Мост в рассвет

Косохлёст лишь пару часов прикорнул на чердаке какого-то домишки недалеко от резиденции Виюн. Очень он боялся упустить момент. Каждый миг, каждое слово с новым другом были ему дороже всего золота в подвалах Хранителя. Как только Сквозняку удастся улизнуть от "таскания шлейфа" (таскания за Хранительницей), они условились сгонять на Курганы, порыскать в хляби Неприкаянных душ. Может, там мальчик-подменыш разглядит то, что не почуял чужой для них Косохлёст. Может, родственнички сами поимеют совесть и найдут своего потерянного мальца. Про себя Косохлёст был уверен, что он всегда жил один на свете – иначе откуда он такой умный и самостоятельный? Но помочь другу найти родичей вдруг стало его главной целью. До рассвета оставалось ещё порядочно, когда он подкрался к дому Городничего. Окна – даже чернее неба над головой, сегодня ярко подсвеченного необычайно яркими звёздами по одной над каждым из пяти холмов. Косохлёст невольно засмотрелся. Не замечал он их раньше, ровно висят, как прибитые! И крупные, как самоцветы в гроте Марены. Жаль, не поддеть ножичком… Раздался приглушённый вопль с противоположной стороны холма – где днём и ночью кутили "Три горла"... Где-то в отдалении забрехал волколак. Навь-Костра жила обычной мирной жизнью. Эта мысль, эти звуки подействовали, как одолей-сон-трава, и давно нормально не спавший Косохлёст остервенело потёр глаза. И едва не пропустил момент, когда тихонько и без скрипа отворилась хорошо смазанная ставня. Знакомая белобрысая голова повернулась туда и сюда. И через секунду Сквознячок лёгкой тенью выскочил из окна. Косохлёст думал свистнуть ему, но тот прошёл несколько шагов и негромко позвал: "Косохлёст!" Он что, тоже с этим премудрым даром? – Я знал, что ты следишь, – удовлетворённо кивнул он, когда Косохлёст выбрался из укрытия. Шибко умный. – Ну и куда мы? – буркнул Косохлёст. – Твоих искать? Но, к его удивлению, Сквозняк качнул головой. – Нет, есть дела поважнее. – Поважнее? – Не хотелось показывать, но, кажется, этому мальчишке ничего не стоило верховодить даже не на своей территории. – И что это за делища? – с показным безразличием осведомился Косохлёст. – У Хранительницы есть дар, – зашептал ему Сквозняк, склонившись и приобняв за плечи. – И она ощутила, что где-то рядом – артефакт Марены. – Арте… что? – сморщил нос Косохлёст. – Ну, вещь, принадлежавшая ей! – нетерпеливо объяснил Сквозняк, будто это очевидно всем и каждому. – Хранительница тяжко переживает неудачу у грота вашей Марены. Но она чувствует, что здесь есть близкая Марене вещь. Она наблюдала из окна, здесь был старикашка, вынюхивал, говорил с Хранителем… – Это Старый Бес, – нахмурился Косохлёст. Бес никогда ничего не делает просто так. – И тогда она ощутила за ним… э-э… шлейф, – кивнул Сквозняк. – У него есть вещь Марены. Хранительница никогда не ошибается. – Так вот, какой у неё шлейф… – пробормотал Косохлёст. – Тяжело такой таскать, и правда… Он вскинул глаза на Сквозняка. – И, собственно, что? Как это связано с важными делами? – Артефакт нужно выкрасть. Такого Косохлёст не ожидал от гостей распрекрасной Яви. Брови недоверчиво взлетели. – А вы точно светлая Хранительница и её свита? – Понимаешь, эта вещь всё равно принадлежит Марене, а Хранительница лишь хочет отнести её к гроту и попробовать наладить связь… – начал юлить Сквозняк. – Так почему бы просто не пойти и не попросить открыто? – задал логичный вопрос Косохлёст. – Не отдаст вам – так подключить Ярра. Худо-бедно ему тут все подчиняются, даже Бес. По крайней мере, в открытую он не станет бузить. А Ярр уж точно не откажет… по многим резонам. – Понимаешь, – отвёл глаза Сквозняк, – она думает, что Бес и украл артефакт. По личным причинам. И у него явно нет желания его возвращать. Если попросить его добром, он может его просто уничтожить. И ты никогда не поймаешь его за руку. А каждый артефакт Марены на вес золота! – Хм-м… Да Косохлёст руку бы отдал лишь для того, чтобы коснуться чего-то принадлежавшего Марене… А оно сейчас в грязных лапах Беса! К тому же Бес никогда ему не нравился. Хотя, в отличие от всех остальных, его Косохлёст опасался. – То есть, ты хочешь украсть краденое? – уточнил он. – Не совсем, – блеснул во тьме зубами Сквозняк. – Я предлагаю тебе это сделать. – Мне?! – громче и тоньше, чем уместно, воскликнул Косохлёст. – Мне? – прошипел он, оглядевшись. – Да, представляешь, что будет, если узнают, что за этим стоит Хранительница? А ты… тут хорошо известен, насколько я понял, – обезоруживающе улыбнулся этот белобрысый проходимец. – А что, уже заранее известно, что затея провальная? – сварливо спросил Косохлёст. – Нет, если за дело возьмёшься ты. Кто ещё так знает город? Повадки местных жителей? Распорядок их дня и ночи? А вот и лесть в ход пошла. Не ожидал… – Мне казалось, у тебя есть тайны от Виюн, а вы, оказывается, заодно, – немного разочарованно заметил Косохлёст. – Я предан ей телом и душой, – чеканно отозвался Сквозняк. Неплохо она обработала его за вечер, с досадой подумал Косохлёст, глядя в заоловяневшие глаза. А был нормальный парень… Семью вон искал. – Так возьмёшься? – спросил Сквозняк с вызовом. Косохлёст задумался. Если попадёшься, навсегда обретёшь хитрого и опасного врага. Но предчувствие небывалого приключения уже будоражило кровь. Он сразу понял, что согласится. Осталось поломаться и понабивать себе цену. – Ну а если и возьмусь? – усмехнулся он. – Что мне за это будет? – Ты можешь отправиться вместе с нами, – без тени усмешки ответил Сквозняк. – Потом… – А вы разве уже собрались уходить? – прищурился Косохлёст. Сквозняк опустил взгляд на липовый Зимний крест на запястье и сжал губы. – Рано или поздно… Придётся. Косохлёст поразмыслил. – А как же твои? Даже в темноте видно было, как страдальчески сморщилось лицо Сквозняка. Но потом снова разгладилось – как у куклы. – Вряд ли я кого-то найду здесь, – глухо отозвался он. – Хм. А чуть ли не с первой фразы начал именно с поиска родных. Виюниха погасила эту неистовую надежду? – Ну так что? Поможешь? – заискивающе спросил Сквозняк. Косохлёст почесал затылок. – А-а-и! Семи смертям не бывать! – Он растопырил пятерню, протянув Сквозняку для пожатия. Тот сжал её осторожно, как девчонка. А вторую руку положил Косохлёсту на плечо, заглянул в глаза. – Спасибо. Я никому не скажу о твоём секрете, если ты не захочешь… – Хм, – в третий раз хмыкнул Косохлёст. О таких делах обычно не трепятся. Негласный закон. А Сквозняк уже второй раз намекает на какую-то тайну. Знать бы, о чём он… Но не хочется себя выдавать ни за грош, вдруг это какая-то дребедень. Да и дело не ждёт. Косохлёст быстро обвёл взглядом безлюдную улицу. – Так. Бес обычно рано ложится спать, в кабаке верховодят его младшие родичи. Они все у него заместо прислуги… И рано встаёт – идёт считать выручку, пока все дрыхнут. Расплачиваются же не только монетами – их мало у нас в ходу. В основном услугами. Так что бо́льшая часть города в долгах как в шелках Бесу. Всё на листочках записано, а листочки Бес хранит в ларце, мне Ситень говорил. Если подумать, то, коли Бес всех призовёт одновременно намять нам… мне бока… – Косохлёст тихо присвистнул. – Останутся от меня рожки да ножки. Да и сам он скор на расправу, даром, что старый. Рука Сквозняка сжалась на плече. Он посмотрел вбок и решительно сказал: – Ладно. Я передумал. Идём вместе! – Ну уж нет! – возмущённо шикнул Косохлёст. Хотя внутри потеплело: всё-таки друг… – Я уже придумал, как попасть в дом! И надо делать это сейчас, Бес свистит во сне, мне Ситень жаловался. А в остальное время не предугадаешь, где его носит – быстр, гад, хоть и с палкой. Если свист прервётся, я услышу. Спущусь по трубе, прямо в его кабинет, там у него камин. А ты слишком здоровый и наверняка наделаешь шуму! – победоносно закончил он. Сквозняк вздохнул и опустил голову. Рука с плеча Косохлёста нырнула в карман. – Тогда держи. – Он протянул на ладони слабо светящуюся мертвенно-белым нить. – Она путеводная. Выведет тебя куда надо. Косохлёст взял нитку двумя пальцами и поднёс к глазам. Потом покосился хитренько на Сквозняка и осведомился: – Из шлейфа выдернули? Тот фыркнул, протянул руку за нитью, но Косохлёст уже упрятал её в кулаке. – Я пошёл! – Ни пуха!.. – выдохнул Сквозняк. – К Бесу! – хохотнул Косохлёст, сверкнув на прощание улыбкой. И действительно пошёл на ту сторону холма, где располагалась медоварня и личные покои Старого Беса. А Сквозняк ещё долго смотрел ему вслед. Он сделал всё, что просила Хранительница. И теперь она точно поможет ему отыскать здесь родных. Она обещала… Лишь бы с ней ничего не случилось этой ночью.

***

Забраться на крышу – раз плюнуть. Найти нужную трубу – легче лёгкого! Косохлёст отлично знает, как выглядят все трубы Навь-Костры снаружи и изнутри. И вот эта, изящно узкая, тёмно-красного кирпича и ведёт в кабинет Беса. Это вам не заводские толстожоры, по которым истекают пары сброженного мёда. И не закопчённые трубы истопной. Тут всё со вкусом и красиво – с решёточкой, с флюгерочком!.. Зачем в вечном безветрии флюгер – бес его знает. Бес всё знает… Косохлёст неслышно скользил по крыше, прячась за выступами и трубами. И у нужной ему он остановился и снял с пояса верёвку. Одному неудобно, но Ситня не станешь просить грабить деда, а Сквозняк, если попадётся… Лучше об этом не думать. Ничего. Всегда был один и сейчас справится! Косохлёст обвязал трубу за основание и вскочил на борт, кое-как протиснувшись под ажурный дымник. Хорошо быть щуплым… Он замер лишь на миг, прежде чем спустить ноги в абсолютную черноту. Глупый детский страх – что кто-то может схватить там за ногу и утащить… Наверное, и то видение со страшным лицом и жутким голосом И рухнет Мос-ст… – не более, чем кошмар наяву. Узковато – спина и коленки упёрлись в стенки дымохода. Так, не отпуская верёвки, перебирая ногами, Косохлёст постепенно и очень тихо опускался в камин. На лице – влажная тряпица от сажи. Впрочем, её тут оказалось немного, видимо, Бес редко сидел у огонька, весь в делах. Спуск – чёрная бесконечность. Ноги топ-топ по стене. Спина протирает противоположную. Плечи трутся о боковые. Вдох. Перехватить верёвку. Верить только собственным пальцам и стопам. Все неровности дымохода и колючая шероховатость верёвки – на локтях, на позвоночнике, на коже. Топ-топ… Наконец Косохлёст упёрся в заслонку, осторожно вытащил из кармана нож-бабочку, поддел, отодвигая… И спрыгнул в камин. Дров не было, углей тоже. Чистенько и пусто. Он напряг слух… И точно – еле слышно по дому разносился тоненький свист в ритме дыхания. Вроде тихо, но если соберёшься спать, то будет мешать, как зудящий комар. Ситень говорил, поэтому все стараются спать подальше от Беса или в другое время. Например, на работе. Но он спит, а значит, мешкать не след. Косохлёст вытащил из-за пояса путеводную нить. Она мягко сияла в почти полной темноте кабинета. Не видно было даже собственной руки – только витой узор, лежащий на ладони. Косохлёст сложил нож, выбрался из камина и начал водить рукой туда-сюда, бесшумно ступая по кабинету. Свечение пульсировало, как сердце, в такт свистящему храпу Беса. Так прошло довольно много времени, нить не желала разгораться сильнее, но и не тухла. – А-а, чтоб тебя черти взяли! – выругался Косохлёст шёпотом. Возбуждение от небывалой авантюры поутихло в крови, и теперь просто хотелось выбраться отсюда поскорее – пока не замолк сонный свист. Что если слегка отвернуть портьеру и поискать привычным манером? А то ни беса же не видно. Косохлёст сжал нить в кулаке и ощупью пошёл к окну, у которого недавно подслушивал разговор Беса с Ярром. И хоть ступал он мелкими шажочками, чтобы не споткнуться и не наделать шуму, всё равно задел что-то, чего явно не должно было быть на полу. Разлапистое, оно, протянув металлические пальцы, запуталось в ногах и уронило Косохлёста на пол. – Ч-чёрт… Стук получился знатный, особенно в этой тишине. Косохлёст замер, сидя на полу с распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Свист на несколько дыханий прервался… Но потом возобновился, и Косохлёст с колотящимся сердцем хотел уже встать… Но тут он заметил, как сияет нить. Падая, он безотчётно разжал кулак, и она выпала. И сейчас лежала на полу, сложившись в подобие стрелки. Теперь она светилась так ярко, что стало видно: запнулся Косохлёст о канделябр с пятью чёрными огарками свечей. Какой идиот поставил его на пол?.. Но, похоже, стоит поблагодарить неизвестного идиота. Тут явно какой-то тайник под полом. Косохлёст живо отогнул уголок ковра и костяшками пальцев постучал по камням там, куда указывал кончик нити. И правда, один блок лежит как будто слишком свободно… Какой банальный тайник для старого хитреца. Признаться, ожидал чего-то позаковыристее! Лезвие ножа прошло в шов, как в мягкое масло. Щелчок! От камня отделилась ручка, Косохлёст потянул… И фальшивый камень откинулся, как крышка, открыв тёмный пустой погреб, совсем низкий, в половину роста. Лезть туда совершенно не хотелось… Косохлёст с сомнением глянул на канделябр, качнул головой, взял двумя пальцами нить и свесил её в тайник. И едва не присвистнул, когда металлические завитки кованого ларца лунно отразили её свет. Но как открыть? Там небось хитрый замок – ножичком не вскроешь… Косохлёст отстегнул от подкладки булавку. Может, Бес и не так хорош. Держа нить в зубах, Косохлёст свесился в погреб и принялся орудовать в замке. Так… Ещё чуть-чуть… Ч-чёрт, сорвалось… Бесово отродье! Пахло пылью, но сквозь затхлость подвала едва-едва пробивался незнакомый льдисто-свежий аромат, немного похожий на запах свежего снега… И привыкшие к тьме глаза различили синеватую полоску свечения. И вдруг нить, которую Косохлёст сжал в зубах и едва не перекусил от усердия, кончиком потянулась к замку. Взломщик разжал челюсти, и она ввинтилась в скважину. Несколько учащённых вдохов и выдохов – и замок тихо щёлкнул. Ай да ниточка! Косохлёст осторожно откинул крышку, и среди кипы бумажек (наверное, с "услугами"!) блеснули отражением неяркого света тёмно-синие камни, напоминая о других камнях – самоцветах в гроте Марены… И о звёздах в небе. Запах зимы стал сильнее. Косохлёст протянул дрогнувшие руки и извлёк на свет Навий венец сложной и изящной работы из чернёного серебра, украшенный крупными самоцветами. Аж спёрло дыхание от восторга – да, эта вещь несомненно принадлежала Марене! Похожие на сапфиры камни сияли сдержанным и благородным внутренним светом. Взгляд тонул в их глубине, и время тоже… Так что, когда на гранях огнисто заиграл другой отсвет, приглушив их морозное сияние, было уже поздно. Косохлёст похолодел. Как же тихо. Слишком тихо. Свистящий храп умолк. И умолк уже давно. – Полюбоваться пришёл, Косохлёстушка?

***

Бес возвышался над ним во весь свой невеликий рост, но всё равно казался грозным великаном, страшным горбатым чудищем… Косохлёст, не успев подумать, попытался вернуть венец на место и захлопнуть ларец… Но уже на полпути осознал всю глупость этого суматошного телодвижения. Он попался. Попался со всеми потрохами. Прямо на месте преступления и с уликами в чёрных от въевшейся сажи руках. Хорошо, хоть один… Что ж, надо проигрывать достойно. Нет такой кары из тех, что может обрушить на него Бес, которую он не смог бы вынести. Мелькнула робкая надежда на справедливость Ярра… Если он узнает. Если Бес позволит ему узнать. Мало ли, пошёл бездомный хулиган в Тёмный лес, укурился одолей-сон-травы и пропал, бедняжка. Косохлёст заранее насупился, а Бес без всякой злобы (и даже без удивления и уж точно без следа сна) в глазах мягко процокал по толстому ковру и принял у неудачливого воришки из рук венец. – Восхитительная вещица! – с видом гурмана покачал головой он. Канделябр о трёх свечах он поставил на стол. – И правда, как можно такую красоту под спудом держать? Косохлёст хмыкнул, гадая про себя, к чему клонит Бес. А тот, налюбовавшись вдоволь, повернул к нему голову. – Я не буду спрашивать, зачем и кто тебя подослал. – Широкая улыбка, лучистые добрые морщинки. – Я просто предложу тебе искупить свою вину. – Как?! – Вышло по-девчачьи тонко, Косохлёст стукнул себя кулаком по груди и прокашлялся. – А окажешь старику услугу. Когда придёт время… Ох уж эти услуги Беса! Попадёшь в коллекцию его писулек, грязными подштанниками не отмахаешься. Лучше бы он рвал и метал, ругался и топал копытами… А это вкрадчивое добродушие только холодит спину. – Ладно, – не стал спорить Косохлёст, ибо бесполезно. Только бы улизнуть отсюда… Непослушный взгляд тоскливо скользнул по венцу. – А это мы пока сюда положим, не возражаешь? – тут же откликнулся Бес и вернул артефакт в ларец, в бумажную могилу, отряхнул руки неизвестно от чего… – Ну иди, дружок. "Перепрячет", – безошибочно понял Косохлёст чутьём воришки. Но лучше валить, пока… – Только кровью распишись, – остановил его Бес, протягивая "писульку". – Шепнёшь за меня словечко, если сложится. Косохлёст исподлобья взглянул на лист договора. Делать нечего, не отпустит душегуб. Он почти не глядя раскрыл нож, полоснул слегка себе по пальцу и оставил свой кровавый отпечаток на сероватом листке. Уж Бес использует это для своей вящей выгоды… Тот удовлетворённо поглядел на подпись и бережно положил лист сушиться на стол, прижав уголок богатым пресс-папье. – Ну, иди, Косохлёстушка, – сказал он ласково. Косохлёст окинул взглядом кабинет. Выйти нормально, через дверь? Или обратным ходом, верёвка-то в трубе болтается, родимая… Но Бес уж предупредительно отпер замок, снова очутившись быстро и бесшумно не там, где стоял. – Бывайте, – на всякий случай попрощался Косохлёст, мечтая оказаться отсюда за три Моста. Он уже переходил порог… – Э-э… – вздохнул Бес. – Ты бы знал, что крал, молодой человек… Косохлёст навострил уши. – Свадебный венец Марены, – доверительно шепнул Бес, приложив когтистую руку ко рту. – Мой подарок. Косохлёст помедлил, чуя, как в сотый раз за сегодня дыхание сбивается с ритма. Здесь явно кроется что-то важное… Он слегка обернулся через плечо и как можно небрежнее поинтересовался: – Да? И за кого же она собиралась замуж? – Э, много будешь знать – вырастешь и состаришься. Как я, – лукаво подмигнул ему Бес. А потом невзначай подпихнул в спину. – Рассвет-то скоро, дай старику доспать самый сладкий сон. – Он показательно зевнул, потянувшись всем телом, но в проницательных глазах – ни тени сна. И правда, пора и честь знать. Пока цел. Косохлёст шмыгнул за дверь, угрём юркнул меж никогда не остывающих чанов с медовухой... Свадебный венец Марены, значит. Почему-то это странным образом связалось в голове с пугающим видением в дымоходе здесь же, в доме Беса. Или с воспоминанием… Собственной голове уже нельзя верить! Самый тёмный предрассветный час встретил промозглой прохладой – оказывается, Косохлёст основательно взмок от волнений и тепла в цехе. Зато теперь в мозгах немного прояснилось. Ну что же, дело он не то чтобы провалил… Не сдвинул с мёртвой точки, скажем так. Придётся Виюн обойтись без артефакта. Или пусть подбирает белыми ручками шлейф и сама шурует на поклон к Бесу. И айда решать, кто из них самее и хитрее. Свадебный венец, ха! Уж не захотелось ли Виюн самой его примерить?.. А там где-то изнывает в ожидании Сквозняк… Хотелось бы думать, что он переживает не только за артефакт, но и за (неудачливого) вора. Вроде были у него какие-то метания. Но всё равно подбил на некое сомнительное дельце, носитель шлейфа. А ещё друг… Впрочем, дружбу никто не предлагал. Это он, Косохлёст всё сам себе надумал, не лучше Ярра, увидевшего в переходе через Мост цель жизни, а в Виюнихе – единственную зазнобу… Усталость, досада и злость высосали последние крохи тепла из-под рубахи, и Косохлёст зябко поёжился, будто уже Колад остудил всё кругом своим дуновением. Забиться бы куда-то и дать волю ругательствам. Глаза жжёт от сажи, так что того и гляди разревёшься, как девчонка. Всегда считал себя свободным и независимым, а не одиноким и бездомным. А вот не пойдёт сейчас отчитываться перед Сквозняком, как мальчик на побегушках! А не пошёл бы он к бесу! Пусть ещё помучается в неведении. Кивнув самому себе, Косохлёст сунул руки под мышки и ускорил шаг. По подворотням он обошёл дом Городничего и ловко вскарабкался на чердак соседнего – утлой избёнки какого-то вурдалака. Где и растянулся блаженно на охапке гниловатого и оттого особенно душистого и тёплого сена. Может, стыдно ему было вернуться с пустыми руками, потому так старательно разжигал в себе злость… Или боялся он, что Сквозняк взглянет разочарованно голубыми глазами и никогда больше не улыбнётся и не поверит тайну, не обнимет дружески за плечи… Только уснул Косохлёст быстро, и снилась ему Марена, живая и улыбающаяся, в изящном венце с синими камнями в тёмных волосах. Сквозняк держал шлейф её белого платья и незаметно пытался вытащить из него ниточку. Бес всё кланялся и радушно улыбался, помахивая канделябром с пятью сгоревшими чёрными свечами в одной руке и кипой окровавленных бумажек в другой. И кто-то стоял рядом с Мареной, в чёрном одеянии, очень худой и высокий, с вороном на плече. Ярр?.. Косохлёст всё пытался заглянуть ему в лицо, но не мог. И когда он наконец выпрыгнул прямо перед спутником Марены, в душу заглянули глаза того кошмара из трубы. Рот страшного и красивого лица изогнулся в сардонической усмешке, и незнакомец схватил Косохлёста за ногу, хотя возвышался над ним. А Марена превратилась в Виюн, и тоже смеялась, и царапала серпом на коже Зимние кресты всем, кто попадался под руку, и кровь неостановимо сочилась из ран, как кровь Сирин… Марена-Виюн занесла серп над Косохлёстом, и за спиной её, грозная и мрачная, встала Огненная река. Он отпрянул, споткнулся, упал… Сверкнуло острым серебром остриё… – А-а-а!!! Он подпрыгнул, разметав сено. Покружился на месте, затравленно озираясь. Запылённый чердак, темнеющее прелое сено, утро. Холодный пот капельками на висках. Надо отсюда валить, пока не заявился хозяин. Косохлёст мячиком выпрыгнул на мостовую. И очень неудачно – прямо навстречу ему труси́л очень странно одетый Городничий. Изорванный мундир с кровавыми потёками, а сверху цветастый платок. Даже схуднул как будто… Городничий не мог не заметить Косохлёста, но только досадливо махнул рукой и пробежал мимо – к своему дому. Интересно, он знает, что его немного потеснили? Вне себя от любопытства (и вот бы забыть только что приснившийся кошмар), Косохлёст бросился следом, опрометью обежал дом с другой стороны и уже заприметил себе удобное местечко за углом, как вдруг нос к носу столкнулся со Сквозняком. Ну вот, теперь то ли оправдываться, то ли негодовать. Но тот сделал большие глаза и приложил палец к губам ("Тс-с-с!"). И взглядом показал на окно, под широким выступающим подоконником которого они оказались. Городничий звонко тряс ключами, два раза уронил их, смачно выругался (а неча запираться, никто в Навь-Костре не запирается, злорадно подумал Косохлёст). А потом по удивлённому вздоху стало понятно, что он обнаружил: дверь только притворена. Косохлёст и Сквозняк одинаковым движением обхватили подоконник и осторожно выглянули. Как раз нужная комната – сразу за сенями. И вовремя. Городничий по-хозяйски распахнул дверь, ввалился… И живописно замер на пороге. Виюн стояла спиной ко входу, и платье посверкивало в полумраке наступающего утра. Светлые волосы до талии, фигура-статуэтка… Косохлёст поймал себя на том, что высматривает, не блеснёт ли в руке серп. Но вроде Ярр пока не давал его ей, хотя кто его знает: то одной серп подарит, то другой… А Городничий, судя по физиономии, совершенно обалдел. – Ты… ты… – только и смог выдохнуть он и зашлёпал губами, как выброшенная на берег рыбина. Виюн повернулась к нему лицом с королевским достоинством. Хотя она не могла не услышать, как хлопнула дверь. Стало быть, чувствует себя абсолютно спокойно в чужом доме и ухом не ведёт. А Городничий будто обжёгся о взгляд тёмных глаз. – Да? На бедного Городничего почти жалко было смотреть. – Не… ты. Но… так похожа!.. – со слишком долгими паузами промямлил он, тушуясь. И снова умоляюще взглянул на Виюн. Сквозняк толкнул Косохлёста в бок ("Ты что-то понимаешь? И я нет"). – Простите. – Городничий попытался оправить лохмотья и платок. – Это мой дом, а вы напомнили мне одну особу… Которую я не могу забыть уже вечность. – Вечность? – участливо уточнила Виюн. – Может, я в состоянии вам помочь? Я многих встречала в своём служении. – Она… Такая же, как вы. Только глаза… Как небо голубые. – Он снова пытливо взглянул в лицо Виюн, словно сравнивая её черты с чьими-то ещё, выискивая сходство… – Нет ли у вас сестры? – Сестры? – ласково рассмеялась Виюн. – Только брат. Но он не похож на меня… – Да, конечно… – погас Городничий. – Быть может, память мне изменяет, в нашем городе нельзя доверять памяти. – Он виновато развёл руками и неловко улыбнулся. Честно говоря, ему даже шло не быть таким самодовольным кретином. – Мне очень жаль, – с сочувствием произнесла Виюн. – Ничего… Но я прошу вас, пользуйтесь моим гостеприимством, сколько пожелаете! – встрепенулся Городничий и прижал руку к груди. – Благодарю, – чуть склонила золотую голову Виюн. Оглянулась на дверь во внутренние покои, на окно (Косохлёст и Сквозняк одинаково нырнули под подоконник). – А знаете, – начала она доверительно и тихо, еле слышно, – мне мила ваша надежда и преданность давней любви. Это напомнило мне мою мать. Она так и не дождалась своего суженого… – Как будто искренняя печаль струилась с губ Виюн. – Он ехал на их свадьбу, всё уже было устроено, но, видно, что-то задержало его в пути… Она долго горевала. Но мой отец был… настойчив. И она стала его. Косохлёст понял, что ещё немного откровенностей, и он умрёт от нехватки воздуха – пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать этот тихий шёпот. Но так зудело разузнать… – Я ещё помню её, но мой младший брат не получил её любви. Он больше похож на отца… А она сошла в Тень душой и телом до срока. – В Тень? – жалобно переспросил Городничий. – О Марена, умоляю, не томите! Как её звали?! – Василисса.