Её глаза

Её глаза всегда были такими живыми. Они словно горели только для меня, и я мог бесконечно смотреть в них, хотя она совсем не понимала, чего такого в них можно найти. А я смотрел в эти темно-карие огонечки, стараясь запомнить каждую деталь, каждое чувство, что так искренне отражалось в них. В самом начале её взгляд был скорее по-детски любопытным. Она играла со мной и хотела понять, кто я, чего от меня ожидать и стоит ли вообще иметь со мной дело. Своего рода игра затянулась, и в её глазах начало читаться совершенно новое чувство: интерес, смешанный со смущением. Так смешно, она могла вести себя уверенно и бойко, но глаза всегда выдавали её неловкость. Со временем появились стеснение и кротость, она старалась не смотреть на меня, но это не мешало мне видеть, какие взгляды она на меня бросает. Время шло. В её взор вернулась была уверенность, основанная, однако, совершенно на других чувствах - спокойствии и комфорте. Она начала ко мне привыкать. Все ближе и ближе общаясь с ней, я открывал все новые и новые виды её взгляда, каждый раз поражаясь тому, сколько же в этих глазах чистоты и искренности. Веселье, нет, скорее детский восторг, который, пожалуй, редко встретишь уже у девушек её возраста. В её зрачках плясали тысячи огонечков, и изредка пробегали чертенята. Ей хотелось приключений, но её точно так же радовали совершенно обычные вещи, как, например, катание на качелях или бабочки с голубыми крылышками. Восхищение. Она могла смотреть на меня, как на настоящее чудо, хотя я ведь совсем этого не заслуживаю. И все же было приятно знать, что эти глаза смотрят только на меня и эти её чувства да и она сама принадлежат только мне. Растерянность и удивление. Кто бы мог подумать, что столь прекрасное создание может смотреть, так искренне поражаясь тому, что я тоже ей восхищаюсь и испытываю по отношению к ней те же чувства, что и она ко мне. Досада. Зачастую из-за какой-то мелочи, будь то назначенный не на то время факультатив или неполучившееся печенье. Она пыталась сердиться, ругалась и забавно жестикулировала, но при этом смотрела жалобно, ища поддержки, и я не мог не прижать её к себе, уверяя, что все хорошо. Говорили, что её взгляд все же бывал пугающе разъяренным, но мне никогда не удавалось видеть её такой, и хочется верить, что при мне просто не было необходимости в таком взгляде. Серьёзность. Каким же глубоким взором она смотрит вникуда, когда речь заходит о том, что тревожит её маленькое горячее сердечко. Она не любила говорить о таком, и все же я знал, как ей это необходимо. Многое я бы отдал, чтобы в её тёмных глазах никогда не было этой тени затаенных глубоко внутри переживаний... Было ещё какое-то выражение, которое проскальзывало в её взгляде из-под полуопущенных длинных ресниц. Потерянность чтоли. Она будто не понимала, что происходит, и явно не хотела, чтобы это происходило. Ей было уютно, и этот уют приходилось разрушать, заканчивая наши поцелуи, объятия, встречи... Её глаза всегда были такими живыми... Как же больно было мне смотреть в них, встречая её вновь, спустя полгода после того, как мы виделись в последний раз. Такой пустоты и уже ставшей привычной тоски я ещё никогда не видел. А самое ужасное, что я знал, что сам виноват в этом. Я знал, что тогда она плакала. Много плакала. Хотя я никогда вживую не видел её слёз. Я знал, что и сейчас ей хочется заплакать, но она не позволит себе этого. Будет разбитой, но не покажет слабости. По крайней мере мне. А ещё я знал, что однажды, взглянув ей в глаза, я не увижу ничего, кроме равнодушия или ненависти. Мне будет очень тяжело, но все же... Пусть лучше её глаза будут живыми и горят. Даже если не для меня.