Полнолуние

– А вы знали, что в такое полнолуние, в этих лесах происходят жуткие вещи? – Обито поднимает брови и вычурно испуганно смотрит на сидящих в шалаше друзей. – Говорят, что духи прошлого просыпаются и убивают живых. Рин передергивает плечами и водит по дощатому полу рукой. – И зачем? – Какаши как всегда флегматичен и обескураживающе критичен. – Ну как зачем?! Они ведь умерли, явно обижены, что другие-то живы. Хатаке не находится что сказать, роняя лицо в руку. Воцаряется молчание, и только шорох листьев, потрескивание невидимых, а может и не существующих веток в живой черноте леса наполняют тишину. Рин словно магически заворожено смотрит вверх, и черты ее лица истончились и прорисовались бликами. Обито украдкой поглядывает на неё и зыркает на Какаши, который, оторвав голову от ладони, тоже устремился взглядом на огромный белый круг. Луна действительно была пугающе огромной и низкой, кажется занимала добрую треть неба и – наблюдала. – Вот зачем ты это рассказал. Мы и так засиделись, а теперь через лес к центральной дороге идти. Брррр! – Рин ещё раз передергивает плечами, кажется с трудом опуская взгляд. – Да это он нас в такую ситуацию поставил! Вечно ждём его. Вот скажи мне, ты зачем ствол дерева уродовал? – Да блин! – Обито сползает по лестнице с шалаша и почти теряется в мгле длинной тени. – Нас не будет, а рисунок на дереве останется. – Ты накарябал глаз с запятыми внутри! Зачем? – Хатаке пропал в той же тени. – Мальчики, прекратите орать. Мне страшно. Лихо разбудите. Лучше бы они не замолкали – думает Какаши, прикусив язык. Пространство словно немое и смотрит на них, скрежеща зубами зашитого рта. Он помогает опуститься на землю Рин и старается сконцентрироваться на пыхтении Обито. В конце концов Хатаке агностик и скептик, бояться нечего. Это просто деревья, просто луна, просто они – трое подростков задержались в шалаше. Буквально десять минут, и они выйдут к дачным уютным домикам с тёплым желтым светом в их дружелюбных окошках. Они снова смотрят на луну и супротив воли и логике у Какаши по позвоночнику бегут мурашки. «Она разве была красной?» – приходится мотнуть головой, отгоняя липкое сосущее под ложечкой. – Чего? Испугался? Гениальный Какаши Хатаке чего-то боится? – Обито разрезает тишину оглушительным хохотом. – На тебя смотреть жалко. – Да заткнись ты, идиот, – шипит Какаши, то и дело зачем-то оглядываясь по сторонам. – Я сейчас ещё магические слова произнесу – на нас кааааак нападут монстры! УУУ! – Обито! – девичий тонкий взгвизг останавливает перепалку. Отрезает привычные звуки голосов и незримо повисает в воздухе. Какаши кажется, что нечто собранное из палок и болотной тины стоит за спиной. Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, оно подобралось так близко, что нужно бежать. Но Обито нарочно добавляет низким хриплым, словно не его, голосом: Да случится запретная техника мира и тьмы! Глаза напротив отражают кровавый отблеск. «Луна?» – только и успевает мелькнуть в голове, как на запястье ложится что-то холодное и крепко сжимает его руку кольцом. – Ты весь дрожишь, – взгляд медленно ползёт вниз и видит маленькую руку. – Ну всё! – голос подпрыгивает и вздрагивает. – До выхода из леса я с вами не разговариваю! Рин тоже украдкой осматривается и тянет за собой по знакомой тропинке из леса. Они идут смотря под ноги. Шеренгу возглавляет Хатаке, и его пепельная макушка слабым отражателем сигнализирует розовым. Рин беззвучно идёт за спиной. Замыкает Обито. «Идти недолго, – повторяет про себя Какаши, – ещё минуты две, не больше. Но тропинка петляет и петляет, ветви кустов всё чаще задевают плечи, потом бьют из неоткуда по лицу. Минута, две и все десять проходят. Сердце пропускает удар от адреналинового всплеска – он не знает, куда ведёт их. Тропинка заканчивается, сменяясь травой и редкими камнями, которых с каждым шагом всё больше. Они хрустят под ногами, кеды соскальзывают с граней, но все упоряно молчат. Ощущение времени пропадает, сколько они уже идут? Час, неделю, месяц? Какаши останавливается как вкопанный и резко оборачивается. Он спиной понимает, что сзади никого уже нет. Но он ошибся. В тонком розоватом тумане, достающим Рин до подбородка, он видит и Обито. Учиха напряжён и, кажется, что в глазах его стоят слёзы. Он порывисто стирает их с лица. – Мы заблудились? – шепчет Рин. – Если честно, я вообще не понимаю где мы. Смотрите. Кровь стыла, и сердце не справлялось прогнать её хотя бы к лёгким. Они смотрели в сторону их шалаша, того самого шалаша, который они строили тем летом, но… Лес лежал безжизненными обломками, растерзанный, изуродованный. Казалось, что они ушли на несколько километров, а вместо того несчастного изуродованного Учихой дерева высилось что-то немыслимого размера. Толстый ствол уходил на высоту многоэтажного дома. Словно змеи, от него расползались корни, а на верхушке назрел бутон. И огромная кровавая луна висела над всей этой картиной. Первым, что изменилось на самом деле, был воздух. Он загустел и наполнился сладковатым запахом. Так пахнет свежее молодое мясо из только что открытой вакуумной упаковки. Следом за запахами пришли звуки: крики, свист, но не пуль, а какого-то другого оружия, а главное – пришли люди. Их было много. Очень много. Словно муравьи, они сновали около корней, погребались под ними. Кругом вспыхивало оранжевым, словно некоторые были одеты в пламя огня. Воздух трещал и искрил. А потом появился ещё один звук. Рин кричала. Кричала истошно и смотрела куда-то под ноги. Обито тоже кричал и бил ногами что-то белое, вылезающее из-под земли. Человек? Нет. Почти человеческая рука размахнулась, и Какаши больно упал на камни. В глазах потемнело от боли, а в ладонях стало тепло и мокро. – Нет!!! Видящий глаз зацепил картину, как Обито налетел на чудовище, вылезшее по пояс из земли. Неестественный поворот, взмах, удар – и Учиха отлетел на несколько метров. Рин осела рядом и зажала рот рукой. В ярком лунном свете Какаши увидел морду чего-то так похожего на человека, с радушной зубастой улыбкой. Белые руки вытянулись, слово ветки, в их сторону. Вспышка голубого света, треск и запах озона. От белого тела отлетает голова и кочаном капусты прыгает по камням и бурелому, пока не натыкается на сучок глазом и останавливается. – Вы что здесь делаете, дети?! Обращающийся садится на корточки рядом. Какаши чувствует, как Рин трясется всем телом и судорожно всхлипывает. Шее мокро и горячо. А вот слева – мокро и холодно. Хочется закрыть глаза и заорать: «Проснись!». Но Какаши поднимает теперь уже, видимо, только один глаз на человека напротив. Он странно одет. На голове повязка с непонятным символом, зелёный жилет порван, словно кто-то его разрезал, и испачкан. Взгляд цепляется за голые пальцы ног, выступающих из сапогов с отрезанными носами. – Мы… – голоса почти нет. – Мы… Там. Какаши смотрит за чужую спину. Лицо человека не видно за маской, один глаз у него закрыт, но вот второй... Второй смотрит невыносимо пристально. И всё-таки он оборачивается и идёт к Обито. Садится около него, вдруг остервенело вытирает ладонью окровавленное лицо и … называет Учиху по имени? Обито в свои четырнадцать был массивнее и шире, чем Какаши, но мужчина берёт его на руки, словно маленького ребенка. Тело опускается рядом с ними. – Помогите ему! В ответ мужчина смотрит, словно прозрев, на Какаши и опять опускает взгляд на Обито. Рин кидается и трясёт Учиху за плечи. Её саму колотит, но она зовёт его срывающимся голосом. – ОБИТО!! ОБИТО!!! – Какаши слышит удары сердца, прижатым к Учиховской груди ухом, виском, всем телом и зовёт его. Нет ничего, только звук собственного истошного крика. – Обито! Очнись! На лице справа глубокие полосы ран. Это страшно, чудовищно, но… Обито болезненно морщится, открывает глаза и мучительно стонет. Мутный бред. Это мутный бред. Невозможно. Нужно проснуться. В подтверждение воздух идёт волнами и закручивается воронкой. – Что же ты так истошно меня зовешь? Как тогда, мальчишкой, у камня. – Новый пропитанный издевкой и ненавистью голос опять заставляет поджилки дрожать. Какаши готов поклясться, что человек с изуродованным шрамами лицом и разноцветными глазами материализовался из той воронки. На одной руке, похоже, витилиго, а сам он одет в какое-то странное фиолетовое кимоно с оторванным рукавом. Беловолосый в маске сразу встает в боевую стойку, готовый к броску. – Почему, скажи. Зачем? – Всё потому что ты не смог её защитить! – ребристое лицо идёт ещё одной волной гнева и ненависти. Воспользовавшись паузой, Какаши сажает Обито и оглядывается на кромку оставшегося за их спинами леса. Если бежать, то лучше наверное туда. Из лесной чащи на открытое пространство выползают языки тумана. Рин судорожно тянет Какаши на себя. Хатаке вдруг понимает, что, кроме ставшего уже фоновым шума из криков, ударов вспышек и свиста оружия, вокруг всё затихло. Двое мужчин смотрят на них троих пристально и словно не верят чему-то. – Гендзюцу? – у темноволосого аж нижняя челюсть отваливается. Он впивается взглядом в зарёванную, постоянно всхлипывающую Рин, которая прижимает одной рукой к себе Обито, а второй держится за Какаши. – Ты же видишь, что нет, – второй отвечает словно смертельно устал и понял что-то непостижимо печальное. – Это явно пространственно-временная техника. – Невозможно. Для такого им понадобился бы мангеке как минимум. – У тебя есть мангеке?! Рука в перчатке с силой обхватывает подбородок и исполосованную щёку Учихи. От силы давления по пальцам бежит кровь из ран. Обито вскрикивает и пытается убрать чужую руку, но разноглазый тянет на себя и пристально смотрит в чужие глаза. – Убери руки!!! – Какаши вцепляется в чужое запястье. – Ему больно! Мы не знаем ничего про мангеке. Что это вообще такое?! Мужчина переводит взгляд и вдруг из озадаченного он становится непередаваемо ненавидящим. Как будто он уже когда-то видел Какаши, знает его и, более того, за что-то ненавидит до глубины души. Мужчина убирает руку и отступает. – Я читал о таком. Может быть, количество чакры в одном месте и полнолуние их сюда забросили, – выплевывает он. – Мы должны им помочь. Вспомни, что ты говорил мне раньше. Мы не можем бросить друзей в беде. – Спасибо, конечно, но что-то после такого я не уверен, что этот мне друг, – вдруг сипит Обито и тыкает пальцем в темноволосого. Тот криво ухмыляется. – Прошу вас, помогите… – шепчет Рин. Оба странно одетых, больше напоминающих очень необычных ниндзя, снова смотрят на неё. Темноволосый теперь садится около девочки, и вдруг его лицо становится пугающе добрым, губы трогает нежная улыбка: – Ты не пострадала, всё хорошо? Не бойся, мы спасем тебя. Рин, не в силах сопротивляться, замирает, когда тот проводит по её щеке большим пальцем. – Не трогай её! Извращенец! Сделаешь хоть что-то, я тебя убью! – Обито пытается встать, но каждое слово вызывает у него боль, и он просто впивается в этого ненормального глазами. «Хотя кто тут еще ненормальный. Всё ненормально», – опять мелькает в голове. И вдруг всё приходит в движение. Какаши понимает, что его переваливают через плечо, Обито хватают через живот, а Рин оказывается на чужих руках. За ними идёт погоня. Ниндзя бегут как можно быстрее к лесу. Какаши приподнимает голову и видит корни. Множество людей зажато ими и задушено, и почему-то обёрнуто в какие-то белые коконы. Сотни и тысячи толстых корешков словно змеи пытаются догнать их, схватить, цепляют пятки. – В лес! – командует темноволосый, держащий Рин на руках. – Закройте глаза! Не смотрите вверх! Последнее, что видит Какаши – огромный цветок на вершине того самого огромного дерева. – Можете идти сами, – задыхаясь произносит голос над ухом. Какаши опускает на ноги и… Вокруг белёсый плотный туман. В нём не видно ничего на расстоянии даже половины вытянутой руки. – Идём, – командует другой голос. Но идти тяжело. Колени трясутся и подгибаются. Землю под ногами рассмотреть не удаётся. Туман словно сам флюоресцирует, но толку от этого мало. И приходится идти. По сторонам рядом идут фигуры его друзей и две высокие. Повсюду из белизны выплывают очертания деревьев. Какаши несколько раз дотрагивается до стволов, чувствует ребристую твёрдую кору. Сколько они уже идут? Очертания ниндзя становятся то чётче, то почти теряются. Но каждый раз, появляясь, их одежда словно меняется, превращается в не менее потрёпанную, но явно из другого времени. В какой-то момент Какаши узнаёт военную средневековую форму. Лица же этих двоих не меняются совсем. Они смотрят вперёд печально и решительно. Словно связанные невидимыми узами, могущие говорить без слов, пережившие всё и понявшие всё. Что-то неземное в них. Светловолосый иногда поглядывает на своего товарища, а потом поднимает глаза к небу, которого не видно из-за тумана и, возможно, крон деревьев. Шаг, ещё один, и словно из-под воды на них выплывают очертания шалаша. Три измученных ствола и прибитая между них крыша-пол на высоте полутора метров. – Так вот оно что, – тянет темноволосый. – А говоришь, что шарингана у тебя нет. Какаши не видит в тумане друга, но слышит, как тот попёрхивается воздухом и невнятно бурчит. А на стволе дерева выдавленный Обито рисунок – теперь как настоящий глаз. В красной радужке крутится черный рисунок словно юла. Ниндзя смотрит на него и в его красном глазу начинает происходить та же чертова пляска рисунков. – Дальше вам надо идти не оглядываясь. Мы проводим вас до края леса. Осталось немного. – Раздаётся с другой стороны. Или даже не со стороны. Голос вибрирует в груди и поднимается в голову, обретает металлический, механический оттенок. Ослушаться невозможно. Они идут ещё несколько минут, и туман начинает рассеиваться. Под ногами появляется знакомая тропинка и в её конце калитка в заборе – самый настоящий выход. Волна облегчения накатывает и придаёт пудовым тяжелым ногам сил. – Бегите! Какаши выпрыгивает на дорогу к спокойным, мирным домиками и спускающемуся розовому закату. Обито рвано и затравленно дышит рядом. В проёме калитки у последних деревьев стоят двое солдат. Они в форме последней мировой войны. Один всё так же в платке-маске, а второй криво ухмыляется шрамированным лицом. – А вы? – испугано зовёт Какаши. – Мы? Мы – это вы, ребятки. Мы вернёмся туда, откуда пришли. А вот вам ещё многое предстоит, – говорит темноволосый и, повернувшись, исчезает за стволами. – Да. Теперь вы живёте в этом мире. И только от вас зависит – спасёте вы его или уничтожите, – теперь очевидно знакомое лицо щурится в улыбке, которая скрыта под платком. И второй солдат исчезает с закатным солнечным бликом. Какаши готов свалиться на землю, но упирается руками в колени и вдыхает прохладный летний воздух, наполненный щебетом птиц, шумом крон высоких деревьев, теперь не несущих опасности, и поворачивается к другу. Обито стоит рядом, но линия губ искривлена, а в глазах непередаваемый ужас. Он ловит взгляд и тихо спрашивает: – А где Рин?