что спустя век власти города все же займутся восстановлением сада, и он станет еще лучше, чем прежде. Сад Тюильри очень много для меня значил. Здесь я впервые попробовала сахарную вату, начала свое знакомство с Дюма и Гюго, загорала на зеленых газонах, ходила на свидания с французами, ела самые вкусные блины с нутеллой и познакомилась со своей лучшей подругой. Это было место с поистине волшебной энергетикой, и очень жаль, что в конце девятнадцатого века жители Парижа благополучно забыли об этом. Людям вообще свойственно забывать — каких-то пятнадцать лет и королевские сады становятся заброшенными пустырями, от роскошных дворцов остаются руины, а некогда значимый человек становится рудиментом, который нужно как можно быстрее вычеркнуть из памяти. Кстати, о памяти… — Месье Фирмен, мне нужно на минуту отлучиться. Подождите меня здесь, — бросила я мужчине и побежала к месту, где располагался большой фонтан. С детства моей самой главной и любимой традицией было загадывать желание у центрального фонтана сада Тюильри. Это был целый ритуал, которому меня научила бабушка. Она говорила, что если выполнить обряд правильно, то абсолютно любое мое желание исполнится. С того дня, как меня посвятили в эту тайну, не было ни одного раза, чтобы, заглянув в сад, я не отправилась загадывать желание у священного фонтана. Правда, священным он был только для нас с бабушкой — для остальных это было лишь красивое украшение парка и не более того. Для ритуала мне необходимо было умыться холодной фонтанной водой, произнести заветные слова, загадать желание и бросить монетку в фонтан. Со стороны это выглядело нелепо, особенно когда этим занимается уже не маленькая пятилетняя девочка, а взрослая образованная дама со степенью магистра юриспруденции. Благо, в наше время европейцы довольно терпеливый и снисходительный народ, поэтому по щиколотку стоящая в фонтане девушка, которая что-то нашептывает себе под нос, уже никого не удивляет.

Ветры фортуны щекочут ресницы,

Воды спокойны, и мысли вольны.

Пусть будет удача моей проводницей,

И сбудутся вскоре желанья мои.

Произнеся эти слова, я кинула в воду монетку и крикнула «оплачено». — И ради этого вы с такой скоростью от меня сбежали? — послышалось за спиной. Сказано же тебе ждать… — Простите, месье Фирмен. Мне необходимо было сделать это без посторонних глаз, — улыбнулась я. — Алисия, вы ведь взрослая девушка, — снисходительно покачал он головой. Еще один. — Знаете, мой возраст еще ни разу не помешал мне загадать желание на удачу, — натянуто улыбнулась я. — Не подскажете сколько времени, месье? А то у меня нет часов. — Пятый час. Вы куда-то спешите? — Я планировала заняться поиском квартиры для переезда, но, видимо, уже не сегодня. День тишины явно пошел по одному месту. — А чем вас апартаменты Оперы не устраивают? Я посмотрела на него, как на дурака. Бедняга даже смутился. — Это не апартаменты, а проходной двор. Я там себя ощущаю, как на птичьих правах, — пояснила я. — И потом, если вернется мадемуазель Даае, мы с ней вдвоем в них не разместимся. Так что все играет в пользу того, чтобы я нашла себе другое жилье. — Резонно. А когда вы планируете переехать? — Да хоть сегодня, было бы куда, — развела я руками. — Ну, вы могли бы пожить у меня, — сказал Ришар после небольшой паузы. — Пока не найдете другое жилье, разумеется. Спасибо, мне пока не настолько припекло. — Благодарю вас, месье Фирмен, но я, пожалуй, откажусь. Не хочу вас стеснять. — Алисия, у меня девять комнат и все пустые. Мы даже пересекаться с вами не будем, — настаивал он. Куда ему столько… — А вы далеко живете? — На улице Могадор, это примерно в десяти минутах ходьбы от театра. Из меня вырвался легкий смешок. — Знаю, я там жила когда-то, — ответила я, вспоминая уютную мансарду, с которой и началось мое увлекательное путешествие. — Надо же, — наморщил лоб Ришар. — Удивительно. — По-моему ничего удивительного, простое совпадение, — спокойно ответила я, уже смирившись со всеми насмешками судьбы. Мужчина едва заметно улыбнулся. — Я не верю в совпадения, — ответил он, хитро посмотрев на меня. — Пойдемте к выходу, там нас уже должен ждать фиакр.

***

По дороге до дома месье Фирмена я то наблюдала сменяющуюся за окном картину, то краем глаза поглядывала на своего спутника, увлеченного чтением свежей газеты. Его лицо выглядело максимально расслабленным, движения были легкими и неторопливыми, да и сам он производил впечатление очень спокойного и воспитанного человека. Ну вот же, вот! Нормальный мужик — сцены тебе не устраивает, в дом не ломится, еще и живет не как крот под землей. Что тебе опять не нравится? — рассуждала я. — Влиятельный, при деньгах, с хорошим чувством юмора, а глаза какие красивые! Одним словом — хватай и беги. — Алисия, если вы продолжите на меня так смотреть, то прожжете во мне дыру, — ухмыльнулся он, не отрываясь от своего чтива. Я смутилась и отвернулась к окну. — Все нормально? — спросил он, отложив газету в сторону. — Да. Ришар тяжело вздохнул. — Я же вижу, что вас что-то беспокоит. Может, поделитесь все-таки? Как ваш руководитель, я имею право знать, что с вами происходит, — он выжидающе склонил голову. Я точно съем себя изнутри, если не выговорюсь. — Меня мучает совесть, месье Фирмен. Я обещала себе быть сторонним наблюдателем, а в итоге влезла в самый эпицентр событий. И виновата во всем моя несдержанность и неосторожность. Я дала ложную надежду человеку и, боюсь, что причинила ему боль, которую он совершенно не заслуживает. — Благими намерениями дорога в ад устлана, не так ли? Я понуро кивнула головой. — Не думаю, что вам стоит так переживать из-за этого. Если в этом замешан мужчина, а я уверен, что так оно и есть, то со своими чувствами он в состоянии справиться сам, без посторонней помощи. Сомневаюсь в этом. — Не становитесь для мужчины матерью, Алисия. У женщины другая роль. В первую очередь она должна быть другом. Все остальное второстепенно. — А если из меня получился плохой друг? — Если вас это действительно так беспокоит, поговорите с виновником ваших переживаний. Объяснитесь ему. — Это не так просто, — ответила я. Какая ты трусиха, оказывается. — Почему? Несколько секунд я раздумывала над ответом. — Это может оказаться небезопасным для меня. — Алисия, вы что, связались с преступником? Я молча поджала губы. Не в бровь, а в глаз, месье Фирмен. — Интересная вы девушка. Любопытно, какие еще скелеты хранятся в вашем шкафу, — с улыбкой сказал мужчина. — Не уверена, что вам они понравятся. — Мне понравится все, что так или иначе вас касается. И я был бы крайне признателен, если бы вы, наконец, перестали вести себя, как колючий еж, и стали более открыты ко мне. От такой откровенности я чуть было не открыла рот. — Я просто долго привыкаю к людям, — на автомате выдала я. — Или всего-навсего боитесь быть настоящей. В любом случае, пока вы закрыты, я не смогу ни помочь вам, ни обеспечить вашу безопасность, — серьезно сказал мужчина. — Прекратите меня бояться, Алисия. Я никогда не причиню вам вреда. И сделаю все, что в моих силах, чтобы никто не причинил. У меня болезненно сжалось сердце. Последним человеком, кто говорил мне эти слова, был Ричард. — Спасибо, — шепотом произнесла я. Кажется, моя жизнь только что стала еще сложнее…