— Черт!
Как только он забыл выключить звук на планшете? Родители Мортимера позвонили в самый неудобный момент. Он шел по коридору Центра Счастливого Детства, и, вполне возможно, рядом кто-то был. Тем не менее, Мортимер не смотрел по сторонам, поэтому точно сказать не мог. Как только он услышал звонок, он помчался к туалету и заперся в комнате (туалет представлял собой отдельную комнату).
Он трясущимися от страха и злости лапами вытащил из сумки гаджет и нажал кнопку принятия вызова.
— Привет, — сказал он недовольно.
— Морэт! Ты что, обалдел?! — зазвенел из динамика истеричный голос матери.
Мортимер быстро стал соображать, в чем же он «обалдел».
— Мы тебе не можем дозвониться уже… почти десять дней! Как ты мог не сказать нам, что уезжаешь на другую планету?!
— Во-первых, — вздохнул Мортимер, — не «уезжаешь», а «улетаешь». А во-вторых… простите. Не подумал об этом. Я в начале поездки был в плохом настроении и отключил звонки. Мне не хотелось говорить.
— Ну ладно уж, — сказал отец, — а как ты сейчас-то? Расскажи вообще, что произошло. Что за планета? Нам же интересно.
— Ну…
Сначала Мортимер по возможности кратко описал Землю, а потом перешел к истории своего пребывания на ней.
Надо было признать, что то время, когда Мортимер только познакомился с Моффи, когда он помогал ему с травлей в школе, когда он возвращался за коробкой — все это уже как-то размазалось в его памяти. То, что произошло после всего этого, было гораздо ярче и свежее в воспоминаниях кота. Он даже поразился, когда родители заявили, что прошло только восемь дней.
После визита котов из благотворительности жизнь Моффи стала кардинально меняться, а вместе с этим поменялся и быт Мортимера, потому что он хотел принимать в этом непосредственное участие. Пока родителям Моффи помогали налаживать дела с их бизнесом, котенка временно переселили в тот самый Центр Счастливого Детства. Комнаты в этом центре могли предложить любому котенку, которому это нужно. Могли и родителям, но родителям Моффи не позволяла работа. Они уже полностью поверили искренности благотворительности, поэтому не боялись. К тому же, им понравилась Анабель. А еще Мортимер неожиданно для всех и для себя заявил, что хочет быть волонтером в благотворительности. Он узнал, что значит быть волонтером как-то случайно, в разговоре, и тут же решил, что хочет этого. Так Моффи будет с кем общаться, потому что он, должно быть, первое время будет стесняться с кем-то знакомиться.
Пока Моффи находился в Центре, ему искали гильдию. Все это время котенок не скучал. Волонтеры из благотворительности всячески развлекали всех, кто там живет, водили их на всякие мероприятия, по интересным местам, музеям. И Мортимер, скорее всего, за эти дни увидел для себя гораздо больше нового, чем Моффи.
И все больше Мортимер переставал понимать, как мыслят земляне.
Однажды они пошли в оранжерею. Сначала Мортимера это не удивляло, потому что и на их планете есть оранжереи. Но когда они пришли, он удивился тому, что не видел в оранжерее ни одного ученого. Пока они ходили по залам с всевозможными земными растениями, он не видел никаких опытов, научных работ, не видел и предметов, которые получают из этих растений. Все просто ходили и смотрели на цветы. Мортимер не понимал, что они тут делают и зачем.
Потом началась экскурсия, и тогда уже Мортимер стал догадываться. Экскурсовод рассказывал много интересного о каждом растении, и, хотя котята почему-то не очень уж его слушали, Мортимер был весь внимание. И, к его удивлению, большая часть этих растений оказались совершенно бесполезными. И Мортимер просто не верил своим ушам. Зачем же тогда тратить на них ресурсы, содержать и показывать?
Когда экскурсовод сказал кому-то не трогать растения, какой-то котенок спросил, почему. Ему ответили, что «ты можешь повредить растения». И это поразило Мортимера еще больше. Какая разница, повредят растение или нет, если оно бесполезно?
Когда они пришли в буфет и купили себе по пирожку с чаем, Мортимер, сев напротив Моффи, спросил:
— Моффи, зачем мы вообще сюда пришли?
Моффи, жуя пирожок, поднял на волонтера удивленные глаза.
— В смыфле?
— Какой толк от этой оранжереи?
— Фто…– Моффи проглотил тесто и уже заговорил нормально, — как какой? Интересно же.
— Что интересного? Это просто растения. И что в этом такого? Они не лечебные, из них ничего не производят, только тратят на них деньги. Для чего? Я не понимаю.
— Ну и странный же ты. Это растения с других частей планеты. Ты такие каждый день не увидишь. Они красивые, необычные. Мы просто получаем удовольствие. Зачеп нам какая-то польза?
— Но… что значит красота? Вы… мы получаем от растений эстетическое удовольствие? Для того, чтобы повысить наше душевное состояние?
— Что? Ты как-то по-взрослому говоришь. Мы просто получаем новые впечатление, смотрим на то, чего не видели, и потом у нас остаются приятные воспоминания.
— И вас не волнует, что в этом нет никакого смысла?
— Смысл есть. В удовольствии.
Мортимер просто не знал, что на это ответить, и они продолжили сидеть в молчании. Хотя Моффи это не смутило, он думал только о своей вкусняшке.
Мортимер знал, что земляне склонны объедаться сахаром, но это все равно шокировало его. Земляне совершенно плевать хотели на баланс в питании. Каждый день Моффи лопал по шоколадной конфете, при чем не всегда по одной. Еще он любил жвачки — несъедобные сладкие штуки, которые первое время очень вкусные, а потом становятся просто пресной резиной. Моффи дал Мортимеру такую штуковину и сказал, что ее нельзя глотать. Тем не менее, Мортимер все равно случайно проглотил ее и чуть не подавился, а потом у него всю ночь резало живот. Поэтому впоследствии он отказывался от этих жевательных резинок.
Когда Моффи в очередной раз уплетал шоколадную плитку, Мортимер подошел к нему, чтобы поговорить на эту тему.
— Моффи, слушай, почему ты так любишь сладкое? Тебе ведь не нужно столько сахара. Это вредно. Для здоровья достаточно съедать по одному сладкому фрукту в детем
— Да ты что, фрукты не вкусные, я их не люблю, — отмахнулся Моффи. Его мордочка была вся в шоколаде.
— Как? — поразился Мортимер. — Как ты можешь не любить фрукты? Ведь они содержат столько витаминов…
— Ой, да зачем они, эти витамины. Я суп ем, там полно витаминов. Мне и так хватает.
— Да, но ведь витамины бывают разные… в любом случае, для здоровья столько сахара все равно не нужно. Почему тебе так хочется его есть?
— Ну так вкусно же.
Мортимер онемел, снова не зная, что и сказать на это. Вкусно. Это вообще как? Этим словом ароуцы описывают ощущение, когда ты ешь то, что требует в данный момент организм и испытываешь от этого приятные чувства. Но почему Моффи вкусно есть ненужный сахар?!
— Моффи… мне кажется, шоколад вреден для тебя… кажется, он вызывает у тебя какое-то странное привыкание…
— Что вызывает?
— Ну… ты им объедаешься и вредишь себе.
— Ой, да все дети любят сладкое. И никто от этого не умирает. Посмотри вокруг на других детей. Вам, взрослым, лишь бы преувеличить.
И действительно. После этого разговора Мортимер стал наблюдать за остальными детьми и понял, что почти все они перебарщивают со сладким. Он только одну зайку ни разу не видел с конфетой. А когда он спросил ее об этом, она сказала, что у нее диабет.
Чем больше Мортимер общался с землянами, тем больше ему начинало казаться, что их действия абсолютно нелогичны и все, что они делают, не имеет никакого смысла. Мало того, что он наблюдал ссоры земных взрослых и находил их абсолютно детскими, так он замечал, что земляне почти всегда противоречат себе же. Один кот злился на другую, что она, видите ли, хорошо относится только к тем, у кого мнение полностью идентично ее точке зрения. Хотя сам этот кот заводился каждый раз как только кто-то был с ним в чем-то не согласен, и, что самое интересное, он этого даже не осознавал.
Также Мортимер заметил, что земные существа очень странно реагируют на чужие ошибки. Ароуцы реагируют практически всегда одинаково: думают, как решить проблему, вызванную ошибкой. Иногда сердятся из-за того, что им устроили лишние проблемы. Если они сами пострадали от этой ошибки, то могут злиться сильно. Но нет, зеиляне реагируют на чужие ошибки совершенно по-разному. Кто-то сердится, как ароуцы, кто-то терпимо к ним относится. Но довольно многие над чужими ошибками смеются. При чем часто очень неприятным, злым смехом. Мортимер вспомнил про некое земное «злорадство» и понял, что это оно и есть. Иррациональная радость бедам сородичей. Тем, кто смеется над чужими ошибками, приятно видеть, что кто-то недостаточно умен или опытен, чтобы сделать что-то правильно. А почему это происходит у землян, Мортимер так и не понимал.
И про то, что земляне любят откладывать дела на потом Мортимер тоже слышал. Он пытался найти и тут логику, но, конечно, ничего у него не вышло. Землянам было часто слишком неохота напрягаться, и это нежелание прикладывать усилия им сильно вредит, но они все равно продолжают лениться. Да, Мортимеру тоже было неприятно прикладывать усилия, но он просто не мог думать ни о чем, кроме важных или незавершенных дел. Земляне этим страдают в гораздо меньшей степени.
И вообще было непонятно, для чего они живут. Чего хотят от жизни. Для чего они существуют. Кажется, их эти вопросы вообще не беспокоили.
Ароуцы всегда могли точно сказать, для чего они совершают определенные действия. Ну, Мортимер, конечно, в последнее время, после выпускного, стал замечать, что с ним творится что-то странное, но если говорить об ароуцах в общем, то вся их жизнь всегда находилась под контролем. Сладкое ароуцы ели, когда им нужен был сахар. Смотрели новости они тогда, когда у них просыпался инстинкт ведения, то есть когда они чувствовали острое желание знать, что творится в мире, потому что жить в неведении опасно для каждого. На прогулки они ходили, когда определенные зоны их мозга уставали и для здоровья нужно было увидеть новые картинки вокруг себя, новую обстановку. Впрочем, с этой целью и земляне ходили на экскурсии и всякие выставки, но самое интересное то, что они не могли объяснить точно, почему хотят этого! Как они вообще так живут? Они же совсем не знают ничего о себе! Да и вообще, для того, чтобы освежить разум, достаточно просто сходить в любое новое место. Не обязательно для этого создавать целые заведения, которые никаких целей кроме этой не преследуют, да еще и деньги в нее вкладывать. Ну, да, хозяева таких заведений прекрасно зарабатывают, но о чем думают посетители? Они спускают деньги на ерунду! Они могут совершенно бесплатно получить то же самое, если просто сходят в незнакомый для себя магазин!
И это касается всего. Как оказалось, земляне вовсе не преодолевают свою природу, как говорили в начала экспедиции, они просто ее не знают и иногда идут у нее на поводу, иногда делают над собой усилие и немного начинают мыслить как ароуцы. Но это, по правде сказать, бывает крайне редко. Ароуцы знают, как устроен их мозг, как устроено их тело, что именно вызывает у них то или иное желание. Даже дети на седьмом цикле обычно уже полностью знакомы со своей анатомией. К слову о детях, земляне по ментальному развитию (причем все до единого) не дотягивают даже до пятого цикла ароуцев, некоторые даже до четвёртого. В их поведении очень много от неразумных животных. Особенно в их детях. Котята только и делают, что конкурируют между собой, при чем даже не осознают этого. Если один бежит, другому обязательно нужно бежать впереди и быстрее. Если несколько животных заходит в лифт, то детям нужно первыми нажать на кнопочку. А если не выйдет, то он закатит истерику, и, если его опередил такой же ребенок, то накинется на него с кулачонками. И зачем, спрашивается? Если один ребёнок даст понять, что ему что-то не нравится (какое-то прозвище, какое-то действие, совершаемое другими), то остальные дети, едва об этом узнав, начнут специально делать это, и Мортимер никак не мог понять, для чего. Хотя, после долгих раздумий у него появилась теория.
Он подумал, что это тоже некий инстинкт, причем инстинкт из класса доисторических, которые ароуцы давно преодолели. Это инстинкт естественного отбора и конкуренции. Дети землян еще более близки к неразумным, чем взрослые, они подсознательно пытаются сделать себе подобным плохо, чтобы устранить их как конкурентов и доказать свой «статус альфы». У собак, кстати, этого еще больше, при чем с возрастом все равно остается в сильном виде. У кошек этого меньше, но тоже есть. А вот ароуцы этот этап эволюции давным-давно прошли.
А еще немного понаблюдав за землянами, Мортимер сделал одно предположение. На эти мысли его натолкнул еще один случайный разговор с Анабель.
Тогда Мортимер первый раз столкнулся с тем, как дети устраивали травлю одного из них. Какие-то котята окружили маленькую собаку, отобрали у нее шапку и стали кидать по кругу, злобно смеясь. Бедняга металась от одного к другому, пытаясь забрать шапку, но котята оказывались быстрее. Собака кричала, умоляла их отдать вещь, не в силах сдержать плач, но котят это только больше радовало.
Мортимер стоял в стороне, но слышал душераздирающие отчаянные вопли собаки. Они будто разрывали его изнутри. Мортимеру самому захотелось плакать, как будто ее горе передалось и ему. У него тут же помутнело в глазах: ему стало нехорошо.
— Эй! Я что вам говорила?! — Анабель появилась из-за угла внезапно, и злая игра сейчас же прекратилась. Шапочка шлепнулась на пол, и собака быстро подняла ее.
— Если хотите взять чью-то вещь, то надо попросить, а не забирать! Что вам сделала Джес? Нельзя издеваться над другими, вы что, не понимаете?
Котята молча смотрели в пол.
— Если увижу еще раз, то телевизора не увидите как своих ушей. Идите.
Котята разошлись, повесив нос. Тогда Анабель подошла к Джес и приобняла ее лапами.
— Все хорошо?
— Угу…
— Ну все, не плачь. Если они еще раз так сделают, то не пытайся отобрать, слышишь? Им нужна не твоя шапочка, а твои слезы.
Собачка шмыгнула и вопросительно посмотрела на кошку.
— Просто уходи и все, — улыбнулась Анабель, — вот увидишь, они, скорее всего, быстро ее бросят и удивятся, что ты не стала отбирать и плакать, а просто ушла.
— А если все же заберут? — неуверенно спросила собачка.
— А тогда говори мне, и я разберусь. Хорошо?
Собачка кивнула
— Ну все, беги.
Анабель заметила Мортимера и приблизилась к нему.
— Что это было? — еле слышно спросил он.
— Котята постоянно ее достают. Она тихая и не может дать отпор. Вот им и нравится самоутверждаться.
— Зачем?.
— Это же дети. Хотят почувствовать себя сильными. Мы все такими были в их возрасте. Ну, не все, но многие. Ты не знал?
— Нет… я так не делал…
Анабель не без удивления посмотрела на него.
— Кажется, ты практически не общался с детьми. Хотя мне кажется, тебе нравится общаться с ними.
— Я… так вышло.
— Ну, бывает. Не принимай это слишком близко к сердцу. У детей меньше эмпатии, чем у взрослых.
— Меньше чего?
— Эмпатии. Сострадания другим. Со временем это приходит к большинству. Не ко всем, конечно, но приходит. Большинство из нас в детстве вытворяли такое, о чем вспоминать стыдно.
— Даже ты?
— Ну, — кошка сделала лукавый вид, — всякое бывало. В общем, относись к этому как… к явлению природы.
— Угу… хорошо…
— И я и не думала, что ты такой добрый, Морт, — усмехнулась Анабель, — это классно. Я пойду сейчас на один утренник, вернусь часа через два.
Анабель ушла дальше и свернула за угол. Мортимер еще долго думал о случившемся, почти неподвижно сидя на скамейке. В его ушах звучали крики собачки, и он понять не мог, почему котята радовались, слыша их. Ему было больно даже вспоминать это.
Подумав обо всем этом где-то день, Мортимер пришел к некоторым выводам.
Дети землян сами по себе проще, они не могут приспосабливаться, не могут делать глубокие выводы, не размышляют. У них почти нет критического мышления, они не оценивают себя со стороны и не думают на будущее. Дети живут моментом. И потому все черты их характера выражены явно и ярко, четко. С возрастом они учатся жить в мире, прятать недостатки и пользоваться достоинствами своей личности. Они могут строить из себя что-то другое. Но то, что было у них в детстве, не девается никуда. Оно может быть сокрыто, спрятано от глаз окружающих, но это истинное лицо, этот внутренний ребенок, который, по сути, и является настоящим «я», он остается на всю жизнь.
И чем больше Мортимер наблюдал за землянами, помня ее слова, тем больше он находил подтверждения вокруг себя. Моффи был уже не слишком маленьким, но и у него это было хорошо видно. Даже если он это не показывал и не говорил прямо, было отлично видно, чего он хочет и чего добивается. И еще Мортимер осознал, что у ароуцев все совсем не так. Да, их дети тоже примитивные, но все равно они другие. Они просто меньше взрослых знают и умеют, но такой яркости характеров, такой индивидуальности у них все же нет. Оказывается, они почти не отличаются от взрослых ароуцев, если сравнивать с землянами.
С одной стороны, Вирджиния поражалась, как ярко земляне испытывают эмоции, как они могут затмить их разум и какие они нестабильные. Но с другой стороны, самому Мортимеру казалось, что это не земляне эмоциональны и импульсивны, а ароуцы пустые. Да-да, пустые. Мортимер все больше замечал, что, когда он попадал на родную станцию, ему там чего-то не хватало. А потом он понял, что ему не хватает энергии и красок, которые есть на Земле. Даже сами помещения станции выглядели теперь какими-то серыми. Мортимеру было душно там, и он старался долго не задерживаться среди своих, а вернуться на Землю.
И все же самым главным, что продолжало поражать Мортимера в землянах, оставалось то, насколько земляне не знают себя и плывут по течению природы. Он продолжал допытываться до Моффи и расспрашивать его о его мотивах при принятии решения, а потом ломал голову и безуспешно пытался понять или представить, как он мыслит.
Не очень давно они были на каком-то детском празднике. Мортимер толком не понял, чему праздник был посвящен, но все были в костюмах и детям очень нравилось. Моффи побежал на дискотеку танцевать. И Мортимера удивило то, что их танцы были совершенно не похожи на ароуские. В танцах ароуцев были движения, которые благоприятно влияют на организм, на определенные органы и мышцы. А у землян это были просто хаотичные движения и прыжки.
Когда Моффи подошел к столику выпить сок, Мортимер решил расспросить его и о танцах.
— Моффи, слушай, — он пытался говорить небрежно, — а почему тебе так нравится танцевать?
— Ну как почему, это весело.
— Ох? В каком смысле?
— Что значит в каком? Ну просто приятно, весело. Хорошо. Божечки, Мортимер, ты будто не с этой планеты.
Удивительно, что Моффи уже второй раз это подметил… Или Мортимеру только казалось, что он уже это говорил? Все в голове перемешалось…
— Почему вы не следите за движениями, когда танцуете?
— Как это?
— Ну, почему вы не делаете движения так, чтобы тренировать мышцы и части тела? Чтобы нормализовать дыхание, укрепить ваши сердца и позвоночник?
Моффи сначала посмотрел на него так, будто он сказал невероятную глупость, а потом расхохотался.
— Ну и странный же ты! Это же не зарядка! Танцуют не для этого, а для удовольствия!
Мортимер тупо смотрел на него и молчал.
— Когда ты двигаешься в такт музыки, это дает радость. Ты что, никогда не танцевал?
— Танцевал, но… не так.
— Аа, наверное, балет какой-нибудь. Ну нет, это скукотища. Побежали, потанцуем нормально!
И, не дожидаясь ответа Мортимера, котенок схватил его за лапу и потащил на сцену, где танцующие двигались кто как хочет.
— Просто слушай музыку и делай то, что хочешь делать! — весело крикнул Моффи и начал, стоя на задних лапах, двигать лапами, головой, телом и хвостом в такт изменениям музыки. В общем, некоторое сходство с танцами ароуцев это имело, но музыка у них была совсем иной. Точно, дело, наверное, именно в музыке.
Мортимер, чувствуя себя ужасно неловко, осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, как именно нужно танцевать под музыку землян. Видимо, особой логики не было, как в ароуских танцах. Мортимер просто начал дрыгать конечностями, чувствуя себя ужасно глупо и сгорая от стыда. Долго он так не выдержал, и, сказав Моффи, что он устал, пошел и сел на стол и поник. Ему казалось, что все теперь на него смотрели, хотя взглядов других он не замечал.
Через некоторое время прибежал Моффи, весь сияющий. Он сел рядом.
— Ну что, понравилось? Почувствовал, как приятно теперь в теле? Как будто даже настроение поднялось.
— Честно говоря, нет, — пробормотал Мортимер.
— Наверное мало танцевал. Ладно, я пойду за мороженым.
Тем не менее, постепенно к нему пришло новое чувство. Тяжесть и стыд прошли, и их сменила легкость. По телу шел жар, кровь бурлила в венах, но Мортимер был счастлив. Он с удовольствием вспоминал полумрак и мигающие разноцветные огни, окрашивающие все вокруг то в одни краски, то в другие. Мелькающие лапы, хлопки и смех. И сам он был среди этого, заряжаясь энергией, которая теперь текла по его телу.
Но вернуться на танцпол он не решился.
Вернувшись на станцию к Вирджинии, Мортимер захотел обсудить это.
— Они вообще не думают, как им танцевать. Просто двигаются как им вздумается. Моффи говорит, что надо «чувствовать музыку». А я не понимаю ничего. И музыка у них вообще непонятная. Мне кажется, они вообще не описывают ее формулами! Просто бренчат какими-то досками и натянутыми нитями и все! И дудят в трубы. Это называется музыкой?! А еще они слова добавляют туда! Тянут их так же, как звуки. Что это вообще такое?! Но я понимаю, что мне было приятно слушать это… и я не понимаю, почему! Чем они руководствуются? Как они понимают, как им делать эту музыку… ведь… у них получается! Но как? Они же ничего не планируют, не описывают… каааак?!
Слушая его, Вирджиния улыбалась все шире. А в конце она не выдержала и расхохоталась.
— Ха-ха-ха-ха-ха, что, ароуским мозгом Землю не понять, да?
Мортимер уставился на нее в полнейшем недоумении, гадая, что ее так развеселило. Увидев его физиономию, Вирджиния расхохоталась еще больше, и уже из-за смеха из нее невозможно было вытянуть ни слова.
У Мортимера все было чувство, будто он бродит вокруг решения математической задачи, но никак его не видит. И то, что Вирджиния только загадочно усмехается на все, что он пытается у нее спросить про землян. Он захотел поговорить о своих наблюдениях с ней, чтобы она хоть что-то ему прояснила. Лучше бы он этого не делал.
— Да, земляне такие, — спокойно сказала она, между делом читая статью в планшете.
— В них там много диких и разрушительных инстинктов, — с воодушевлением говорил Мортимер, — ты представляешь, они, словно хищники, окружили ту собаку и хохотали, радуясь ее страданиям. Анабель сказала, что им нравится чувствовать, что они сильнее кого-то. Сильнее «конкурента». Ты представляешь, у них до сих пор здесь работает естественный отбор, а они этого даже не понимают! И при этом у них и благотворительности, и всякие движения за свободы… я ничего не понимаю.
— Да, — усмехнулась Вирджиния, — земляне — дикие звери, а мы наблюдаем со стороны за их экосистемой. Это мне и нравится здесь. Мне нравится, что мы выше и давно прошли эту стадию, а теперь, как наставники, можем смотреть на них сверху. И в прямом, и в переносном смысле.
Мортимер обомлел.
— Чег… чего?
— Что? — Вирджиния посерьезнела и взглянула на него.
— Я думал, тебе нравятся земляне…
— А я говорила, что не нравятся? Мне забавно наблюдать, как они копошатся в своей песочнице.
— Но ты говорила, что они могут любить, что они… что им доступно то, что не доступно нам. Помнишь?
— Ну да, но они даже в этом недалеко ушли. Ты знаешь, Мортимер, что любовь чаще приносит им страдания, чем счастье?
— Этого не может быть.
— Да с чего ты это взял?
Мортимер вспомнил ссору родителей Моффи.
— Н-ну…
— Они имеют нечто, чего не знаем мы, но даже с этим обращаться не могут. Землянам еще эволюционировать и эволюционировать. Они могут мучить того, кого любят, и сами мучиться из-за этого, не понимая, что сами делают себе же хуже
— А почему они должны думать только о том, что делают хуже себе? Может, они просто переживают за того, кого любят?
— Чего-чего?
— Ну, эм… мне… Анабель сказала…
— Что она тебе сказала? — в голосе Вирджинии послышались едва различимые стальные нотки. Мортимер испугался и на секунду онемел.
— Она сказала… что любовь, это когда чужая боль для тебя ужаснее, чем твоя. И жизнь любимого существа, она… ценнее твоей.
— Дура твоя Анабель, — фыркнула Вирджиния.
Мортимер округлил глаза.
— Что?!
— Это полный больной бред. Самая главная цель любого живого существа — выжить. Как это поможет нам выжить?
— Я не знаю, но, видимо, любовь, она… сильнее инстинкта самосохранения.
— Тогда это просто безумие. Нет, это неразвитые земляне просто сходят с ума от этого чувства. Мы же направим его в пользу.
— А может, дело вообще не в пользе?
— Чего? А в чем тогда? Все должно служить во благо, а не во вред, разве нет?
— Но… земляне говорят, что любовь — это прекрасно, и они обычно рады, когда она к ним приходит. Если любовь правильная, то они не страдают.
— Земляне радуются, когда Земля делает полный оборот вокруг солнца и устраивают ритуал в честь этого. Предлагаешь и нам это делать? Или, может, одеваться в костюмы и ходить пугать друг друга? У них до сих пор инкубатор здесь, они даже верят в богов! А мы просто возьмем у них нечто ценное, чтобы использовать это правильно.
— И что тогда? — тихо спросил Мортимер.
— Ну, что, тогда можно возвращаться домой. Земляне будут нам уже не нужны.
— Ты… ты это что, серьезно? — в отчаянии спросил Мортимер.
— Да, а что?
— Но как же Моффи? Он мой друг. Я не могу просто уйти, когда ему нужен друг.
— А я понятия не имею, зачем ты подружился с диким земным котенком. О чем ты думал?
— Да не дикий он! Земляне не дикие, Вирджиния! Я клянусь! Они в чем-то гораздо сложнее нас.
— И в чем?
— Ну… я не знаю, как это объяснить, но я это чувствую…
Вирджиния посмотрела на него с подозрением.
— Мортимер, знаешь, что я скажу тебе? Хоть у землян и нет рожек, они все равно могут ментально взаимодействовать с нами. Ты сам говорил, что на тебя нашло бешенство, когда Ральф нападал на Моффи.
— Ну, да. Это потому что я не хотел, чтобы тот его…
— Нет. Тебе просто передалась ярость Ральфа, как передаются эмоции других ароуцев. Я не знаю, как это выходит, но судя по всему, это работает. Ты слишком много времени проводишь среди землян. Они плохо влияют на тебя. Ты деградируешь, Мортимер.
Вирджиния развернулась спиной к Мортимеру и пошла по коридору.
— Будь осторожен.
Мортимер едва сдерживал слезы от отчаяния. Нет, нет! Ну как же она не права! Ему было обидно слышать такое про землян.
— Но мне нравится с ними! — воскликнул Мортимер. — Какое это имеет значение, если мне хорошо?!
— Это сейчас тебе хорошо, а потом ты медленно скатишься в пропасть. Не глупи, Морт. Ты же не Моффи и не Анабель.
И Вирджиния ушла, оставив Мортимера опустошенным. Он уже тогда ругал себя, что вообще завел этот разговор. Вирджиния была неправа — ох как неправа, но он не мог объяснить, почему. И, что самое страшное, он правда стал бояться, что деградирует и потому ему так кажется.
***
Слова Вирджинии беспокоили Мортимера несколько дней. Он даже не знал, кто теперь может ему помочь. Странный и необъяснимый страх звучал в голове всего одной фразой: «Ты деградируешь. Ты деградируешь». Моффи, разумеется, был слишком мелким, чтобы понять, о чем говорил Мортимер. Анабель все это время где-то пропадала. Мортимер чувствовал, что нуждается в Вирджинии, но в этот раз она и стала той, кто его не понял. У Мортимера была ломка: он не мог без разговора с Вирджинией. Все мысли о подруге были лишь о том, что она ему нужна. Неужели это оно? Неужели правда это, что он такой же, как другие ароуцы? Неужели ему тоже нужна от друзей одна лишь выгода?!
Нервничая весь следующий день, Мортимер довел себя до несварения желудка и на следующее утро не мог есть. Он злился на себя за свое уныние и то, что он не мог падать в состояние меланхолии каждый раз, когда что-то нехорошее случалось. Но от самоистязаний ему стало только хуже, поэтому Мортимер просто бестолково шатался по станции, отчаянно пытаясь на что-то отвлечься, но не находя ничего интересного.
Когда он брел по главному залу станции, он вдруг увидел того самого кота-филолога, которого Вирджиния притащила в исследовательских целях. Как там его? Оскар?
Оскар сидел на скамейке с ароуским планшетом в лапах и что-то там нажимал. Мортимер решил отвлечься на беседу с ним.
— Привет, — дружелюбно сказал пришелец, подсев рядом.
Оскар удивленно и настороженно посмотрел на него, но, узнав, расслабился.
— А, здрасте.
— Что вы делаете?
— Тест психологический прохожу. Твоя подружка заставила.
— А, Вирджиния… я не уверен, что она мне теперь подружка.
Оскар удивился.
— Чего это так?
— Ну… мы с ней недавно повздорили.
— И что?
— Теперь она не захочет со мной общаться.
— Глупости. Она говорила, что вы давно дружите. Вы что, раньше не ругались?
— Нет…
— Вона что. Интересно. А в чем же ваша проблема?
От волнения у Мортимера побежали мурашки. Решающий момент. Может, старый землянин хоть что-то может подсказать?
Собравшись с мыслями, Мортимер рассказал все. Оскар какое-то время молчал и в задумчивости глядел на него. Молчание напрягало пришельца.
— То есть, ты имеешь в виду, что твоя… Вирджиния общается с землянами не всерьез, а как с лабораторными мушками?
— Не знаю, — Мортимер не понял этого земного словесного оборота.
— Ладно, не суть. А тебе, как я понимаю, нравится с ними общаться на равных, но ты не хочешь конфликтовать с Вирджинией, потому что она дорога тебе.
— Потому что мне нужно общение с ней. И мне за это стыдно.
— Почему стыдно? Это нормально, что не хочется терять друга.
— Нет же! Я не хочу терять ее услуги!
— Какие услуги?
— По поддержке… по общению…
Оскар поглядел на него странно и расхохотался. Мортимер застыл в изумлении.
— О, боги, что ты вообще несешь, — смеялся он, — как же мне смешно вас слушать, малыши инопланетные.
Мортимер рассерженно насупился. Сначала Вирджиния его обсмеяла, когда он говорил о землянах, теперь этот ржет, когда он рассказывает про своих же. Кажется, он не вписывается в оба лагеря.
— Мортимер, то, что ты описываешь, случается у всех, кто имеет друга. Мы привязываемся к друзьям и нам потом тяжело, когда мы с ними не общаемся или ссоримся.
— Но я думаю не о самой дружбе, а о том, как мне плохо без общения с ней.
Оскар опять захохотал.
— А что ты должен думать? «Ооо, Вирджиния моя подруга, я с ней дружу, хоть мы и поссорились, мне хорошо». Это?
— Нет… — Мортимер возмущенно поджал губы. Это Оскар глупости несет!
— Я тебя уверяю, Мортимер, именно это чувствуют, когда ссорятся с друзьями. Тебе хочется контакта с ней. И поверь, она чувствует то же самое, потому что вы дружите давно. Поговори с ней.
— Она не захочет со мной говорить. Она зла на меня.
— А я уверен, что захочет. Проверь. Чего тебе терять?
— Как чего?! Я боюсь! Если она не захочет со мной говорить, мне будет еще хуже!
— А так ты будешь маяться долго и мучительно. Даже если она не захочет с тобой дружить дальше, то ты хотя бы получишь ответ на вопрос, который тебя беспокоит. Переболит и станет легче. А так ты больше себя изведешь.
Мортимер помолчал.
— Ты так думаешь? — тихо спросил он.
— Да. Давай, иди и поговори с ней. Топ-топ.
— Но почему ты уверен в этом…
— Потому что сам много раз через это проходил. А теперь иди!
Мортимер неохотно встал и поплелся искать Вирджинию. Оскар же, глядя, как он летит, повесив голову, усмехнулся:
— Вроде развитые, а как дети. Честное слово. Я будто воспитателем устроился.
Удивительно, но Вирджиния, похоже, вообще забыла о случившейся перепалке. Когда Мортимер нашел ее в комнате отдыха и заговорил, она вела себя также, как и всегда. Он не мог понять, скрывает ли она злость или правда забыла, но никакого дискомфорта в общении с ней он не чувствовал. Так что Мортимер ограничился тем, что общение с Вирджинией не окончено и не стал спрашивать о ее чувствах. Не решился.
И с тех пор все странное, что вводило Мортимера в заблуждение, он обсуждал с Оскаром.
Мортимер прибежал к нему уже на следующий день. Как ни странно, оказалось, что у землян тоже есть искусственный интеллект, способный создавать изображения. Тем не менее, земляне почему-то продолжают рисовать вручную, и Мортимер понять не мог, зачем. Анабель, когда говорила с ним об этом, показывала изображения, созданные роботом, и они выглядели превосходно. Каракули Моффи даже близко не стояли. Зачем тогда земляне продолжают рисовать, зная, что уровня нейросети они не достигнут?
Моффи просто сказал, что это приятно, и что нейросети никогда не смогут рисовать настоящие картины. Когда Мортимер спросил у Оскара, что же такое настоящие картины, тот попытался что-то объяснить, но, увидев тупой взгляд пришельца, махнул лапой и сказал: «Да ты не поймешь все равно».
И Этим он отличался от остальных землян, с которым общался Мортимер. Все они начинали ему что-то объяснять, а Мортимер хлопал глазами. Оскар же не пытался. Он просто говорил, что ему не понять. И почему-то с ним Мортимеру было общаться интереснее всего именно из-за этой его загадочности. Он слушал его и почти ничего не понимал, но при этом звучало невероятно интересно. Оскар все говорил, что
И так проходило знакомство Мортимера с Землёй. Он одновременно все больше и больше понимал и не понимал ее.
— В общем, мне нравится, — сказал Мортимер и улыбнулся, — я только что вернулся с экскурсии в исторический музей. Я и еще несколько волонтеров сопровождали котят. Я столько всего узнал!.. правда, ничего не запомнил, вернее забыл… но было интересно.
— Да уж. По сравнению с тобой мы вообще живем скучно. А достигли хоть чего-то.
Мортимер хотел было ляпнуть, что никто из землян так и не открыл коробку, даже Оскар, но вовремя прикусил язык, вспомнив, что это секретная операция.
— Ну… мы пока просто изучаем повадки жителей Земли…
— Ладно, изучайте. Мне уже пора на работу, — сказал папа.
— Пока.
— Пока, — ответила мама, и предки отключились.
Мортимер отложил планшет и вздохнул. Он поднял глаза к потолку. Его же рассказ заставил его задуматься.
Он этот короткий период своей жизни провел интереснее, чем всю жизнь на Ше Бо. Он уже не мог представить, как можно жить в серо-желтых красках Ароу, и с ужасом осознал, что скоро ему придется отсюда улететь. Как будто эта планета была создана для него, все цвета, все пейзажи нравились ему больше, чем что-либо, что он видел на родной планете. О, какой ужас, и все это надо покинуть! И самое страшное, что он не знал, когда.
Мортимеру стало холодно, хотя в помещении была комфортная температура.
Посидев немного и тоскливо глядя в стену, Мортимер встал и вздохнул.
***
Как всегда, Мортимер вспомнил, о чем не упомянул в своем рассказе только тогда, когда он увидел их. Как только он мог забыть о том, что случилось это?
А случился Самюэль. Какой-то котяра с Земли, который проявлял странный интерес к Вирджинии. Они познакомились, когда Мортимер с подругой ездили в земную библиотеку, чтобы найти что-то интересное о планете. Вирджиния схватила первую попавшуюся книгу, которая, увы, оказалась историей классической котанийской музыки. Вирджиния, чтобы не выглядеть странно, пыталась делать вид, что читает это и с умным листом периодически листала страницы. Мортимер в это время шарил по полкам и искал еще что-нибудь.
Этот субъект заинтересовался Вирджинией, а точнее тем, что она читала именно эту книгу. Подсев к ней, он поинтересовался, не увлекается ли кошка музыкой, и, получив ложный положительный ответ, завел речь о музыке. Вирджиния, преследуя свои научные интересы, стала осыпать его вопросами и внимательно слушать, а котяра только все больше радовался, наивно думая, что встретил товарища по интересам.
Мортимер этого всего не видел, а увидел он, что произошло только, когда он пришел к Вирджинии со стопкой научных энциклопедий. Вирджиния на него даже не посмотрела. Она погрузилась в речи Самюэля, а Мортимер сидел, ненужный никому, чуть в сторонке и только наблюдал. Самюэль ему не понравился. Во-первых, он говорил как-то странно, не так, как другие земляне. Будто фальшиво, слишком… по-ароуски? Как-то без того диковатого, с налетом отсталости, выражения других землян, который почему-то был приятен Мортимеру. А Вирджиния, похоже, интересовалась им все искреннее. Она и про себя начала рассказывать, конечно, шифруясь. Мортимер все боялся, что она увлечется и ляпнет лишнее, за ней такое бывает. И она ляпнула, сказав, что «изучает земл… наш народ». Услышав это, Мортимер похолодел. И от Вирджинии он почувствовал напряжение.
— Так вы, наверное, тоже работаете в сфере культуры, — обрадовался кот.
— Ну… я… я журналистка.
— Надо же! А где вы печатаетесь?
— Я… ээээ… пока нигде…я… только недавно закончила учебу.
— Вот оно что. Не можете найти работу?
— Угу…
— Если хотите, я могу помочь. У меня множество связей. Даже с королем. Я с моим оркестром имел честь выступать для него.
— Спасибо, я сама как-нибудь, — вежливо улыбнулась Вирджиния.
— Независимость, — промурлыкал Самюэль, — это я уважаю.
И этот тип завел речь о каком-то непонятном чуваке, называемом «композитором», который был примером независимости и упорства, хотя из его рассказа Мортимер понял ровно ничего, и Вирджиния, вероятно, тоже.
Мортимер, глядя на часы, отметил, что они трепались уже час. А Вирджиния его так и не заметила, она сидела к другу спиной. Зато Самюэль сидел лицом к Мортимеру и периодически бросал на него странные взгляды, которые его раздражали и почему-то расстраивали. Котяра противно приподнимал уголок рта и ухмылялся, примерно также, как котята в школе Моффи. Он будто этой улыбкой хотел сделать Мортимеру неприятно, и у него получалось…
Для чего?
Мортимер терпел это час, но потом решил, что с него хватит. Он шумно встал, специально, чтобы Вирджиния наконец-то обратила внимание, что этот чувак довел его и что он плохой. Вирджиния быстро оглянулась, в ее глазах мелькнул слабый вопрос, но Самюэль тут же отвел все внимание на себя, сказав, что вспомнил про еще одну статью о неком Кристо и готов пересказать ее. Интереса подруги к Мортимеру и след простыл.
Совсем разозлившись, Мортимер отсел за другой столик и начал читать какую-то книгу из его стопки. Он бессмысленно водил глазами по строчкам, и его глаза все сильнее затягивали слезы. Он трясся от злости, обиды и вселенского чувства несправедливости.
Когда Вирджиния, наконец, закончила болтать с этим типом, она как ни в чем не бывало подошла к Мортимеру и сказала:
— Такой умный кот. Вот с ним как раз можно говорить на равных. Если уж с кем-то общаться из земных, то с такими, а не этими твоими Моффи и Анабелями. Ну что, пошли домой? Там должны были привести образцы мха, поможешь мне.
Крохотный комок злости, который еще не растворился в печали, разрушительной для жизненной энергии, сжался в горле Мортимера, но у него даже не было сил что-то сказать, и он просто встал и поплёлся за спиной Вирджинии. Она, видимо, все еще думала о дурацком Самюэле и так и не посмотрела больше на него до работы со мхом. А Мортимер боялся высказать свое возмущение и в итоге так ничего и не сказал.
Мортимер снова пообижался в мыслях на Вирджинию и решил отбросить это в сторону. К нему подошли Анабель и Моффи.
— Малыш сказал, что экскурсия была супер. Жаль, что я не смогла пойти.
Анабель опять уезжала по каким-то делам и не была на экскурсии, хотя хотела.
— Может, сходим в парк? — предложил Моффи.
— А ты не устал? — удивилась Анабель.
— Неа. Я хочу мороженое!
— Ты пойдешь? — Анабель посмотрела на Мортимера.
— Почему бы и нет, — ответил тот.
— Ладно, идите, я попозже к вам приду, — сказала Анабель, — еще бумаги разобрать надо.
— Ладно, — сказал Моффи, — пошли, купим по мороженке.
Парк был недалеко от здания благотворительности. Там уже не было цветов и листьев, хотя Анабель говорила, что летом парк очень красив. Мортимер опять взгрустнул от того, что увидеть парк в цвету ему уже не удастся.
Волонтёр с котенком шли по дороге. Несмотря на зябкую погоду, гуляющих было достаточно.
— Ты точно хочешь мороженое в такой холод? — спросил Мортимер
— Конечно. Почему нет?
— Ну, можно горло простудить.
Моффи айкнул и махнул лапой.
— Ну хорошо, — сказал Мортимер, подходя к ларьку с мороженым.
— Шоколадное, — потребовал котенок до того, как Мортимер его спросил.
Мортимер попросил шоколадное и ванильное мороженое. Самому ему нравилось простое белое мороженое, без всяких добавок.
— Морт. Признайся кого ты любишь?
Мортимер на секунду онемел.
— Что? — в недоумении спросил он.
— Ну кого: Анабель или Вирджинию?
Мортимер пялился на него, совсем не зная, что на это ответить.
— Я не понимаю, — сказал он.
— Вирджинию ты по идее должен знать дольше. Но по-моему она какая-то злая.
— Вирджиния… злая?
Вот чего-чего, а этого он не ожидал услышать за свою жизнь.
— Ну да. Все время какая-то мрачная и даже когда пытается выглядеть приветливо, она все равно будто прячет неприязнь ко всем.
— Правда?..
— Да. Хотя, возможно, она тебя ревнует.
— Что? Что делает?
— То есть она злится, что ты общаешься с Анабель. Потому что хочет с тобой встречаться. Ты же взрослый, как ты не понимаешь?
Похоже, Моффи говорил как раз о любви. Даже котята в этом разбираются?!
— Ты думаешь, Вирджиния меня любит? — спросил Морт, чувствуя себя ужасно неловко.
— Я без понятия, тебе виднее. Но это вполне возможно, — важно заявил котенок, облизывая мороженое, — ты главное иди ей навстречу, — он хитро ухмыльнулся.
— Э?
Моффи посмеялся и впился клычками во вкусняшку. Мортимер ничего не понял. И самое главное, как Вирджиния могла кому-то показаться ворчуньей?!
***
Вечером этого же дня у Вирджинии была запланирована очередная встреча с этим снобом Самюэлем. За все время она виделась с ним третий раз, и всегда просила Мортимера отвести ее.
— Я еду погулять с Сэмом, — сказала она в первый раз, — но тот район далековато отсюда, я точно не успею. Можешь меня подбросить на тарелке, — она мило улыбнулась.
Сначала Морт растерялся и согласился. Чуть позже он решил, наконец, собраться с силами и высказать ей все, что думает об этом Самюэле.
Мортимер в столовой встретил Оскара. А если точнее, Оскар сам сел рядом с ним. К удивлению пришельца, филологу, похоже, становилось приятно общаться с Мортом и он сам начинал разговор.
— Ну что? Как делишки? — спросил он без излишних приветствий.
— Хорошо, — ответил Морт, когда проглотил кусок еды.
— Не похоже. В чем дело?
Мортимер удивленно посмотрел на землянина, и, прежде чем успел ответить, Оскар сказал:
— Это из-за нового друга Вирджинии.
От слова «друг» Мортимер аж вскипел.
— Угу.
— Ну, очень глупо ревновать ее к землянину. Они никак не смогут стать парочкой. И вообще, насколько я понял, ты типа ее парень?
Парнем у землян назывался партнер.
— Ну, мы собирались официально стать партнерами.
— Значит жених даже. Ну так если вы хотите жениться, то Вирджиния тобою очень дорожит.
— Да?
— Естественно, — кивнул Оскар.
— Боюсь, на нашей планете это не так работает.
— А я боюсь, что Вирджиния просто использует беднягу Самюэля как объект для своих исследований. Как меня, — кот усмехнулся, но как-то агрессивно.
— Ну, наверное.
Да, должно быть, Оскар был прав. И говорил он очень уверенно. Ему стоило верить, он о любви точно знает больше всех ароуцев вместе взятых. Но любовь ли у них с Вирджинией?
Неужели все-таки? Но почему он не чувствует этого благоговения, о котором говорят все эти влюбленные земляне?
Короче, Мортимер после того разговора все обдумал и решил, что бояться ему и правда нечего. Если это любовь, то Вирджиния не променяет его на Сэма. А если нет, то на нет и суда нет. Тогда будь что будет.
Сейчас он опять готовился вести Вирджинию к дурацкому снобу, который продолжал раздражать всеми своими манерами. Он включил аппаратуру тарелки, сел в кресло пилота и сдал ждать подругу.
— Я все не пойму, — сказала Пия, — ты не можешь просто выдавить ему глаза? Сам же говоришь что не выносишь его. Что ты тогда это терпишь?
— Не могу, — сердито ответил Морт, — Вирджиния тогда мне глаза выдавит.
— Пф.
Через пару минут появилась и Вирджиния. Мортимер открыл дверь и пустил ее. Она плюхнулась в кресло и весело сказала:
— Ну, вперед!
Полетели. Сэм назначал встречи каждый раз в одном и том же месте, Мортимеру даже Пия с навигатором уже была не нужна.
— А все пилоты со временем начинают хорошо ориентироваться на местности? — спросила Вирджиния. — Ты так уверенно летишь.
— Наверное, да. Хотя не сказать, что я отлично узнаю и запоминаю местность. Лоце достаточно одного раза, чтобы запомнить любой маршрут.
Ответа не последовало. Вирджиния смотрела в окно. Думала о своем.
Навигатор привел ароуцев к набережной. Рядом был большой лесной парк, где сейчас почти не гуляли жители. Дороги вдоль реки были вымощены мраморной плиткой.
Невидимый корабль Мортимера сел прямо на большой беседке. Дождавшись, пока народ на время разойдется, друзья вышли из корабля и спрыгнули с беседки. Благо, земные коты хорошо прыгают с высоты.
— Морт, ты это…– Вирджиния слегка замялась. — Посиди, пожалуйста, в беседке. Я просто хочу пообщаться с Сэмом наедине.
— Ладно.
Мортимер этого вполне ожидал. Уже без особых обид он лег на скамейке в беседке и скучающе положил голову на лапы. Вирджиния в это время пошла к набережной и оперлась на мраморный бордюр.
Сэм пришел ровно к назначенному времени. Мортимера почему-то это разозлило, хотя сам он всегда любил пунктуальность. Самюэль и Вирджиния пошли вдоль реки, о чем-то тихо разговаривая. Вирджиния иногда звонко смеялась, а вот Сэм только сдержанно улыбался.
Мортимер включил невидимость и пополз за ними. Он видел, что кошак идет все ближе к боку Вирджинии, и это нервировало Мортимера. В какой-то момент Самюэль приобнял ее хвостом, и тогда Мортимер чуть не подал голос, но вовремя опомнился и сдержался.
Да что, неужели Вирджиния не могла выбрать не такого мерзкого кота?! Какой же он гадкий! Мортимер просто не мог описать этого словами. Откуда в нем столько ярости? Ему опять казалось, что она принадлежит не ему. Но вокруг же никто не испытывает такого гнева? Похоже, что Моффи мог быть прав…
Солнце на угасающем небе тонуло за горизонтом. Вот оно совсем скрылось, и на серо-синем небе остались только розоватые облака. Мортимер, ползя по кустам, подобрался поближе к парочке. Они сейчас стояли и смотрели на реку.
— Странно, — сказала Вирджиния, — ветра, кажется, совсем нет, а кусты шевелятся.
Мортимер испугался и замер в листьях.
— Наверное, это птицы, — ответил Самюэль.
Они какое-то время поболтали о чем-то непонятном, что Сэм назвал «барокко», но потом вдруг переменился даже внешне.
— Вирджиния… — сказал он явно тише, чем раньше.
Она подняла вопросительный взгляд.
— На самом деле, я пригласил тебя не только для того, чтобы просто поболтать. Я хотел сказать, что ты меня интересуешь не только как собеседник по культурным разговорам.
— Что это значит? — Вирджиния смутилась.
Сэм приблизил свое лицо вплотную к ее и прошептал:
— Ты меня покорила, Вирджиния. Меня еще никогда никто не интересовал так, как ты.
Мортимеру показалось, что Сэм напал на нее, но через секунду он понял, что он целует Вирджинию. Их губы слились, кот обнял Вирджинию за талию. Мортимер был в ужасе. Но в еще больший ужас он пришел, когда понял, что его подруга даже не пытается остановить это! Она блаженно закрыла глаза и погрузилась в поцелуй.
Да что же это такое?! Больше он этого терпеть не собирается.
Мортимер выскочил из кустов и стал видимым.
— А ну лапы прочь от нее!
Оба дернулись и одновременно отстранились друг от друга. Они в недоумении посмотрели на чудо-юдо, выпрыгнувшее из листьев.
— Вирджиния, этот мерзавец переходит все границы! — сказал он. — Зачем ты это допускаешь?!
— А я и не знал, что твой дружок тоже влюблен в тебя, — усмехнулся Сэм, — откуда он взялся?
— Я ее привез, — сердито сказал Мортимер. Услышав это, Сэм искоса взглянул на Вирджинию.
Вирджиния молчала. Ее рот был приоткрыт, а лицо стало каким-то бессмысленным.
— Слушай, друг, — промурлыкал Сэм, отцепился от Вирджинии и подошел к Мортимеру, возвышаясь над ним.
— Я знаю, что ты, должно быть, знаком с ней дольше меня, но я свое всегда получу. Ты и сам должен понимать, что я на несколько уровней выше тебя. Давай ты просто по-хорошему отвалишь, и все уйдут довольными, а?
— Вы о чем говорите?! — возмутился Мортимер. Он ничего не понял, но чувствовал, что хорошего от этого кота ждать не стоит.
— Ну хорошо, не хочешь по-хорошему, значит и не надо.
Взгляд Сэма приобрел хищный оттенок. Вокруг носа появились морщинки. Он оскалил зубы, поднял лапу и выпустил когти. Мортимер шарахнулся назад.
Что-то стукнуло рядом, и Сэм моментально отлетел на пару метров в сторону.
— Пошел вон, комок пыльный, — прорычал рядом знакомый голос. Мортимер окаменел.
Его тут же подняли за шиворот. Перед ним был Ральф. К Вирджинии шла Рейвен.
— Ну что, пришелец, вот ты и попался. Наконец-то моя птичка подстрелена, — Ральф улыбнулся и облизал губы, будто хотел съесть пришельца. Лапы Мортимера оказались связаны.
Рейвен уже схватила Вирджинию, которая продолжала пялится то на Сэма, то на Мортимера, будто кукла.
— Что происходит?! — послышался крик Сэма. — Оставьте ее!
— Это наши пришельцы! — зашипел на него Ральф. Он сорвал с лапы Мортимера браслет, и тот моментально потерял свой облик землянина.
Сэм смотрел на него, выпучив глаза.
Рейвен сорвала браслет с Вирджинии. Она тоже превратилась в ароуца. Сэм уставился теперь на нее.
Мортимер был на грани обморока. Единственное, что он смог сделать, это прошептать:
— Черт…
