И душа с душою говорит...

Теперь, когда скрываться пропала необходимость, нередко можно было видеть, как Драко и Гарри вдвоем сидят на камнях около озера вдали ото всех компаний и о чем-то упоенно беседуют. Вовсе ни к чему было знать окружающим, что зачастую беседуют Влад с Алексом. Странная дружба двух сущностей, не имеющих собственных тел, не ведающих, что может ждать их в будущем… А мальчишки иногда только прислушивались к разговору, порой вообще не понимая, о чем он. — Ты не уверен, что на самом деле произошел Большой Взрыв? — удивился Алекс. — Я агностик, говорил уже. — А как объяснишь красное смещение, например? — Ну, скажем, по аналогии с теорией старения света, но не из-за гравитации. Мы понятия не имеем, через какие линзы проходит свет, пока добирается до нас. Не буду говорить про солипсизм, но нет никакой гарантии, что мы в принципе наблюдаем реальную вселенную, а не изображение на сферическом экране вокруг нас. — Вот ты даешь! Это вообще схоже с представлениями древних о хрустальном куполе над землей. — Видишь! Я это и хочу сказать. Ученые и философы всегда одержимы идеей построить модель мира, исходя из неполных данных. И их никогда не смущают ошибки предшественников. Они каждый раз думают, что «нынешний» вариант соответствует действительности. Человеку, конечно, необходимо создавать модель мира, чтобы чувствовать себя комфортно. Но нужно помнить, что это лишь временная модель. — Но интересуешься этими теориями? — Конечно. Любопытно же. А один из разговоров об отношениях между людьми свернул к телесным наказаниям. — Значит, тебя не смущает, что я пансексуал? — Ни в малейшей степени. Единственное условие, — твердо произнес Влад, — отношения всегда должны быть свободными. Кто угодно, как угодно и с кем угодно, если нет принуждения, насилия, шантажа и обмана. — Я тебе больше скажу, — добавил Алекс. — По-моему, это справедливо для любых отношений. Идет ли речь о сексе, наследстве, вступлении в брак или, допустим, телесных наказаниях. — А чем принуждение отличается от насилия? — неожиданно включился в дискуссию Драко. — Иногда всё это трудноразделимо. Но если говорить о нюансах, то принуждение — когда пользуются властью: родители, учителя, начальство, сюзерен, командир… А насилие — когда заставляют что-то делать, обладая физическим преимуществом, — пояснил Влад. — А обман может быть очень завуалированным, — усмехнулся Алекс. — Склонение к сексу ребенка, например, в современной европейской системе ценностей, не применяя принуждения или насилия, а лаской, обещаниями, игрой, подарками, будет обманом, в отличие от тех обществ, где не было культурологических запретов на интимные отношения с детьми, как в Древней Греции или средневековой Японии… — А культорологический — это что? — Бывают нравственные запреты, бывают юридические, а культурологические отстают и от первых, и от вторых. Но именно они определяют, ЧТО люди в своей массе считают уже предосудительным, морально недопустимым. Каннибализм… публичные казни… телесные наказания в армии… «божий суд»… рабство… Люди ели людей, и если людоедство было культурной нормой для общества, оно внутри этого общества не осуждалось. Скажем, я как человек и учитель категорически против любого наказания детей, в том числе дома, в семье, а Северус использует порку в своей педагогической практике. Так с этого мы и начали — если вы соглашаетесь на подобное добровольно… — А как это — против любого наказания? — удивился Драко. — Совсем не наказывать, вообще? — Телесные наказания, особенно с обнажением тела, к тому же еще и определенных, «стыдных» мест — самые показательные… Но в принципе любые наказания, которым ребенок вынужден подчиниться, предназначены показать ему его место по отношению к тем, кто обладает силой и властью. Ты воспитан по-другому. Для тебя понятие чести включает в себя обязанность принимать наказание стойко и с достоинством, если заслуженно, а если незаслуженно, то с презрением, но тоже стойко. — А разве неправильно? — Неправильно. Раньше со взрослыми так же обходились. И если воин совершал проступок, то он с теми же убеждениями, что ты теперь, ложился под плети. Сегодня можно найти способ заставить его, и сильный человек перенесет это с насмешкой, мужеством и не теряя достоинства, но не с покорностью. И с заслуженностью подобной кары он не согласится. Ребенок не может воспротивиться наказанию со стороны опекунов или наставников, а особенно родителей, ему не к кому обратиться за защитой от них… А значит, что означает наказание ребенка? Драко и Гарри слушали это пояснение с ошеломлением и сомнением, а Влад — с некоторой иронией. — Наказание детей означает демонстрацию власти над ними, то есть их подчиненное положение и беспомощность. Если не принимать во внимание садизм, а очень многие взрослые используют возможность бить или попирать своих подопечных, чтобы удовлетворять садистские наклонности, имея индульгенцию со стороны общества… или смещенную агрессию, когда, не имея сил отомстить своим опекунам, вымещают боль и страхи своего детства на тех, кто не может дать сдачи… Все остальное — упоение властью. Наглядный показ, что ты ничтожество… никто… А он для тебя всемогущий хозяин. Это не нормально. Долгоиграющее вынужденное подчинение ломает психику, воспитывая из людей озлобленных тиранов, послушных трусов или сексуальных извращенцев. — Но мы же не такие? — жалобно вопросил Драко. — Слава Мерлину! Среди крепостных тоже встречались достойные личности. Хотя людям, подвергающимся регулярному уничижению, труднее сохранить самоуважение, духовное богатство и душевную целостнось. Но в вас я верю. И надеюсь на вашу стойкость. Вопреки всему. Или еще такой разговор. — Хорошо. А, по-твоему, что такое разум? — Это я тебе как биолог могу точно сказать. Инстинкт, появляющийся у высших животных и побуждающий действовать «наоборот». Эволюция, как ты знаешь… Не смотри скептически, я помню, что ты агностик. Так вот, эволюция отбирает полезные качества и закрепляет их. В механизм углубляться не будем. У всех социальных животных, которых воспитывают родители, есть инстинкт «делай так, как родители». И детеныши из поколения в поколение копируют действия старших. На этой основе никогда не появится разум и цивилизация, — Алексей Андреевич оседлал своего конька. — Развитие шимпанзе примерно равно развитию пятилетнего ребенка, а развитие лягушки много ниже. Интеллект среди биологических видов развивается постепенно. И разница между лягушкой и шимпанзе безмерна. Но тем не менее границу мы проводим между шимпанзе и гомо сапиенсом.       Значит, имеет место скачок чего-то, но явно не интеллекта. А именно, появился новый инстинкт. Интеллект шимпанзе вполне позволяет ему понять, когда ему не нравится, как с ним поступили. Мы наблюдаем и обиду, и смещенную агрессию, и психологическое отталкивание обидчика… Но шимпанзе никогда не придет в голову: «со мной поступили плохо — я никогда так делать не буду». Это единственное базовое отличие разумного существа. «Я буду делать по-другому». Изначальная готовность «делать по-другому». Поиск нового, а не использование случайных удачных находок, которое свойственно всем животным, даже трубчатым актиниям, которые охотно используют пластик для построения своих трубок. Здесь истоки того, что потом превратилось в потребность человека постоянно что-то создавать, придумывать и творить, даже без материальной потребности. Был ли Влад согласен или нет, но слушал, не перебивая. — А человек все-таки произошел от обезьяны? — Да бог с тобой! Человек не происходил от обезьяны. Биологически человек обезьяна и есть, самая обычная обезьяна, вместе с двумя видами шимпанзе входит в трибу Хоминини. Гориллы входят при этом в трибу Гориллини, вместе с которыми мы входим в подсемейство Гоминины и в семейство Гоминиды, а вот туда уже кроме нас входит еще подсемейство Понгины с единственным современным родом орангутанов. Если образно выразиться, то мы с шимпанзе родные братья, с гориллами двоюродные, а орангутаны нам с шимпанзе братья четвероюродные. А вот еще одна беседа. — Мне тут пришло в голову насчет Темной Энергии. Алекс вопросительно поднял взгляд на ехидно улыбающегося друга: — Ну, вещай! — Как ты знаешь, — спародировал Влад, — существует инфляционная модель вселенной, концепция пузырьковой вселенной и гипотезы «кротовых нор». Так? — Так. — Соедини их вместе. Соединил? — Соединил. — Темная Энергия — это нечто, что расталкивает пространство нашей Вселенной. Так? — Так. — Я предлагаю тебе идею. В точке сингулярности Большого Взрыва была сверхмассивная Черная Дыра. Была и была себе… А потом туда сквозь «кротовую нору» рванули «демоны». Не наши домашние, а некие сущности. Но как их еще назвать? Рванули полчища демонов и спровоцировали Большой взрыв. И по мере того, как они к нам проникают, наша Вселенная расширяется. Когда им трудно, она расширяется медленно, а вот где-то пять миллиардов лет назад они повалили толпой, и Вселенная расширяется все быстрее и быстрее. То есть Темная Энергия, расталкивающая пространство нашей Вселенной — вторгающееся через «кротовую нору» все большее количество легионов демонов! Как тебе идея? — Влад прямо-таки фонтанировал искрящимся смехом. — Впечатляет. Но я вообще не понимаю идеи расширяющегося пространства. Если бы речь шла о разлетающемся в пространстве веществе, я бы понял. Но мне говорят, что расширяется САМО пространство. Это я не понимаю. Наши единицы измерения пространственных величин связаны с нашим восприятием размера пространства. Если увеличивается само пространство, то есть растягиваются оси координат… Я хочу сказать, что если увеличивается не расстояние между предметами, а само пространство, то все предметы в нем увеличиваются пропорционально. И галактики, и атомы… Если дюйм стал в два раза длиннее, то, измерив им увеличившееся в два раза пространство, мы получим то же количество дюймов. То есть никакого расширения пространства не заметим. Ты не согласен? — Ну, мы с тобой не физики… — Но ты как архитектор имеешь профессиональное отношение к измерениям в пространстве. А вот совсем иная беседа. — Помнишь, какие баталии бушуют в мире насчет гомосексуальных отношений? — поинтересовался Владимир. — Да просто идиоты. Это из той же серии, что и падение рождаемости. У вас тоже ширится движение чайлдфри? — Угу. — Люди забывают, что они животные и в первую очередь подчиняются инстинктам, а потом уже всему остальному. В любой популяции, когда количество незнакомых особей, встреченных в единицу времени, превышает пороговое значение для этой популяции, включается инстинкт «нас слишком много». И хоть люди, хоть суслики… Увеличивается количество гомосексуальных отношений, асексуальных особей, одиночек с «повышенными запросами к партнеру», бездетных пар, которые детей не хотят или у которых детеныши не получаются… Человечество приближается к критической отметке, и природа заботится о выживании, как умеет. Это такая же элементарная биология, как отличие плотоядного от растительноядного. — А что, есть точный способ? — Абсолютно точный. — Я слышал, что по формуле зубов… Алекс фыркнул. — Формула зубов может ввести в заблуждение: у многих растительноядных есть клыки. Точные признаки — длина кишечника и ферменты для переваривания пищи. — А человек? Тоже бесконечные споры. Одни утверждают, что он хищник и не может жить без мяса, другие ссылаются на способ пить воду и вспоминают китайскую казнь, чтобы оправдать вегетарианство. — А человек — всеядное животное. Как медведи, свиньи, ежи, барсуки, крысы… В принципе, без мяса обойтись может, если следить за добавками, но только это не для детей ни в коем случае. На индусов ссылаться некорректно, у них другие ферменты в организме. Как, скажем, у скандинавов, которые во взрослом возрасте могут спокойно пить молоко. Но лично я за мясо! Не вижу смысла учить тигров питаться травой. Человек — нормальное животное. — Так ты считаешь, что гомосексуальность не является отклонением? Меня, к примеру, мальчики совершенно не привлекают. Я абсолютно гетеросексуален. — Но тебя такие разговоры не задевают. — Очевидно. Толерантность остается толерантностью, к чему ее ни прикладывай: расы, религии, политические взгляды, инопланетяне, маги и маглы, сексуальные предпочтения… А тебя как учителя не смущает, что нас наши мальчишки слушают? — Ни в малейшей степени. Я учитель биологии, а не трепетная русичка. Гарри я давно рассказал всё про тычинки и пестики. А Драко наверняка уже пару лет как просветил Люциус. Просветил ведь? Ну, вот. Среди знати во все века знания о способах продолжения рода вовремя доводились до наследников. Отношение Рода к бастардам — очень серьезная тема. Ты как граф что скажешь? — В наше время это уже не имеет значения. У нас нет незаконнорожденных. И опять об отношениях… — Наблюдение скрытыми камерами показало, что биологические виды не бывают моногамными. Пары встречаются, даже среди леопардов известен случай пожизненной верности. А виды, к огорчению романтиков — нет. Например, многие птицы, из года в год вьющие гнездо с тем же партнером, птенцов заводят от других. И это оправданно. Стабильная пара повышает шанс выживания детенышей. А увеличение количества сексуальных партнеров обогащает генетическое разнообразие вида. — Знаешь, наоборот. Романтиков, мне кажется, такое должно вдохновлять. Ведь это означает, что верная любовь, когда она случается, как у тех же леопардов — не прихоть биологии, а веление души. — Вам, романтикам, виднее. А я с тобой и согласен, и нет. Для меня как биолога секс, семья и любовь не имеют ничего общего. Секс продиктован биологическими инстинктами, семья — социальный институт, меняющийся с изменением общества… А Любовь — да, это то, что происходит с душой. Мне еще не довелось любить в моем земном воплощении. Но душа знает, что такое Любовь: когда радость любимого человека для тебя значит больше, чем твоя жизнь. — И ревность немыслима, — загорелся Влад. — Ты согласен? А то говорят, что я ненормален. Если Ей нужен кто-то, а не я, сверну его в бараний рог и притащу Ей — пусть Она будет счастлива, — засветились мечтой глаза Владимира. — У нас книга есть. Евгений Богат «…Что движет солнце и светила. Любовь в письмах выдающихся людей». Вот там автор пишет про то, что ты говоришь. И я согласен на все сто… — У нас тоже есть такая книга. Я в юности зачитывался. — Никогда бы не подумал, что у вас есть Богат. Интересно было бы сравнить его социальную публицистику у вас и у нас, он же стопроцентно советский. А ревность, по-моему, вообще патология. Ревность — это что-то из области владения, человек не может быть собственностью. Любой человек — это Вселенная рядом с тобой. И общаться с ним можно, только испытывая благоговение перед этим Чудом. — А Богат для меня вообще много значит. Я был совсем маленьким, когда, впервые увидев костел, загорелся идеей, что хочу жить в похожем доме. Но поверил в свою мечту, прочтя «Четвертый лист пергамента». Или вот еще, совсем иное… Влад рассказывал о достижениях космических программ в своей реальности. И спросил с затаенной тоской: — Как думаешь, мы скоро встретим инопланетян? — Нет. Не скоро. Мы еще не научились жить в мире сами с собой. Чтобы шагнуть на другую ступень эволюции, общество на планете должно стать единым, причем единым со всей планетой. — Но ты веришь, что мы их встретим? Веришь, что они есть? — Обязательно. Эволюция вселенной ведет к появлению жизни, а жизнь — к появлению разума. Антропный принцип следует повернуть наоборот. Не нужно Вселенную подстраивать под человека. Каковы бы ни были условия, абсолютно во всех средах и областях Вселенных появляется Разум, но того вида и свойств, которые приспособлены к окружающим условиям. — «Если они есть, почему их нет?» Это же классический вопрос. Почему мы их ищем, а они не отзываются? — А тебе не кажется смешным, что мы, лет двести назад открыв радиосвязь, думаем, что инопланетяне должны были застрять на этом уровне развития техники, и пытаемся дозваться их при помощи радиосигналов. Ты же сам говорил, что мы понятия не имеем, какие еще фундаментальные взаимодействия существуют во Вселенной. Сегодня нам известно четыре, но самонадеянно думать, что мы знаем все. Вот откроем что-нибудь этакое и услышим несмолкающую болтовню в эфире. — И как ты думаешь, сигнал может передаваться быстрее скорости света? — Уверен, что да. Не вижу причин, почему бы нет. Но сам понимаешь, все мои рассуждения на уровне «народной этимологии». — А все же? — Это постулат Эйнштейна. И теория, построенная на основе этого постулата. Как евклидово пространство на основе пятого постулата. Лобачевского на нее нет.

***

Алексей Андреевич испугался внезапно наступившей тьмы. Вроде бы Гарри не пытался его заблокировать… Откуда же это? Никаких сенсорных впечатлений. Ни визуальных, ни аудио… Он не слышал эмоций мальчика, что чуть не довело его до паники… Алексея выбросило из темноты совершенно внезапно. Поначалу он совсем не мог идентифицировать плавающие перед глазами изображения… Но по мере успокаивающегося сердцебиения предметы вокруг постепенно обретали четкость, и когда обрели… Алексей снова потерял сознание. Следующий раз уже не испугал его до умопомрачения, но разочаровал неимоверно. Пришлось собрать всю силу воли… На стуле рядом с больничной койкой сидел его старый друг. — Никого у тебя, братец, не оказалось. Вынуждены были меня приглашать, — насмешливо произнес Василий Илларионович. — И что-то ты не рад меня видеть, как я погляжу. Алексей с трудом заставил себя улыбнуться.

***

Владимир забавлялся зажиганием Люмоса на различных предметах, стараясь расположить их таким образом и окрасить в такие цвета, чтобы получился натюрморт. Драко внутри посмеивался, девчонки восторженно вздыхали. Потеря сознания успела удивить Влада своей беспричинностью. Очнулся он сразу, с ощущениями боли во всем теле и отсутствием Драко, что несколько насторожило… Открыв глаза, Владимир удивленно приподнял бровь, улыбнулся брату и незаметно сжал кулаки от охватившего его отчаяния: «Неужели все-таки бред?! Придется признать, что фантазия у меня та ещё…» Через несколько дней, когда стало понятно, что Владимир идет на поправку, после того, как его навестили уже не только родители, но и невестка, и племянники, и бабушка, дежурящий у койки брат высказался в сердцах: — Вот выздоровеешь, вернешься домой… Выдеру я тебя, вот что. Ты представляешь, как ты всех напугал своей комой! Что с семьей-то было! Как пить дать, выдеру… — А давай! — рассмеялся Влад, подумав, что это было бы весьма символично. С Драко он начинал почти с того же. И вдруг охнул от внезапного осознания, как лезвием кольнувшего в сердце — что на самом деле грешен перед родными. Конечно, сделать он ничего не мог… Но практически за два года своей «жизни в сказке» даже не подумать о том, как тут близкие переживают о нем!.. Поднял на брата виноватый взгляд и протянул покаянно: — Гриииш!

***

Владимир исчез так внезапно, что Драко с трудом перехватил творимое волшебство. Быстро закончив с представлением, он заметался, не зная, что случилось, и наконец бросился в подземелье к Ссаззиссу: — Я Влада вообще не чувствую. Что со мной? — испуг захлестывал мальчишку. — Мне жаль. Твой друг ушел, совсем ушел. — Как это? — Он вернулся в свой мир. — А я? — Ты привыкнешь. Драко разрыдался отчаянно и безнадежно. Время до вечера и всю ночь мальчик провел у василиска. Ему никого не хотелось видеть. А Ссаззисс сплел что-то наподобие гамака и, прижимая к себе подростка, покачивал его, высвистывая нечто вроде колыбельной.

***

Это был странный сбой, совершенно не характерный для мальчика. Гарри словно напрашивался на санкции… И Северус искренне не знал, что с этим делать. С того, самого первого момента, когда он увидел, как Дурсли обращались с ребенком, ему ни разу не пришло в голову, что Гарри заслуживает физического вразумления. Собственно, Гарри и не совершал вопиющих проступков. Но в нормальной семье обычное дело иногда шлепнуть ребенка или дать подзатыльник. Однако Снейп категорически не собирался так вести себя со своим подопечным. И с Гарри, в общем-то, спокойным и вдумчивым, это было легко. А тот факт, насколько жестокую расправу по приговору суда пришлось выдержать мальчишке, делал невозможным даже зарождение мысли о телесных наказаниях, как-то сразу с двух противоположных точек зрения. С одной стороны, что ему любая порка, когда он молча перенес такое… С другой — у ребенка возможна душевная травма, когда даже намек на любой удар может оказаться триггером нервного срыва. И вот теперь — абсолютно бессмысленный поступок. Причем такой, который невозможно проигнорировать при всем желании. И однозначная невозможность найти адекватное решение. Если бы Гарри не был «почетным слизеринцем», Снейп мог бы как-нибудь обойти нарушение дисциплины Поттером. Но на протяжении двух лет тот получал отработки по системе наказаний змеек, а не львят. Через опекуна — декана Слизерина — он был признан «своим», даже без учета его водяной магии. Прошедший же инициацию Поттер не хотел отличаться от слизеринцев, хоть и не желал перевестись официально. А одно из правил безапелляционно запрещало лезть в озеро без информирования декана и предпринятых всех возможных и невозможных мер предосторожности. Особенно пришлось усилить запрет после инициации водных магов, вообразивших, что этого достаточно, чтобы управиться с любым водоемом, и не желавших дожидаться необходимого уровня развития своего дара. Но права плавать в озере без получения специально оговоренного одноразового разрешения не получали даже те гении, кто уже подтвердил свою власть над водными массами и подводными жителями, «дабы не провоцировать младших товарищей». — А почему дурмштранговцам можно было? — задавались вопросом змейки. — Потому что это их проблемы, — неизменно отвечал декан. — За них отвечали их наставники, а не я. И кому, как ни Поттеру, участвовавшему в идиотском турнире, знать, сколько там опасностей. И была бы хоть какая-то мало-мальски оправдательная причина… Так — нет! Он, видите ли, полез в озеро просто потому, что так ему захотелось. Причем демонстративно, на глазах доброго десятка слизеринцев. И не вылез, пока их декан не пришел вытаскивать его из воды лично. И смотрит упрямо. И даже извиниться не соглашается или признать, что сделал глупость. Захотелось — и всё, и утверждает, что не жалеет! И что с ним теперь делать? По системе наказаний, которая Гарри великолепно известна, декан должен теперь предложить на выбор порку или нечто равноценное. Для Гарри это будет запрет покидать здание до конца семестра. Если бы опекун мог, он просто это наказание и назначил бы. Но Снейп абсолютно уверен, что подопечный оскорбится отсутствием пусть призрачного, но выбора, предоставляемого «настоящим» слизеринцам. Более того, отчего-то Снейпу казалось, что Гарри именно проверяет, скажет ли Северус про порку. А у него, право слово, язык не поворачивается. А Поттер стоял, набычившись, напротив опекуна и смотрел каким-то нечитаемо упертым взглядом. Ну что ж… Придется… — Мистер Поттер, вы отлично знаете, что плавать в озере категорически запрещено. К тому же у вас нет никаких оправданий. Вы заслужили серьезное наказание. И я… как ваш опекун и Глава Дома Слизерин… и ваш наставник в Магии Воды… — Северус сглотнул, так как слова застревали в горле… Но мальчишка продолжал смотреть с каким-то вызовом… И наконец опекун закончил твердо: — Вы можете выбрать: тридцать ударов розгой или полный запрет на выход из здания до конца семестра. Уф, произнес все-таки. Северус был уверен, что самое тяжелое позади. Гарри, вероятно, удовлетворен тем, что опекун считает его имеющим право выбора, вон, из взгляда исчезло каменное упрямство, он расслабился… Сейчас выберет «без выхода за пределы здания», и всё наладится. Слова подростка, произнесенные тихо и спокойно, прогремели как гром среди ясного неба: — Я выбираю порку, сэр. — Ты мне за что-то мстишь? — сдавленно спросил опекун. — Не-ет, — удивленно протянул Поттер и умоляюще добавил: — Пожалуйста, Северус! Тааак… А вот это уже совсем плохо… значит, Гарри отчего-то хочется быть наказанным… Значит, и проступок он выбирал намеренно… И Северусу выбора в данной ситуации он как раз и не оставил. Черти бы его драли! — Спусти брюки и белье и перегнись через подлокотник тахты, — Снейп изо всех сил старался говорить ровно и сдержанно. Гарри двигался настолько спокойно, что удивил Снейпа. Ну не может мальчишка, каким бы он ни был и что бы там ни замышлял, совсем не бояться порки. — Акцио, розга, — опекун подошел к тахте и немного успокоился, увидев, что руки мальчика все же намертво сжимают шнуры обивки, значит, не настолько он безмятежен. Лежит, выставив ягодицы, словно так и надо… — Ни стыда, ни совести? — Угу. — Считай тогда. Это один из их слизеринских приемов: считать удары не после, а до… С одной стороны, наказание морально отягощается, как бы сам наказываемый вынужден руководить собственной поркой… С другой… Может, дети об этом и не задумывались, но каждый удар следовал только после того, как ребенок к нему подготовится… — Раз, — уверенно произнес Гарри, розга в руках Снейпа взлетела и опустилась на обнаженное тело, оставив припухшую красноватую полосу. Мальчик судорожно вздохнул, но продолжал почти без перерыва: — Два. Чем ближе к концу, тем конвульсивнее становились вздохи после ударов, тем больше паузы между командами, тем надрывнее и громче звучали сами команды… Тем резче вздрагивало тело, тем медленнее отпускала его дрожь… Но мальчишка не просто терпел… Снейп чувствовал, что Гарри впитывает удары, втягивает их в себя, словно жаждет их, словно они нужны ему… Плохо, очень плохо… Что-то ты, Северус, пропустил, что-то с мальчиком нехорошо… Его бы сейчас не сечь, а обнять, поговорить, приласкать… Но сейчас он не подпустит, сейчас мальчик не готов к этому, сейчас мальчику хочется совсем другого, сейчас он желает чувствовать физическую боль… Обычно это означает непереносимую боль душевную… Что же могло с ним случиться?! Снейп был знаком с таким состоянием, когда душевная боль перестает помещаться в душе и организм ищет альтернативу. Иногда Северусу казалось, что юный Сев вошел в ближний круг Темного Лорда не потому, что разделял идеи Пожирателей Смерти, а ради Круциатусов, на которые так ловко умел нарываться. Что же с ребенком?.. С другой стороны, хоть ума хватило напроситься на порку, а не навредить себе самостоятельно, что обнадеживает… Снейп не пытался сдерживать руку, а рука у него была тяжелая: Гарри алчет боли — он ее получит. Все же это одна из обязанностей опекуна — удовлетворять ВСЕ потребности подопечного… но если быть честным перед собой, то в какой-то мере Северус срывал на мальчишке раздражение, что тот вынудил его поступить против своего решения никогда не наказывать Гарри так жестоко. Порка закончилась. Северус тяжело вздохнул: «Мальчишка так и не всхлипнул, значит, его не отпустило». Но Гарри, встав, поднял благодарный взгляд и, подойдя, уткнулся опекуну в грудь. Снейп обнял мальчика, сильно прижимая его к себе. — Алекса нет. Совсем нет, — и подросток вцепился в Северуса изо всех сил, словно боялся, что он тоже может вот так исчезнуть, ничего не сказав, не предупредив, не подготовив… — Ох, ребенок! Я никуда не денусь от тебя. Никогда! Гарри поднял вопрошающий взгляд. — Клянусь, — твердо произнес Северус. И тогда мальчишка облегченно расплакался.

Пролог, сбежавший со своего места. История подселенцев

Владимир

— Ну что у тебя, Соня? — Почти сошлось, — Владимир продемонстрировал начальнику и приятелю Эдику чертеж этажа с планировкой восьми квартир с двумя лестничными клетками. Домик, который они проектировали рядом с парковой зоной, получался симпатичным, и заказчик должен был остаться доволен. Подошел Костик, их специалист по сантехнике, еще полчаса ребята вместе двигали по южной квартире ванные комнаты, которые неудачно пытались сместиться в сторону главного фасада, посмеялись и решили оставить проблему назавтра. После целого дня за компьютером Влад с удовольствием прошелся до дома пешком. Когда-то окончив с Красным Дипломом СПИИИИ — Санкт-Петербургский Императорский Институт Изящных Искусств, Владимир Ладожский не нашел себя в столице и мирно вернулся домой. Прозвище «Соня», в Питере иногда казавшееся насмешкой, в «провинциях» все выпускники СПИИИИ носили с некоторым напускным столичным апломбом. Встретившись с Эдиком после относительно долгой разлуки и легко найдя с ним общий язык, Влад вот уже пару лет был вполне доволен своей работой. В родном городе его ждали родители, бабушка и брат, вместе с которыми он и проживал до настоящего времени в их любовно обжитом доме, доставшемся еще от прапрапра… Как и все потомственные дворяне, Владимир гордился своими славными предками, хоть и не считал, что это как-то сказывается в нем самом. Благородное происхождение в наше время давало не так уж много привилегий, разве что позволяло ему после гимназии поступать без экзаменов в Академии, Университеты и Институты, носящие статус Императорских, а также посещать закрытые для прочих смертных аристократические клубы. Ах, да — еще и обязательная военная кафедра, конечно. Так что жить Владу было легко и комфортно. Единственное, что беспокоило нежно обожаемых родственников, это отсутствие у Владимира хотя бы невесты. Владимир же вовсе не переживал по поводу нескладывающихся серьезных долгоиграющих отношений с девушками. Не встретил он пока «своей» единственной, с которой тепло, светло и не хочется расставаться. Но Влад и не спешил — какие его годы. Хотя любить хотелось: боготворить, защищать и носить на руках. Однако никаких проблем не видел, поскольку старший брат счастливо женат, и двое великолепных пацанов вполне успешно ежедневно переворачивают квартиру вверх дном. — Вальдемар! — раздался чуть надтреснутый, но все еще полный энергии и достоинства голос из комнаты бабушки. — Ты вернулся? Зайди ко мне. Наверное, только в провинциальных городках, бережно лелеющих свою маленькую и трепетно любимую историю, да в чопорной северной столице еще остались такие преклонных лет благообразные дамы, которых язык не повернется назвать старушками. Влад повесил куртку в прихожей и зашел к бабуле поздороваться. Сегодня на ней было любимое темно-синее панбархатное платье в пол с белым кружевным воротничком. — Как прошел твой день, Вальдемарчик? — Все просто замечательно, бабушка! — Влад нежно поцеловал бабулю в морщинистую щеку и присел перед ней на корточки, сжав в ладонях сухие старческие кисти, лежащие на коленях. — У меня был прекрасный день, я почти спроектировал свои квартиры, осталось совсем чуть-чуть. Эдик доволен. Может, будет премия, если заказчику тоже все понравится. Как дома? — Родители твои еще не вернулись. И Григория с Танечкой нет. А мальчишки вместе с котом уже трижды опрокидывали мою тумбочку, — тихо рассмеялась бабуля. — Зайдешь за мной проводить меня на ужин? — Конечно. Почту за честь. — Ох, комплиментщик! Ну, иди, иди к себе. Успев до ужина почитать очередной фанфик про Гарри Поттера своим племянникам, прямо-таки обожающим эту сагу, после трапезы Влад со спокойной совестью открыл свой компьютер. Здесь, в запароленной папке, он хранил свою Тайну. Влад одновременно стыдился ее и гордился ею. Как серьезный профессионал, занимающийся практической, приносящей доход работой, он стыдился, что до сих пор увлечен детской мечтой, и полагал, что если бы его сослуживцы узнали, чем он занимается, он бы долго отбрыкивался от их насмешек. Но и гордился он тем же самым: что быт и необходимость заработка не заглушили в нем фантазию и надежду и не разрушили детскую мечту построить «свой» дворец. Еще будучи совсем мальчишкой, он пламенно влюбился в пламенную готику, и, собственно, эта любовь и привела его в архитектуру. В этой папке хранились его наработки: эскизы, идеи, планы, элементы фасадов… контрфорсы, аркбутаны, нервюры, веерные своды, стрельчатые арки, шпили, пинакли, фиалы, витражи, розетки, масверки, вимперги, текучие узоры огромных окон, прозрачность, воздух, невесомость… Никакой другой стиль в архитектуре не казался Владу правильным. Все остальное было тяжелым, каменным, искусственным, придавливающим к земле. В готике было что-то летящее, воздушное, словно растущее свободно, как деревья, что-то абсолютно живое. Как были живыми друзы самоцветов, парусные корабли и звездные скопления. Современный архитектор, Влад понимал, что времена классической готики миновали, и времена неоготики тоже, он мечтал создать совершенно новую готику, которая легко впишется в нынешнее время и окажется вершиной естественности и живой красоты. Жилые дома, похожие на дворцы, опоясанные кружевом переходов и балкончиков, окутанные туманом башенок, балюстрад и переплетов, из современных легких и прочных материалов, позволяющих лепить чудесные видения, словно готовые оторваться от земли и лететь облачной фата-морганой… Почти два часа пролетели короткими минутами, пока брат не заглянул в комнату и не позвал на вечернюю пробежку… Дорожки, легко ложащиеся под ноги, запах трав, будоражащий отроческие воспоминания, тишина засыпающего города, только подчеркиваемая перешептыванием листвы с легким ветерком, запутавшимся в кронах… Редкие молчаливые тени мелькающих летучих мышей, дальние гудки транспорта, плеск речных волн, набегающих на набережную, огни фонарей, то и дело перекрываемые ажурным узором ветвей, и их зыбкие отражения, плывущие по Полисти… Какое-то особое душевное спокойствие, но не расслабленное, а приподнятое, собранное, напоминающее боевой транс восточных единоборств… Владимир очень ценил эти пробежки с братом, когда весь отдаешься бегу, телесной радости, слиянию с миром… Они уже сворачивали с речного бульвара на проспект, когда мальчишеская фигурка попала в свет автомобильных фар…

Алексей

Алексей Андреевич был человеком тихим и спокойным. При этом он был убежденным коммунистом и материалистом, но в партии не состоял, уверенный, что КПСС к коммунизму отношения не имеет. Кроме этого он был убежденный космополит, толерант и идейный пансексуал. Вообще, Алексей Андреевич был человек убежденный, но при этом, как уже говорилось, тихий и спокойный, не склонный к эпатажу и ажиотажу, и поэтому никому не было дела до его политических и сексуальных взглядов. Слава богу, в последнее время СССР стал более терпимым и более открытым, появились разные книги, интернет, возможность ездить заграницу и обмениваться идеями со всем миром. В «социализм с человеческим лицом» Алексей Андреевич не верил, он вообще не верил в возможность существования социализма в отдельно взятой стране, считая, что в Советском Союзе государственный постимпериализм. Но ему лично это не мешало. Алексей Андреевич был учителем биологии в школе. Жил он один, в однокомнатной квартирке, вполне довольный собой и своей жизнью. Школу он любил, детей любил, биологию боготворил, учительским трудом наслаждался. Город свой считал чудесным. Крутые улочки, сбегающие по склонам гор, пышная зелень, запах моря, свежий, солоноватый, йодистый, проникающий во все закоулки… Глицинии и виноград, обвивающие балкончики и арки в старых дворах… Бескрайний морской простор перед глазами с парусами яхт, похожими на крылья чаек, и мелькнувшее крыло чайки, похожее на парус… А Жоэкварское ущелье!.. А коротенькая каменистая Репруа!.. А Гора Мамдзышха!.. Общения Алексею хватало в школе, сексуальные отношения в его жизни случались случайно, матримониальных намерений некоторых училок он не поощрял… Нет, принципиально против семьи он ничего не имел. Но считал, что супруга — это прежде всего друг, единомышленник и соратник. Пока ему такие не попадались. Единственным человеком, с кем он охотно дискутировал, был его друг-недруг Василий Илларионович, учитель истории и обществоведения, ироничный и насмешливый… Конечно, член Партии и, конечно, ни в коей мере не коммунист, по твердому убеждению Алексея Андреевича. Вот и в этот субботний вечер они сидели на кухне Алексея Андреевича, пили молодое вино, ели шашлык и спорили в свое удовольствие. Оно, конечно, шашлык в электрошашлычнице — это не то, что на природе… Когда сначала в мангале сам готовишь уголь из виноградной лозы, именно из виноградной лозы, а потом бросить несколько сосновых игл… И только потом… Не то, конечно. Но из хорошо замаринованного мяса (а маринад надо делать с луком, синим базиликом и зеленым острым перцем, и смешать обязательно с виноградным уксусом… все остальные извращения, как-то: кефир, пиво, вино, минеральная вода и прочие, по убеждению Алексея Андреевича, портили мясо)… так вот, из хорошо замаринованного мяса шашлык не только в электрошашлычнице, а и на сковородке весьма-весьма… Шашлык и молодое домашнее вино — что может быть лучше для молодых мужчин, если они выросли на Кавказе?! А дружеский треп на кухне — это пир души. — Нет, Василий, ты вот мне скажи, ты рассказываешь десятиклассникам про «Капитал» Маркса, вы разбираете общественно-экономические формации, ты вот в компартии состоишь… Ну ясно же и понятно, что коммунизм по Марксу может возникнуть только тогда, когда производительность труда вынудит отказаться от эксплуатации человека человеком не из каких-то там высоких соображений, а просто по причине бессмысленности этого. Когда техника разовьется до такого уровня, что труд тех нескольких человек, которым будет просто интересно поработать, с запасом обеспечит всем необходимым все остальное население… Маркс прямым текстом говорит, что это возможно только на всей планете разом. А социализм всего лишь начальная фаза коммунизма, когда они, те, кто будет создавать материальные ценности, естественно, будут первыми, кто возьмет из них все, что им нужно, а потом оно достанется всем остальным. Просто по инерции человеческой природы… Ведь ценностей будет заведомо намного больше, чем потребности населения, и, по сути, распределение по труду вообще-то быстро покажется бессмысленным. А процесс развития производительных сил — процесс необратимый, это я тебе как эволюционист говорю. Так что ты морочишь детям голову? Откуда у нас взяться социализму, да еще и «развитому»? — Да я с тобой не спорю, — засмеялся историк. — Чистой воды госкапитализм. Только детям я это сказать не могу, извини. — Нет, я не предлагаю тебе прямо так им и заявить, что в нашем социалистическом государстве, дети, социализмом и не пахнет. Но намекнуть… Они же умные. Ты им цитаты из Маркса… А они сами поймут. — Зачем, дорогой друг? Зачем нам раскачивать лодку? Я же не Некрасов: «К чему в обаянии умного Ваню держать?» Моя профессия именно держать детей в обаянии. Лучше бы было, чтобы никто из детей не догадался, что что-то не так в Датском королевстве. Ан нет. Двое-трое из выпуска все равно догадаются. И то, о чем ты говоришь, сами просекут. И что им это даст? Только головную боль. — Ты не прав, дружище! Я же не предлагаю готовить революционеров. Прямо наоборот! Если эти дети, способные догадаться, не будут думать, что их учителя то ли идиоты, то ли лицемеры, их не потянет доказывать истину всем окружающим. Истину-то они не знают. Знают только, что им врут. Вот им и хочется всем открыть глаза на то, что государство всех обманывает. А если им показать, где именно истина, и объяснить, что все развивается по правильному пути, и что остальным, не таким умным, просто легче жить в иллюзиях… А их, умников, задача найти себя в интеллектуальном мире и заниматься его развитием, а не гробить себя на баррикадах… — А что, Лешенька, ты правда уверен, что мы развиваемся правильно? — Я же биолог, Васька! А это значит, дарвинист. Эволюционист, можно даже сказать, социальный дарвинист. Не в узком смысле, разумеется, типа «побеждает сильнейший», а в самом широком — на пути эволюции происходит становление все более сложных, все более упорядоченных, все более глобальных структур, независимо от чьего бы то ни было желания. Никто не спрашивал у древних бактерий, хотят ли они превратиться в митохондрии, никто не спросит и народы, захотят ли они слиться в единое планетарное сообщество разумных… Что бы мы ни делали, какие бы революции ни устраивали, какие бы контрреволюции ни организовывали, мы никогда не сможем в исторически заметных масштабах ускорить или замедлить процесс эволюции общества. Детей только жалко, когда они кладут свои жизни на алтарь бессмысленной борьбы. — А что сам? Почему ты именно меня толкаешь на преступление? — Ты не увиливай. Сам я это обязательно говорю на своих уроках: никогда в исторически заметных масштабах невозможно своими действиями ускорить или замедлить процесс эволюции общества от первобытнообщинного строя до коммунизма, так же как невозможно повлиять на скорость эволюции живого мира от нуклеотидов до сапиенсов и далее, к торжеству сверхцивилизаций… Ты же понимаешь, в революцию вечно прутся самые умные и самые честные. Их необходимо останавливать. — Нет… Я всегда знал, что работаю рядом с гением! Скажи мне, мой высокоученый друг, если ты считаешь, что все у нас движется в правильном направлении, как объяснить, что капитализм не стал плавно приближаться к коммунизму, а явно свернул куда-то в сторону? Извини, но это не по Марксу, мой любезный марксист. — Ладно тебе притворяться. Ты, с твоим язвительным умом и твоей профессией, знаешь все лучше меня. Я все же в обществоведении любитель. Я только утверждаю как эволюционист, что развитие производительных сил неизбежно приведет общество к коммунизму! — Ладно, Лешка, понимаю я, что ты хочешь сказать. Нет еще нужной производительности труда. А каждый раз внутри общественно-экономической формации к моменту пика ее развития формируется новый класс эксплуататоров, и это может повторяться и повторяться, пока не добредем до коммунизма. Рабовладельцы заменились на феодалов, тех сменили буржуа, потом империалисты… Ну, давай, кто там у нас новый эксплуататор? — Чиновничество, само собой. Что у нас, что в капстранах… Власть постепенно переходит к бюрократии. Они еще сами не поняли, а окружающие тем более… Нет смысла бороться с коррупцией. Придет момент, и они без всякого притворства станут хозяевами жизни. Не сегодня-завтра станет ясно, что все в мире принадлежит им. — И при этом ты утверждаешь, что все идет как надо? И ты меня называешь циником? — Все идет как надо. Это не цинизм, а понимание этапа развития общества. Нечего превращаться в луддитов. Впереди коммунизм, любой строй — явление временное, но миновать его нельзя. — Дааа… С такими коммунистами антикоммунисты не нужны. Расстреляли бы тебя как врага народа, как пить дать. Что ты там говорил насчет сверхцивилизаций, ты веришь в инопланетян? — А как иначе? Природа иного не предусматривает. Только давай в следующий раз об этом поговорим. Что-то у меня голова разболелась…