Иллюзорное

      — Из-за твоей личной жизни нам скоро бошки поотрывают! — кричит Святослав. Анна отворачивается и хмыкает, пожимая плечами.       Пару месяцев назад Кривич кричал то же самое Ольге, взбалмошной, злющей и прекрасной Ольге, когда нашел у нее в доме живого Барановского. И никогда не думал, что ему придется перевоспитывать свою умную, злоязыкую Анечку. Но не всё складывается так, как мы того хотим.       — Сейчас ты играешь с Хранителем, потом ты его бросишь, а отвечать придётся нам! С меня Ивана хватило! Но тот, слава те Господи, хоть укатил в Москву обратно, а этот … Костик, мать его, так и останется здесь и будет портить нам жизнь!       — Константин Сергеевич, — холодно добавляет Анна, повернувшись к старику. — Имей уважение к людям. Особенно к Хранителям. Особенно — к новому главе. И не лезь в мою личную жизнь. Знаешь, а я понимаю, почему Ольга иногда так резка с тобой, — слишком много бестолковых нравоучений.       — Но из-за Костика погиб Женька! — восклицает Кривич. — Женька же хорошим был! Он не заслужил, Ань…       — Мы все не заслужили, — так же холодно продолжает Остроумова. — Не заслужили жизни с вечными прятками, не заслужили осуждения. Но по жизни редко кто получает то, что заслужил. И Жека погиб не из-за Кости. Обратил его ты.       Она поворачивается и выходит на улицу — просто прогуляться. Теперь, когда у Анны отпуск, она часто гуляет по городу одна. И много, очень много думает о личном. И нерациональном.       Дядя Слава не знает, что они с Костиком уже расстались. И не знает о том, что ей, Анне, просто плохо. Потому, что была у нее возможность нормальной жизни. И она эту возможность прое… упустила.       ***       — Костик, послушай, я расскажу тебе всё, что ты должен знать, — шепчет Ирина Витальевна. — Итак, слушай… Ты — новый Хранитель…       — Мама, может, лекарство примешь? — пугается заботливый сын. — Тебе нехорошо…       — Нет! — мать приподнимается на локтях и говорит уже властно. — Слушай меня. Потому что теперь никто не поможет нам, людям…       После долгого, выматывающего душу и мозги разговора Константин — уже не Костик! — сидел, обхватив голову руками. За этот час он повзрослел на целую жизнь. Если раньше за ним стояла мать, то теперь она умирает, и Бредихин остается один, без надежного тыла, словно стоящий на краю обрыва. Жуткое ощущение ледяного ветра за спиной. И одиночества — нескончаемого, вечного одиночества.       Но Константин не понимал одного: почему Хранители смертны? Неужели бессмертные надменные вампиры будут подчиняться слабым простецам? Так порядок не удержишь. И то, что Ирина Витальевна умирает, этому подтверждение: была бы у Хранителей реальная власть, не моталась бы она по врачам, корчась от боли. А так — приказала, и всё ей дали — и свободу, и вечную жизнь.       «Детские мысли», — подумал Константин, растирая виски. — «Возьми себя в руки, ты же сам отец. Ты ответственен за Настю. Если ты так и будешь злиться и бегать от проблем, то твой ребенок погибнет. Так что хватит. Вспомни, что ты — Константин Сергеевич, новый Хранитель, что ты — сын своей матери, и прекращай жевать сопли».       Он встает, чуть подтягивает воротничок рубашки под горло, вздергивает подбородок и идет к Кривичу. Где в очередной раз натыкается на холодный взгляд Анны.       Анну, или Аннушку, как ее называли, Константин знал с момента знакомства со Святославом. Мать, говоря про нее, фыркала, произнося что-то вроде: «Эта чванливая девица, мнящая себя начальником». И одно время Костя был согласен с матерью. Ему было просто незачем выяснять, кто такая эта Анна, — он был рациональным человеком и интересовался людьми только тогда, когда они были нужны для достижения его целей. Истинный сын своей матери.       Однако все изменил момент казни, когда Анна наравне с другими вампирами вступилась за убитого Женька. В ее взгляде было настолько искреннее сострадание, что Константин, находящийся в полуобморочном состоянии после разговора о хранителях с матерью, после казни, быстрой и жестокой, искал любую зацепку, чтобы не выблевать свои кишки и не сойти с ума от всей жути происходящего.       Почему это была именно Анна, а не Ольга, Костик и сам не знал. Но Ольге было плевать на молодого, глупого вампиреныша, как и, впрочем, на всех остальных. Ольгу, графиню с разрушенной душой, волновал только собственный ребенок и жизнь в комфорте. Поэтому она и не поехала на казнь, оставшись в квартире Кривича. А нарастающая слабость была лишь предлогом.       Анна же искренне переживала — может, потому, что успела привязаться к Женьку и действительно воспринимала его как брата. И именно этот взгляд — человеческий — Костик и поймал. Только поэтому он не сошел с ума, — его всего лишь вырвало, когда отрубленная голова упала перед ним. Невелика плата за рассудок.       И с этих пор Бредихин не мог забыть Анну — «светлый образ», как сказал бы отец, любивший русскую поэзию девятнадцатого века, — настолько любивший, что даже на смертном одре он свистящим шепотом, с бульканьем и кашлем декламировал "Выхожу один я на дорогу..." Лермонтова. Если вампиры могут искренне переживать, значит, еще не все потеряно, значит, с ними можно договориться.       Это была не любовь, а, скорее, одержимость красивой, сильной, умной и неожиданно доброй женщиной. Для Костика, после несчастного случая с его женой, матерью Насти, после смерти собственной матери, подобное было панацеей. Но мечтать в потолок он не любил. И поэтому стал искать встреч с Анной.       Постоянные якобы «случайные» встречи у места работы Остроумовой, машина, дежурившая около ее дома, частые столкновения на улицах и попытки заговорить, на которые Анна лишь отвечала холодным: «Добрый день», идя дальше по улице, — все это было похоже на сталкерство. Но Константин знал, что капля камень точит, и Анна в любом случае захочет узнать, что ему надо. Если не захочет — ничего, он терпелив. Он подождет. Сколько надо.       И Анна однажды все-таки заговорила с ним:       — Константин Сергеевич, что Вам от меня нужно? Ольгу Вы забрали, договор мы соблюдаем, а разговаривать с Вами на личные темы я не желаю. Оставьте меня и мою семью в покое.       — Анна, давайте выпьем кофе и просто посидим. Мне нужно сказать Вам кое-что важное.       — И что же? — фыркнула Анна.       — Касательно Святослава Вернидубовича, — роняет Костик, с удовлетворением наблюдая за тем, как на секунду потемнели холодные серые глаза.       «Блефует», — подумала Анна. — «Но я пообещала себе, что буду всегда, любыми способами получать всю информацию о моей семье. Может, и правда что-то дельное скажет».       — Хорошо, — кивнула она. — Пойдемте. Но ненадолго, — через час мне в отдел.       Они сидели в кафе и говорили ни о чем. Анна намеренно не спрашивала про Ольгу, ожидая, что Константин сам скажет, — но он трепался о своей дочери, о работе, о том, что Хранителем быть тяжело, но, в общем, он привык… И ничего по делу.       Анна встала.       — Я ухожу. Если Вам нужно излить душу — идите к психологу. Про Святослава Вы ничего мне не скажете, я поняла. Про Ольгу спрашивать не буду, — не о ней речь шла.       — А Ольга сбежала, — вырывается у Костика.       Анна поворачивается.       — Как? Когда? Что с ней? Как она?       — Три недели назад. Как — я не знаю. Но решетка проломлена, а следов нет. Чувствовала она себя нормально, судя по тому, что постоянно язвила. Жана мы постоянно обыскивали, так что вряд ли он мог что-то пронести с собой…       И оказывается прижатым к стене за горло.       — Послушай меня, — шипит Остроумова, — если с Ольгой что-то случится, я тебя закопаю прямо в ее же камере! Она же…       «Гипнотизер», — едва не добавляет Анна, но вовремя прикусывает язык. — «Вот идиоты! И Жана к ней пускали, и, наверное, поддались ее гипнозу. И где она теперь шляется, непонятно».       Анна не любила Ольгу, но воспринимала ее как часть семьи — нелюбимую, ненадежную, но часть. Поэтому она так разозлилась, узнав о побеге графини.       — Она же, — добавляет, — беременна! А вы — ни украсть, ни покараулить! Она могла потерять ребенка, нашего, между прочим, родственника! У тебя у самого дочь есть!       И отпускает горло Бредихина. Тот откашливается.       — Ни к чему было так волноваться, — хрипит он. — Это я ей помог, если хочешь знать…       — Чего? — брови Анны взмывают вверх. — Ты же Хранитель! Сам же пришел тогда к нам, чтобы ее забрать! Или она…       — Нет, — отдышавшись, говорит Костик, — на меня ее гипноз не действует. Я ее отпустил, чтобы был повод поговорить с тобой.       — Откуда ты знаешь про гипноз? — устало спрашивает Анна.       — А она всех наших охранников от скуки заставляла всякую ерунду творить, — то в окно на спор прыгать, то друг друга в шею кусать. Вот и лишился я части охраны. И решил, что такую стерву дешевле отпустить, чем иметь на халявном содержании. Дверь ей открыл, решетку проломил сам, инструментами.       — А почему же ты не поддался, а? — Анна скептически выгибает бровь. — Прости, но ты не тянешь на суперустойчивого.       — Просто не хотел, — пожимает плечами Костя. — Это у меня с детства. Меня к психологу водили, тот меня пытался ввести в гипнотический транс, но у него ничего не получилось.       — Так то человек был, а это вампир, — вздыхает Анна. — Еще скажи, что и ты один из нас…       — Я не вампир, а Хранитель, а это обязывает держать свою психику в форме, — серьезно произносит Константин. — Тебе, кажется, на работу пора? Пойдем, провожу.       Они молча идут рядом, и Анна спрашивает:       — А что же теперь? Ты помог сбежать заложнику, получается, ты сам нарушил договор. Получается, что ты преступник. Но зачем? Чего ты хотел этим добиться?       — Тебя, — просто отвечает Костя. — Когда я увидел тебя на казни, то понял, что не все вампиры пафосные мудаки. Ты была единственной, кто искренне переживал из-за Женьки.       — Дядя Слава тоже переживал, — глухо шепчет Анна. — Только дома, а не на публике. И Ольга тоже было не плевать…       — Ольгу просто бесит, что кто-то или что-то нарушило ее душевный комфорт, — говорит Костя. — Кривич — это Кривич. Женя погиб, помянем — да и чёрт с ним, будет другой Женька. Зачем он его вообще обращал, если не мог защитить?       Анна не отвечает, потому что ее мучил тот же вопрос: зачем надо было давать пареньку надежду на вечную жизнь, если никто из их семьи не мог его защитить? Получается, что все они просто соврали, и честнее было бы просто сразу добить Женю. И ответа на это вопрос следователь Остроумова так и не нашла.       — А при чем тут я? — отвечает она вопросом на вопрос. — У тебя дочь есть. И жена…       — Жена погибла, — тихо произносит Бредихин. — Она спрыгнула с десятиэтажки, решив, что я ей изменяю. Ей показалось…       — А ты изменял?       — Нет, — просто отвечает Костя. — Я любил ее. У нее было психическое заболевание, о котором мы все узнали позже. И самое страшное, что оно может передаться Насте.       — Ты? Любил? — неожиданно вырывается у Анны. — Прости, я не то хотела…       — Ничего, я привык, — усмехается Костя. — Она была единственным, что в своей жизни я выбрал сам. Мать была против нашего брака, потому что Алена была из небогатой семьи. Но мне было все равно. Я был счастлив…       Анна мотает головой, словно выныривая из морока.       — Итак, что мы имеем? Вы, Константин Сергеевич, новый Хранитель, который пришел к нам домой и с суровым видом, не тратя лишних слов, забрал у нас заложника, — члена нашей семьи. Потом Вы этого заложника отпускаете, потому что он вас достал. Попутно у Вас есть дочь от искренне любимой женщины, которая трагически погибла, и вы все ещё любите её, давно мёртвую... Вы женились на любимой, несмотря на запрет Вашей матери, простили психическое заболевание жены и были ей верны. Кроме того, Вы любите Вашу мать и все ещё скорбите по ней. И затем за каким-то чёртом Вы преследуете меня и уверяете, что помогли сбежать Ольге, чтобы просто заговорить со мной. Ничего не забыла? При таком раскладе получается, что Вы тянете на маньяка.       Константин, внимательно слушавший Анну, рассмеялся.       — Я не маньяк, а живой человек. И я имею право на привязанность. В рамках Уголовного кодекса, конечно же.       — А тебя не смущает то, что ты мне не нравишься? — холодно произносит Анна. — И твое поведение тянет на преследование?       — После всего того, что я видел на казни, меня уже ничего не смущает. А про то, что не нравлюсь, — не спорю, но это дело времени, вкуса и одиноких вечеров, Аннушка. Мы с тобой похожи, и больше, чем ты думаешь.       — Чем же?       — А хотя бы тем, что нам обоим хочется справедливости и покоя. И мы оба заслуживаем нормальную жизнь, а не вот это вот всё, что пережили. Мы уже пришли к твоему отделу. Если захочешь встретиться — позвони.       Анна, не прощаясь, заходит внутрь. Константин провожает ее глазами и чувствует, что впервые за долгое время он почувствовал себя живым. Это как Брэдбери, которым он зачитывался:       «– Какую еще ерунду ты там записал?       – Что я живой.       – Вот еще, Америку открыл! Давно известно.       — Нет, я про это думаю, я это замечаю — вот что ново. Сперва живешь, живешь, ходишь, делаешь что-нибудь, а сам даже не замечаешь. И потом вдруг увидишь: ага, я живу, хожу или даже дышу — вот это и есть по-настоящему в первый раз» <*>       Он живой, и это единственное, что важно. А Анна просто рядом, — пусть не вместе, но она есть, она живет с ним в одном городе, ходит по тем же улицам, и у них похожие мысли. И, наверное, у них есть шанс на нормальную жизнь.       После этого разговора Константин и Анна долго не виделись, но потом пересеклись в парке. Анна кивнула ему. Они сели на скамейку и долго молчали. Потом Анна сказала:       — Знаешь, я думаю, надо попробовать.       — Встречаться? — уточнил Константин.       — Общаться, — строго сказала Остроумова. — Хотя бы дать шанс нормальности между нами.       Анна была не из тех, кто быстро влюбляется. И Костика она не любила. Но ей было одиноко — из-за отъезда Ивана, из-за смерти Жени, даже из-за Ольги. И ее не покидало ощущение какой-то неправильности. Она всю жизнь жила по справедливости, точно так же расследовала дела. И когда что-то получалось неправильно, ее это вышибало из колеи. Костик был прав: в этом они похожи. Они оба ищут справедливость, следя каждый по своим законам: Анна — по уголовным и вампирским, Костик — по хранительским. Единственное отличие заключалось в том, что Костик был формалистом, делал всё строго по системе, а Остроумова искала логику и ориентировалась на конкретную ситуацию.       И, переварив разговор и свои впечатления, Анна все-таки решилась рискнуть. Сколько можно жить так, как хотят другие? Надо сделать что-то и для себя.       Константин оказался неплохим собеседником, и через некоторое время Анна поняла, что ей действительно нравится проводить с ним время. Но был вопрос: как скрыть их отношения от Святослава? Анна знала, что он не одобрит, поэтому старалась встречаться с Константином либо в парках, либо в «Кошкином доме» — месте казни.       Однажды Кривич все-таки заметил их на улице, мирно идущих рядом, и устроил Анне разнос.       — Ты хоть понимашь, что творишь? — бушевал он. — ты ставишь под угрозу всю нашу семью!       — Дедушка, — мягко сказала Анна, — ты ведь давно нас заметил?       — Давно, — потупился Святослав.       — А почему только сейчас сказал?       — Думал, что он тебе наскучит, и ты сама его бросишь, — вздыхает старый вампир.       — Мне с ним хорошо, — неожиданно зло заявляет Анна.       — Да брось! Это ты из-за Ваньки злишься? Ну, вернется он к тебе из Москвы-то, вернется.       — Не вернется, — так же зло заявляет девушка. — И мне он не нужен. Я для него как диковинка, этакий гламурный аксессуар — вампирша-красотка, ещё и следователь. А мне нужно, чтобы во мне человека видели…       — Видеть в вампире человека — это мощно, как сказал бы Жека, — вздыхает Вернидубович. — Но я понимаю, о чем ты. Однако учти: у него дочь есть. Ты собираешься ей матерью стать?       Анна пожала плечами.       — Как получится.       На самом деле, она не хотела быть ничьей матерью, и девочка ей не понравилась. Чужой ребенок, пусть и довольно милый, но чужой. А Костик, судя по его лицу, явно рассчитывал на то, что Анна и Настя подружатся, и Аннушка будет заплетать Настеньке косички.       Но девочка тоже недолюбливала Анну, — чуяла в ней нелюбовь. И Константин страдал из-за этого.       Вот тогда Анна и решила, что им следует разойтись. А окончательно ее решение укрепил один случай.       Однажды, сидя дома у Костика, Анна надолго осталась с Настей наедине, — Константин под предлогом «сгоняю в магаз, а вы, девочки, поболтайте тут» ушел. Настя играла, вырезая из бумаги выкройки платьев для кукол, и нечаянно порезала себе палец. Анна, почуяв кровь, не смогла сдержаться. Ребенка она не покусала, конечно, но клыки выпустила. И испуганная Настя расплакалась:       — Уходи! Не хочу тебя! Маму хочу! Где она?       Анна, сжав зубы, промыла ребенку царапину и залепила ее пластырем. Потом дождалась Костю, отдала ему Настю и сказала:       — В коридор. На пару слов.       В коридоре, пока он помог ей надеть пальто, Анна сказала, глядя Константину в глаза:       — Мы расстаёмся. Твоя дочь тебя не любит, я лишняя в вашей семье. Забудь меня, не ищи, и не трогай, слышишь? Больше никогда не трогай мою семью. Прощай.       И ушла, хлопнув дверью.       А потом взяла отпуск за свой счёт на месяц — впервые за десять лет. И просто бездумно бродила по улицам, выхаживая свою боль и разбитые надежды. Всё уходит через ноги — десять, двадцать, тридцать километров в день, и всё будет хорошо.       Константин искал ее по всему городу, пытался объяснить, но Анна не реагировала. Она просто не видела его, смотрела сквозь него своим страшным взглядом, который появлялся у нее очень редко, в минуты сильной душевной боли.       Святослав Вернидубович знал обо всем, кроме того, что они расстались, — Анна скажет ему позже. Поэтому он и ругал Остроумову за встречи, думая, что они всё ещё вместе.       Анна думала, что ей делать. Выход она видела только один — уехать. И точно не в Москву. Уехать туда, где никто не знает, устроиться следователем и санитаркой на полставки, чтобы таскать кровь, больше не общаться ни с вампирами, ни с Хранителями.       Но она пока не может. Анна всё ещё беспокоится за Святослава, Жана, Ольгу. Анна боится, что сорвётся и начнет пить людскую кровь, став кем-то вроде Клима.       И Анна не хочет отпускать воспоминания о Константине — глупые, почти детские, местами нелепые, но тем не менее счастливые.       Подвешенное состояние.       А в Смоленске всё хорошо. Улицы покрываются листвой, и очередная осень превращает лето в пыль.