Любовь, Деньги, Эдичка

В Советском Союзе у меня до сих пор оставались друзья и родственники. Хоть я и не виделся с ними более десяти лет, но определённую связь, пускай и не регулярно, но поддерживаю. Ещё я дружил с советскими моряками. Одного из них звали Мишка Елизаров — молодой паренёк лет двадцати. Мы познакомились с ним случайно, когда я, ещё при жизни родителей, подрабатывал на выходных в токийском порту. Мишка жил во Владивостоке. Писал стихи о море, но пробовал и прозу. Иногда мы с ним делились нашими творческими потугами. Останавливались здесь советские моряки, как правило, на сутки, реже — на двое. Но причаливали они здесь часто — раз или два в месяц. Я нередко просил Мишку рассказать мне что-нибудь о том, как живётся в СССР. Он же охотно рассказывал, вспоминал какие-то истории из жизни. В общем, общались мы с ним неплохо. Однажды он спросил меня: — А может тебе привести что-нибудь с Союза? Я задумался. Может, магнитик попросить? Хотя… — Слушай, у тебя же отец военный? — Ну да. — Привезли мне тогда форму военную. Мишка странно посмотрел на меня, но пообещал попробовать достать для меня хотя бы пряжку от ремня, но взамен я должен был достать ему какой-нибудь ценный и дефицитный для СССР товар. Произошло это месяц назад. Вспомнил я про наш уговор вообще случайно, когда уже вечерело, потому решил попытать удачу и сходить в порт. Я встретил его в порту. Они должны были уплыть ещё вчера, однако с транспортировкой груза произошла какая-то лажа, поэтому их задержали. Он вынес мне с корабля большую коробку и сказал: «Тут почти всё, кроме сапог и фуражки». Я тоже пришёл не с пустыми руками: притащил с собой несколько пакетов каких-то японских сладостей и пару магнитиков, а также свой старый фотоаппарат (как раз на днях купил новый по просьбе Химицу). Довольные произошедшей сделкой, мы опять поговорили о нашем творчестве, почитали стихи и, ближе к темноте, разошлись. С тех пор я Мишку больше не видел. Я приволок большую картонную коробку себе домой. Вскрыв её кухонным ножом, я увидел лежавшую в ней армейскую одежду. Советский шпион Эдичка Лимонов стал аккуратно вытаскивать и класть на пол тёмно-коричневую шинель с погонами, на которых золотыми буквами были вышиты две буквы — СА, тёмно-зелёный китель (с такими же погонами), брюки, такого же как и китель цвета, и тёмно-коричневый ремень (судя по-всему, офицерский) с золотой пряжкой, на которой красовалась звезда с серпом и молотом. Одевшись, я отправился в гардероб. У отца были армейские сапоги, он часто носил их на себе когда было пасмурно. Надев и их, я встал напротив зеркала в прихожей, и начал любоваться самим собой. Эх, жаль только фуражки не было! Умеют же в Союзе красивую одежду шить. Я начал шагать по дому подражая строевому шагу. Ещё раз подойдя к зеркалу, я вновь засмотрелся на себя. Красавец! В этот момент кто-то начал поворачивать ручку входной двери. Я повернул голову и увидел Химицу, открывшую дверь и в изумлении стоявшую у порога. Неловкая и странная картина длилась несколько секунд. — Эди-кун, ты…. Ты… Ха-ха-ха, - Химицу начала смеяться что есть мочи. Немного обидно. — Прости, Эди-кун… Ахаха… Прошу прощения, генерал Эдуард Лимонов! — Не смешно, Химицу. И да, погоны у меня не генеральские, так что отставить… Химицу долго смеялась с моего вида, но отметила, что выгляжу я в нём привлекательно, и даже как-то строго. Признаться, я был польщён, но толика обиды всё равно не покидала меня. Впрочем, она не помешала мне на следующий день праздно разгуливать по токийским улицам, вновь одевшись в советского солдата. На улице уже было немного холодновато, бабье лето не спеша подходило к концу, поэтому шинель была как нельзя кстати. Японцы изредка косо посматривали на меня. Этой безжизненной толпе обычно насрать на мимо проходящих людей, я не стал исключением. Лишь в метро какая-то маленькая японочка, которая стояла передо мной, очень сильно испугалась, осознав, во что я одет. У неё было очень милое, аккуратное и узкое лицо, как у девочки. Не знаю, точно ли из-за меня, но из вагона она выскочила на первой же станции. Я прогуливался по набережной. «Эх, поскорее бы Третью Мировую, - думал я мечтательно, - Вот высадят сюда советский десант, возьмут советские морпехи Токио, а я выйду к ним в этой форме и скажу — я вас, братцы, уже давно тут ждал! Что же вы так поздно?». А есть ли в советской армии морская пехота? Не знаю, наверно есть. Конечно, японский читатель, быть может, посчитает меня предателем, однако спешу заявить, что японского гражданства мне так и не дали, лишь вид на жительство. Потому — покуда в моих широких штанинах не будет лежать эта красноватая книжечка — хер вам, а не Итуруп! А если правда начнётся война? Если правда придут сюда советские? А что, Силы Самообороны, насколько я знаю, существуют лишь для того, чтобы продержаться первые восемь часов советского или китайского вторжения в Японию, до того момента, как дядя Сэм прибудет сюда для спасения своего дальневосточного младшего брата. Может быть, не выстоят японцы? Тогда точно ли я буду за Советов? Не знаю. Наверно. Как нападут — видно будет, пока нечего раньше времени размышлять. И, всё-таки, иду я по набережной, смотрю на закат и про себя напеваю:

...Но от Тайги до Британских морей Красная армия всех сильней!..