И душа с душою говорит...

В сознании Поттера все поплыло, и все дальнейшие звуки он воспринимал как белый шум, не доходящий до рассудка, вплоть до громогласного: «Приговор вынесен и обжалованию не подлежит». Двое авроров вывели несопротивляющегося мальчика из зала суда в соседнее помещение. Там они долго ждали, получая какие-то бумаги и инструкции, после чего опять повели его куда-то, откуда аппарировали почему-то на территорию Мунго и камином перешли из Мунго в Больничное крыло Хогвартса. Переговорив с медиведьмой, они получили в свое распоряжение один из боксов, предназначенных для изоляции высокозаразных больных, на время превращенный в камеру заключения. Все это Поттер воспринимал краем разума, находясь в прострации.

***

Первые сутки Гарри очень смутно осознавал, где он находится. Туман в голове не проходил, словно он надышался какими-то ядовитыми парами. Он как лег на кровать, зайдя в помещение, так и лежал, ни на что не обращая внимания. Подняться и оглядеться его заставила естественная потребность организма, которая наконец до него достучалась. Бокс был очень маленьким, с двумя дверьми — одной мощной, похожей на двери в хранилищах банка, и маленькой невзрачной в торце помещения. За ней и обнаружилось необходимое Гарри оборудование: унитаз. Кроме унитаза там находился умывальник и душ. Гарри кое-как справился с попыткой снять с себя тюремную робу: слабость накатывала и от нервного потрясения, и от суммарно долгого уже нахождения в антимагических наручниках. Из-за этой слабости наручники особо мешали снять рубаху, хотя она и была скроена из расчета на них. Приняв душ, Гарри бросил одежду в санузле, решив постирать чуть попозже, когда передохнет от изматывающей процедуры в душе. В боксе, или согласно его нынешнему назначению — камере, находились только кровать и маленький столик на колесиках, типа сервировочного. Да собственно для чего-нибудь другого там практически и не было места. Гарри снова лег на кровать и тут же уснул.

***

Ни Северус, ни Ссаззисс не могли пробиться к Поттеру, а ведь для связи фамильяра и Главы Дома с подопечным магические наручники не препятствие. Снейп вынужден был признать, что мальчик не желает общаться. И да, Алекс был прав: не владея окклюменцией, Гарри умел каким-то иным способом полностью закрываться, не оставляя ни щелочки. Выспавшись, Гарри почувствовал, что сознание слегка прояснилось, и первым делом разблокировал Алекса, отчего-то решив, что в боксе они в безопасности. Чувствуя недовольство своего друга, мальчик испытывал некоторое смущение и неловкость, что так долго его не выпускал, но был уверен в своей правоте. Алекс же, ощущая упрямую уверенность мальчика, решил эту тему не поднимать. Его педагогический опыт говорил, что в лоб спорить с детским убеждением бесполезно. Быстро восприняв всю информацию о произошедшем за время, пока он был отлучен от внешних сигналов, Алекс понял, что предстоящее необходимо будет обсудить, но попозже. Сейчас Гарри был не готов говорить об этом. Робу они постирали, повесив сушиться на спинки кровати. И мальчик уже был доволен, что он наконец чистый. Еще двое суток прошли как в тумане. Дверь открывалась, один аврор заносил поднос с едой и ставил на столик или забирал поднос после еды, второй в это время стоял в дверях и страховал. Гарри только горько улыбался, глядя на эти предосторожности, словно он мог броситься на аврора… Поначалу Гарри не хотелось есть, но Алексу достаточно было продемонстрировать скептическую насмешку, и мальчик с сожалением понял, что ему нужны силы, чтобы быть твердым в момент, когда… Довольно и того, что антимагические наручники вытягивают энергию. Хотя Алекс настоятельно попросил вникнуть в идею, что антимагические наручники ВСЕГО ЛИШЬ блокируют магию. То есть приводят мальчика к уровню, нормальному для любого обычного мальчишки. Наручники на самом деле не тянут из него силы и не мутят сознание. Этот эффект проявляется из-за привычки пользоваться магией и ощущать магические потоки вокруг себя, нынче недоступные. — Постарайся мыслить как магл. Я понимаю, что это несподручно. Но это возможно. У тебя достаточно силы воли. Представь себе, что ты ослеп. Мир, который ты видел, пропал… Но если ты действительно захочешь, а не будешь распускаться, то сумеешь ориентироваться на слух и на ощупь. То же с временно недосягаемой магией. Эти беседы и исчезнувшая неопределенность ближайшего будущего реально помогли. Поттер ел все, что приносили, поглощая пищу и не обращая внимания на вкус. Еда, физические упражнения, на которых настаивал Алекс и которые можно было себе позволить в столь стесненных условиях, душ… И разговоры. Алекс пытался уговорить Гарри, что им обоим будет проще и лучше, если предстоящее испытание возьмет на себя он, Алекс. Он пытался убедить подростка, что для взрослого это не было бы проблемой, что он легко перенес бы и боль, и психологическую обстановку, не испытывая особого дискомфорта. Гарри не уговаривался. Он был из той породы людей, которые не способны перекладывать на других свои невзгоды, даже если логика подсказывает, что другой справится с этим лучше. И это не является для них нравственным выбором, как можно было бы подумать, это какой-то внутренний психологический барьер, делающий подобный поступок невозможным. Алекс отступился и попробовал зайти с другой стороны. — Хорошо. Но мы можем пойти просто на полный контакт? И разделить все пополам? Как было у Дурслей? Друзья ведь должны делить опасности и злоключения и поддерживать друг друга?.. Разве нет? Иначе какая это дружба? И у него почти получилось. Больше того, Алекс остался в убеждении, что действительно получилось: Гарри сначала вроде сомневался, а потом как-то посветлел и расслабился, словно испытав облегчение от того, что друг встанет рядом в тягостный момент. Гарри и впрямь готов был уже согласиться. И… И тут ему пришло в голову, что друг хочет надуть его. Что в минуту, когда он полностью откроется, Алекс перехватит власть над телом и отправит Гарри на отдых, взяв всю тяжесть на себя. Вспомнив, что он «слизеринец», мальчик сделал вид, что согласен с предложением.

***

Через пару дней аврор, приоткрыв дверь, вдруг произнес: «К тебе посетитель», и в камеру ввалился Драко. Мальчики обнялись, словно хотели раздавить друг друга, постучали друг друга по спине со всего маха, потолкались плечом… Чем-то шумно и сумбурно делясь… перебивая друг друга… И вдруг смущенно замолкли… — Ты как сюда попал? — Сам не очень понимаю. Авроры поставили магический щит, никого не пропускают. Снейп пытался пробиться, доказывая, что он твой опекун, они не пускают, ссылаясь на решение суда. Гермиона крутится рядом, и Невилл, и Полумна… Вдруг аврор подзывает меня сейчас и говорит: «Проходи. Только дай руки — надеть антимагические наручники». Я и прошел. Все просили друг друга, если кому-то удастся к тебе попасть, передать тебе, что они тебе верят и хотели бы поддержать хоть чем-то. Снейп просил извиниться, что не смог тебя отстоять. И сказать, что он уверен, что ты выдержишь. И будешь выше всех сволочей. И что он тебя обнимает. — Спасибо. — Только я не только из-за этого пришел, — Драко посмурнел и засопел. — Я не думаю, что ты меня сможешь простить, но я пришел просить у тебя прощения. И я не знаю, что мне сделать, чтобы стать не таким виноватым. — Да вроде никакой вины за тобой не числится. — Понимаешь, я думаю, что это я виноват. В том, что сейчас с тобой… Нет, подожди, помолчи, дай я скажу сначала, — голос то и дело срывался, но Драко упрямо продолжал: — Я тем летом, после первого курса, сказал однажды, что мечтаю, чтобы тебя высекли в Большом зале. И я места себе не нахожу. Я думаю, что Магия меня услышала, и теперь… Вот! Я пойму, если ты теперь не захочешь со мной разговаривать… Или может, захочешь мне как-то отомстить, то я готов, вот… Я должен был сейчас прийти и сказать, и рад, что меня пустили. Потому что я понимаю и… Так вот, чтобы ты знал, кого проклинать, когда… Вот, я сказал, теперь ты можешь делать, что хочешь… — Драко опустил голову. — Драко, с чего ты взял, что ты виноват? Когда ты это сказал, то была вспышка магии? — Нет, но… Магия, она такая… Отец всегда говорит, мол, никогда не говори: я хочу или я мечтаю, а то магия услышит, и будешь потом всю жизнь себя корить. — Драко, не говори глупости. Да даже если бы и так было, подумаешь, нашел из-за чего себя корить. Всего лишь порка. А я и не считаю, что ты виноват. Так что перестань об этом думать. — Я просил директора, чтобы он разрешил мне тоже… А он сказал, что категорически — нет, нет и нет. — Что тебе тоже? — недоуменно уточнил Гарри. — Ну, чтобы меня тоже… Рядом с тобой… Ну, как тебя… Вместе, раз я виноват. — Драко, ты дурак! Ты такой абсолютный дурацкий дурак! Спасибо!!! — А спасибо-то за что? — Потому что порку я переживу как-нибудь, а вот думать, что после, когда все на это посмотрят… я же понимаю, как это выглядит со стороны… даже если держаться… а я не сумею, наверное… и меня все станут презирать, все как один… А теперь я знаю, что ты не станешь. Значит, уже не все, — и Гарри облегченно рассмеялся.

***

Когда через пару недель авроры, сторожившие его камеру снаружи, заглянули к нему, у Гарри все сжалось внутри и холодным узлом затаилось внизу живота. Как бы он ни храбрился, на самом деле ему было просто страшно и мерзко. — Гарри… — трепыхнулся Алексей Андреевич, но Поттер уже решил все для себя, поэтому мгновенно воздвиг все возможные блоки: и «ветокорпус», и «ветомаксима», и «ветомемориа». Подняв глаза на авроров, он постарался произнести твердым голосом: — Пора? — Да. Идемте, мистер Поттер. Подросток вышел из камеры и пошел между двух авроров, сосредоточив все усилия на том, чтобы идти со скоростью торжественно вышагивающих конвоиров, а еще чтобы было незаметно, как невольно слабеют ноги. Конечно, Гарри боялся. Больше всего он боялся того, как на него будут смотреть. Драко, Гермиона, Невилл, Полумна, Диггори, бывший друг Рон… Каким осуждающим разочарованием пахнёт от Гриффиндора, как станут посмеиваться над его невезучестью слизеринцы и хаффлпаффовцы… А то, как станут наблюдать за его позором за столом учителей!.. Злорадство Дамблдора… недоумение Хагрида… брезгливость МакГонагалл… боль Снейпа… Но самой порки Гарри тоже боялся. Поначалу в нем всё кричало: «Не может быть! Этого просто не может быть! Средневековье какое-то!» А потом вспоминал, что именно из средневековья и выкопали этот закон. Еще сидя в камере, он рассуждал: вот интересно, было бы ему еще страшнее, если бы его никогда не били Дурсли и он не представлял бы себе вообще, какой бывает боль, или наоборот… было бы ему еще страшнее, если бы ему раньше довелось пробовать розги по обнаженному телу и он бы знал точно, каково это, или наоборот… Теперь на рассуждения сил не осталось — он просто боялся. Ему было вполне достаточно страшно, и выяснять степень этого страха не очень-то и хотелось. Предстоящее действо опускало его душу в какой-то подпол, заставляло чувствовать себя униженным. Публичность… В Большом зале произошли перемены. Столы отодвинули к стенам, прямо на них расположились первокурсники, а стулья расставили амфитеатром, посадив учеников по росту — на передних рядах тех, кто помельче, а дальше тех, кто повыше, обеспечивая всем ясный обзор. Между студентами и учительским столом ужасала своей самоуверенностью скамья, которая выглядела так, словно чувствовала себя здесь самой главной и навечно вросла ножками в пол Большого зала. Конвойные довели Поттера до скамьи и замерли. За учительским столом поднялся представитель Визенгамота, который зачитал приговор, уточнив, что процесс приведения приговора в исполнение будет запечатлен на колдографиях для приобщения их к делу, хранящемуся в суде, и сел. От этого неожиданного дополнительного унижения Гарри передернуло. Авроры ухватили подростка за плечи и уложили на скамью, зацепив за какой-то крюк спереди цепочку наручников и застегнув ремни скамьи в районе талии, после чего отошли. На какое-то мгновение вопреки зачитанному приговору у мальчика мелькнула надежда, что его не станут раздевать, но умерла, не успев окрепнуть, когда поднялся Дамблдор и коротким движением палочки заставил раздвинуться штаны и рубаху, обнажив наказуемое место. Гарри собрался с духом, готовясь к ударам, но экзекуция откладывалась. Пока все смотрели на его голый зад, Дамблдор толкнул коронную речь, с непревзойденным актерским талантом сумев воплотить в своем образе сочетание всепонимающей благости высшего существа, скорбящего о несовершенстве мира, и неотвратимого возмездия всем грешникам. Со слезами в голосе Дамблдор вещал о том, какой Гарри нехороший мальчик: — Будучи темным волшебником, он появился в магическом мире таким солнечным ребенком, что сумел всех ввести в заблуждение. Мы ему поверили! А он ходил среди нас, выведывал наши планы и готовил свое черное дело. Он совершил страшное преступление. Во время темного ритуала, в котором он участвовал совершенно добровольно, зная о нем заранее, что судом доказано неопровержимо, погиб человек! Погиб человек, погиб аврор, погиб наш товарищ… Конечно, Дамблдору не пришло в голову уточнить, что тот попал под шальную Аваду палящего в белый свет Барти Крауча. — И хотя это ужасное преступление, за которое, будь Гарри семнадцать, а не четырнадцать лет, он был бы приговорен по меньшей мере к заключению в Азкабане, суд смог учесть, что он ребенок, и обойтись с ним, как с ребенком. Поэтому он будет выпорот у вас на глазах, чтобы все его бывшие товарищи смогли убедиться, что ни одно деяние не остается безнаказанным… Сохраните ваши воспоминания, чтобы вы могли их просматривать в Омуте памяти для лучшего усвоения. Да свершится правосудие! И сделав аврорам приглашающий жест, он величаво опустился в свое кресло. Сверкнули вспышки колдографий. По залу пробежались ехидные смешки и шепот язвительных реплик, ввергших Гарри в душевные метания. Но тут в памяти всплыла картинка, несколько дней назад переданная Алексом: в какой позе публично пороли студентов престижного Итона. И как ни странно, но это помогло собраться и даже криво ухмыльнуться: ему еще повезло.

***

Авроры подошли к бадье, стоящей в голове скамьи, и стали выбирать розги. В этот момент Гарри понял, что служба в аврорате потеряла для него весь ореол. Пока авроры сторожили его в камерах и на суде, пока участвовали в допросах, даже пока вели его сюда, он понимал: служба. Сказали, что следует сопровождать преступника, значит, следует. Он был не в обиде. Не аврорам решать, кого считать преступником, кого нет. Но глядя, как спокойно и деловито перебирают авроры прутья в бадье, он понял, что никогда не будет аврором. Чтобы его вот так когда-нибудь отправили пороть какого-нибудь пацана!.. И не важно, виноват ли в чем-то тот пацан. Это совсем не то, о чем он мечтал, когда хотел ловить преступников. Вот так вот неожиданно аврорская служба лишилась будущего сотрудника. Служащий Визенгамота снова поднялся и скучным равнодушным голосом стал размеренно отдавать команды: «один»… «два»… «три»… «четыре»… Авроры выполняли свою работу так же бесстрастно и методично. Прутья разрисовывали тело в аккуратную косую клеточку. Розга в руках аврора была рассчитана на десять ударов, так что после каждой двадцатки происходил небольшой перерыв, в течение которого экзекуторы снова рылись в бадье перед носом Поттера, выбирая что-то только им известное, а боль после этих перерывов, казалось, отчего-то возрастала. Гарри зря ожидал всеобщего дружного презрения за перенесенное унижение. Настроения в зале были разными. Драко наблюдал за поркой с ужасом, в котором низменное облегчение от того, что ему не удалось уговорить Дамблдора на собственную порку, мешалось с искренним стыдом за это облегчение. Многие подростки, подвергавшиеся дома процессу традиционного воспитания, ежились и морщились. Многие, не подвергавшиеся, были непритворно перепуганы. Гермиона и Невилл, содрогаясь, переживали за друга, Полумна впала в какую-то прострацию, а Рон посмеивался, негромко отпуская нелицеприятные комментарии. Северус сидел за преподавательским столом, изображая горгулью, сжав зубы и нахмурив брови. Слизерин сочувствовал Поттеру в полном составе: Поттер был крестником и подопечным их обожаемого декана. Но не только это. Собственно, Гарри напрасно боялся посмотреть в глаза ребят. Если бы это зависело от них, не было бы никакой порки. Практически все хогвартсцы сейчас переживали наказание Гарри, как свое. Прошедшие через инициацию, они были одной семьей. Dura lex sed lex — и сделать ничего нельзя, но товарищи смотрели на приведение приговора в исполнение, сжимая кулаки. И если бы не антимагические наручники, Гарри мог бы почувствовать их искреннюю поддержку. Разве что Гриффиндор находился под привычным очарованием Дамблдора. Лежать неподвижно получалось только в самом начале, а потом, отзываясь на свист розог, ягодицы непроизвольно норовили вильнуть в сторону. Но кричать Гарри не собирался, непреклонно решив, что подобного удовольствия он все равно директору не доставит.

***

Алексей Андреевич злился на мальчишку, так с ним поступившего. Он не только ничем не мог помочь, запертый щитами в каком-то темном углу, он даже не знал, что с тем происходит. Ему оставалось только прислушиваться к настроениям Гарри, пытаясь по ним понять, насколько все плохо, подозревая, что плохо предельно. Эмоции подростка Алексею не нравились с самого начала. Страха и беспомощности, смешанных с упрямством и волей, Алексей ожидал. Он помнил, что чувствовал мальчик, готовясь к избиениям у Вернона Дурсля. Злость от бессилия и ужас предстоящего унижения тогда не были всепоглощающими… За ними крылось неприятие этой ситуации и уверенность, что когда-нибудь это как-нибудь закончится. Мир не ограничивается домом Дурслей, и где-то там, вне его, есть справедливость и надежда. Сейчас Алексея пугала и разочаровывала безнадежная обреченность человека, смирившегося с подлым вероломством мира и безропотно подставляющегося под его удары. Алексей боялся, что это может сломать ребенка… Мандраж перед физической болью… жуть переживаемого унижения… затапливающий разум стыд… упрямая воля: никто ничего не увидит… Всплеск ужаса и позора… несломленное упорство держать себя в руках… Боль… боль… боль… Алексей, конечно, не чувствует саму боль сквозь щит, но эмоция мальчика однозначно идентифицируется как боль. Боль… страх перед следующим ударом… стыд… стыд, что все видят его унижение… стыд, что это унижение кто-то снимает на колдографии… стыд, что не удается сдерживаться под ударами, и это тоже все видят… стыд… страх… боль… И какое-то неимоверное напряжение… И всё это возрастает, возрастает, возрастает… Как девятый вал, накатывающий на берег, поднимается над головой пугающей стеной, грозящей вот-вот обрушиться все смывающей катастрофой, а она все поднимается и поднимается, рождая инфернальную панику… Алексей Андреевич ощущал, что силы мальчика не безграничны, при всем его упорстве.

***

Но щиты держали Алексея, не давая ему перехватить владение телом. Он пытался… Пытался всё это время… Бился об эти дурацкие щиты… Искал способ выбраться. Глухо!.. Алекс чувствовал, что у него все меньше времени. Пробить блоки Поттера не удавалось. Черт! Он же сильнее мальчишки. Не может быть, чтобы ТАКОЕ желание не было способно разрушить эти стены. Стены… «Вето» — это крепостная стена. Идиот! Кто же пытается руками разрушить крепостные стены?! Ему нужна дверь. Нужно открыть дверь в стене. Теперь надо максимально сконцентрироваться. Что-то такое, что поможет собраться… Итак… Что бы такое… особенное… лично мотивирующее… Эврика! Придумал: «Януа-аперта-эст» . Ого! На задворках сознания мелькнула мысль, что он изобрел новое заклинание, а на переднем плане он подхватил на руки падающего от слабости мальчишку (в ментальном смысле). Поттер несильно дернулся, безнадежно протестуя… Алекс запрятал его подальше, подбросил ему энергии и тщательно заблокировал: кто его знает — очухается и снова рванет отталкивать Алекса. Хмм… Пока возился с ребенком, десяток-другой ударов просто пропустил…

***

Вернувшись к ощущениям тела, Алексей сосредоточился на его состоянии, диагностируя, насколько серьезный урон успели нанести организму. Обнаружил искусанное плечо: вот откуда было такое напряжение — мальчик не позволял себе кричать, используя собственную руку вместо кляпа… Остальные повреждения только на ягодицах и на боках и несколько ушибов и ссадин на ногах: очевидно, повредил, когда дергался. Кожа травмирована сильно, вместе с подкожным слоем и разрывами капилляров… Мускулы покалечены на приличную глубину: некоторые мышечные волокна разрушены, нужно будет заняться, чтобы не образовалось постоянных рубцов… Лопнувшие сосуды, если срочно не подлечить, будут глубокие гематомы… Они что, меняли тип орудий наказания? Очень уж неоднородные повреждения. А, да, действительно. Розги в бадье трех калибров… Но кости, суставы, сухожилия, внутренние органы — ничего не затронуто. Чертовы профессионалы — умеют бить, как заказано! По дороге стало ясно, что антимагические наручники не мешают диагностическим чарам, но не позволяют использовать самоисцеление. Алексей Андреевич окончательно разуверился в нормальности магического сообщества. Одно дело — отдельные психи, измывающиеся над своими чадами. Таких Алексей встречал и в Союзе: «Еще, мол, в Библии писано: кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, а кто любит, тот с детства наказывает его». Аргументы до них не доходят, хоть кол на голове теши. Что это опасно для организма, вредно для психики и, при этом, бессмысленно. Иногда он никак не мог решить, то ли эти люди настолько не сапиенсы, что повторяют из поколения в поколение привычные бесполезные действия, то ли сексуальные маньяки, сами от себя скрывающие садистские наклонности. Но не система же!.. А тут официально приговорить ребенка к нанесению сотни ударов прутьями по ягодицам, а у него там и мышц-то пока почти нет, вон какой худющий… Алексей Андреевич был рад, что удалось вовремя перехватить у Гарри власть над телом. Конечно, мальчик обладает необыкновенной для ребенка выдержкой, но все же он ребенок. Взрослый в теле ребенка понимал, что боль для мальчика была на грани болевого шока. Сам Алексей боль чрезмерной не считал.

***

Это случилось там, в Гаграх. Несколько ребятишек прятались в подвале школы — курили или просто прогуливали. Но время выбрали неудачное. Зима. Школьная котельная работает на полную катушку. И хотя перед отопительным сезоном профилактика проводится регулярно… Системы изношены, трубопровод успевает проржаветь изнутри, а до капитального ремонта, как до коммунизма… Когда прорвало трубу, школьники, вероятно, не заметили, а когда заметили, выбираться из подвала было уже поздно. Первой тогда вниз сошла завхоз, потом побежали директор с завучем… Но что они могли, немолодые, вовсе не спортивные женщины?.. Когда Алексей Андреевич спустился в подвал, воды было взрослому выше колена. Пар клубился над озером разливанного кипятка. И детские крики в глубине подвала… Семеро детей: две девчонки и пятеро мальчишек… Он тогда по этому кипятку прошел туда и обратно три раза. Так что его личный отсчет уровня боли стартует со специфической отметки.

***

Тем не менее детский организм есть детский организм. Мышцы рук и ног уже не слушались… Когда всё закончилось, и с мальчика сняли антимагические наручники, тело Гарри Поттера хотели отнести в Больничное крыло, но Снейп схватил его на руки и стремительно умчался в сторону своих апартаментов. — Северус, — тихо проговорил Алекс. — Принимай диагностику, мне изнутри видно подробнее, потом сравнишь со своей. — Гарри не выпускай! И легилимент мягко скользнул в сознание Алекса. — Я не полный идиот. Магии мало. На самоисцеление не хватит, но поддержать процессы после твоих заклинаний и зелий — вполне. Гарри выпущу, когда тело стабилизируется. Ловко лавируя между зельями, заклинаниями, чарами самоисцеления и лечебным питанием, от серьезных последствий удалось избавиться. Собравшись с духом, Алекс снял блоки, запирающие Гарри. Трудно было ожидать чего-то иного: мальчик не желал разговаривать! Он был сердит и обижен. Алекс попытался пустить его вперед, но Гарри не соизволил. — Не сердись, — мягко проговорил Алекс. — Ты уже был почти без сознания. Если бы я не подменил тебя, нас бы ждал болевой шок. Прости, что я вмешался без спроса, но нам надо было дотянуть до конца. Прости, пожалуйста! — Понимаю. Хорошо. Но почему ты меня не выпустил сразу, как экзекуция закончилась? Я даже не знал, что происходит. Я даже не слышал твоих эмоций! Что это значило?! — Наверно, что эмоций не было. — Ты перехватил меня посреди… этого… И эмоций не было?! — Я работал. Проводил диагностику, следил за состоянием тела… Сразу не выпустил, потому что надо было убрать самые тяжелые последствия. В том числе от ношения антимагических наручников. В твоем присутствии было бы труднее. Алексу даже не пришло в голову напомнить свое предложение изначально заменить мальчика и что тогда все обошлось бы меньшей кровью. Он без всякого притворства уважал Гарри и признавал его право принимать решения, даже если считал их ошибочными. — Прости… — Ладно… Спасибо. — Шаг?