Ascension

      Конечно же, ни Хранителю, ни уж тем более Слышащей совсем не обязательно самим выполнять контракты. По-хорошему, сидеть бы им целыми днями у гроба Матери ночи, не смыкая глаз, ухаживать за Нею и ловить малейшее колебание в Пустоте, пачкая руки в чернилах от попыток успеть записать все детали.       Но так предписывают догмы тех времён, когда в Тёмном Братстве людей можно было считать десятками, а чёрная длань служителей Ситиса простиралась на многие провинции. Цицерону, конечно, хочется как можно скорее вернуться к старым порядкам целиком и полностью. Но пока их маленькое Семейство, последний оплот Братства, только встаёт на ноги, отсиживаться в Убежище целым двум замечательным убийцам кажется практически оскорблением самого Ситиса. К тому же, он столько лет ждал возможности вдоволь напоить свой верный клинок свежей кровушкой, что отказаться от возможности выезжать со Слышащей на контракты просто не смог.       Вот уже и очередная душонка отправилась в царство Отца Ужаса, и величественные стены Вайтрана остались позади. Солнце медленно начинает клониться к горизонту, и в отблеске его лучей призрачный Уведомитель былых лет кивает им на прощание, растворяясь в воздухе. Слышащая провожает призрака уважительно-радостной и благодарной улыбкой, снимая дорожную сумку, а Цицерон, довольно жмурясь, омывает в воде под ногами свой излюбленный кинжал, избавляя чёрное лезвие от остатков крови.       Они сидят на плоских камнях у ледяного ручья, и пока осеннее солнце едва-едва греет им спины, Слышащая пытается утолить жажду и заодно дать Тенегриву, бродящему неподалёку, хоть немного отдохнуть от долгой дороги. Когда работа выполнена, а впереди только возвращение домой, приятно ненадолго расслабиться и ни о чём не думать.       Но Цицерон вот думает. Точит кинжал, чтобы его бормотание под нос не было таким уж разборчивым, и думает. О Слышащей.       Прошли уже годы с тех пор, как он последний раз воспринимал людей отдельными личностями. Когда радовался новым знакомствам, пытался отличить сердце одного человека от другого… Теперь же толпы стали просто безликой массой, которая рано или поздно отправится во служение к Ситису в Пустоту, отдельные люди редко трогали его разум. Даже тёмные братья и сёстры по клинку не сильно меняли это.       Хотя нескольких из Семьи он запомнил наверняка даже через пелену безумия. О, ещё долго в своих беспокойных снах он будет с удовольствием распарывать живот мерзкой богохульницы Астрид и стряхивать с клинка кровь её муженька Арнбьорна. Бабетту, вампирское не-дитя, и Назира-алик’рца тоже со временем пришлось запомнить — в конце концов, несмотря на былые пути и убеждения, они много сделали для возрождения Тёмного Братства.       Как и Слышащая.       Цицерон незаметно косит глаза на умиротворённо притихшую девушку.       Да, конечно же, Слышащая. Его странная-странная Слышащая.       Цицерон на своём веку народу повидал достаточно, чтобы понять: обычной эта девушка почему-то не была. И дело было не в странном, едва заметном акценте, а точнее, говоре в целом – слова её всегда были будто дымкой подёрнуты, но такое нет-нет да встречалось по миру. И не странная «потеря памяти» её играла здесь роль – Хранитель уже давно понял, что всё она прекрасно помнит, просто в какой-то момент решила начать жизнь с чистого листа… Что же, он не будет докапываться до призраков её прошлого, если только Слышащая сама не захочет поделиться ими с дорогим Цицероном. Так же можно было бы подумать, что дело в каком-то полном непонимании, как работает этот мир: краем уха Цицерон слышал, что девица только в Братстве научилась нормально читать, хотя ей было уже под тридцать лет. Он бы посмеялся, но над чем? Она же Слышащая, ей слышать и слушать полагается, а не читать, так что всё в порядке, пускай учится, когда захочет.       Всё в его тёмной сестре, от поступков до внешности, говорило о том, что вроде бы она была самым обычным человеком. Но порой – Ситис свидетель! – порой Цицерон просто не мог смотреть на драгоценную Слышащую как на обычного человека. И даже знал, почему.       Всё крылось в её реакциях на происходящее с ней.       О, про Дурака Червей так много раз твердили, что он безумец и болван — но здесь странностей не заметил бы только глупец. А при всём своём безумии Цицерон не был глупцом.       Порой Слышащая вела себя так, будто точно знала наперёд, что именно случится, что ей надо сказать или куда направиться. Нет, в этом не было нервозности ясновидцев, которые с годами ломались под гнётом неотвратимого рока. Ни капли знакомого Хранителю безумия в сощуренных тёмно-карих глазах. Странная-странная Слышащая будто бы просто искренне наслаждалась происходящим.       И ведь это не было особо заметно в отдельных движениях или фразах, интонациях и жестах. О, Цицерон наблюдал за ней, да: она вела себя так же, как и остальные, реагировала вменяемо, двигалась по возможности плавно. Зацепиться было толком не за что, но почему-то в целом ощущение складывалось такое, будто девушка каждую секунду одёргивала себя, дабы окружающие не заметили её тихой радости и восторга. Будто всякий раз, когда собеседники говорили те или иные вещи, она внутренне ликовала от того, что всё опять прошло по плану, даже если внешне оставалась спокойной.       Возможно ли, что милая, драгоценная Мать ночи рассказывает Слышащим куда больше, чем просто детали контрактов?.. В конце концов, в её же интересах, чтобы несущий Её тёмную волю прожил как можно дольше. Ах, как бы Цицерону хотелось знать это наверняка! Но увы. Ему-то никогда не испытать таинства тёмного голоса Нечестивой Матроны в голове, а спрашивать Слышащую напрямую о подобном, если вдруг его догадки верны, будет совершенно неправильно и недостойно.       Цицерон, конечно, ни с кем не делился этими наблюдениями — о, да и кто бы стал слушать чокнутого Хранителя, который несёт лишь весёлый бред про Мать ночи? Имперец вполне осознавал, каким предстаёт в глазах окружающих, и иногда это было даже полезно. Кто же будет воспринимать всерьёз дурака?       Хотя Слышащая вот воспринимала.       Всегда внимала его речам с таким ласковым взглядом, доверяла свою спину в бою. Просила обучить искусству убиения, расспрашивала про Сиродил, про старые традиции… и всегда слушала. Хотя и с таким лицом, будто наперёд знала каждую его фразу. Знала, что безумие хоть и оглушило его спасительным смехом, но не умалило ни навыков, ни знаний, ни ума. Знала, что всё произойдёт именно так: что будет колесо и дорога у фермы, скверна забвения и упоительное Очищение, а затем – новый восход для их Семьи.       Хотел бы Цицерон открыть эту головушку, как сказочный ларец, чтобы посмотреть, прав ли был, роятся ли в самом деле там эти странные надиктованные мысли о будущих событиях и словах. Но нельзя, этого делать совсем нельзя: как же Слышащая будет слышать их любимую Мать без своей головы? Как будет нести Её волю, если в горле будет постоянно булькать горячая алая кровь? Совсем, совсем никак.       Девушка, конечно, замечает его внезапное затишье и поворачивается с вопросительным взмахом ресниц.       — Цицерон? — срывается с её мокрых губ спокойный, негромкий вопрос. Хорошая, милая Слышащая, заботится о Дураке Червей, волнуется о тёмном брате. В самом деле наслаждается его обществом. Странная-странная милая Слышащая.       — Это я! Это я! А вот и песенка моя! — сразу же улыбается ей Цицерон, пускаясь в пляс прямо в ручье. Девушка в ответ на такие танцы добродушно усмехается, с теплом глядя на него, и шут как никогда доволен, что именно эта понимающая, всё-наперёд-знающая, странная девчушка стала Слышащей.              В конце концов, раз уж ей правда известны наперёд все события, но с пути Ситиса она так и не свернула – значит, ждёт их Тёмное Семейство впереди только самое-самое хорошее!