Перевернутый мир

Порой мне хочется остановить эти мгновения и спасти их от обычных штучек времени. Они ускользают от меня… Постоянно ускользают от меня. abba - slipping through my fingers. Глава 8. Что? Ну что шло не так? Я не понимал, впрочем Точилин тоже. И состав усилили, и мотивации у них было хоть отбавляй, а все равно опять проиграли. Еще и мальчишки всё воскресенье сводили меня с ума с самого утра. Пашка требовал пойти в кино, Матвею хотелось в парк на горки, а у меня дел по дому навалилось вагон и маленькая тележка. В итоге нашей няне отдохнуть от нас опять не получилось. В понедельник перед тренировкой с убитым в край настроением, я отправился сдаваться Калинину. Олег Иванович наконец-то вернулся в город и теперь с трепетом и нетерпением ждал меня в ресторане. Как смотреть ему в глаза после очередного СЕДЬМОГО поражения, я понятия не имел. Я иногда подозревал, что он, что Виктория Михайловна с телефоном не расставались даже во сне. Вот и сейчас, тронул его за плечо, показывая, что я пришел, а он, не отрываясь от разговора, только махнул рукой, указывая на кресло, стоящее напротив него. Пока Калинин объяснял кому-то, что его встреча гораздо важней, чем какой-то там экономический форум, я огляделся по сторонам. Уютное было местечко, минимум народу, из колонок лилась тихая приглушенная музыка, для какого-то-нибудь романтического свидания вечером – самое то. Олег Иванович наконец-то отключился и, кинув телефон на столик, по человечески поздоровался. - Может быть закажем что-то? – предложил он перекусить, указывая мне глазами на синюю папку с меню. - Нет, спасибо, - я, показывая ему на свои наручные часы, вежливо отказался, - У нас через час тренировка. - Ясно, - понимающе кивнул Калинин, - Сергей Петрович, мы не первый день друг друга знаем, поэтому я ходить вокруг да около не буду. Ты мне сразу скажи, что с командой? Что с «Медведями»? Почему игра то не идет? Я задавал себе тот же самый вопрос изо дня в день, так и не находя на него ответа. Вот и ему ответил тоже самое. И ведь каждый матч разбирали буквально по кусочкам, но после постоянно вылезало что-то новое. Как с этим бороться? Кто знал? - Мы как раз сейчас над этим работаем. Он побарабанил смуглыми от южного загара пальцами по столешнице. - Ты пойми, Сергей Петрович, хоккей не является смыслом всей моей жизни, но это вид спорта я очень люблю. Да знал, я это все прекрасно. И про то, что «Медведи» были моим третьим детищем, и про то, что никакой плей-офф нам не светил, если мы и дальше будем сливать матчи за матчем. Я тяжело вздохнул, подбирая нужные слова, потому что он был прав и продолжаться бесконечно это не могло. - Олег Иванович, следующего поражения не будет. Или ищите другого тренера. Вот и все. Ну, а какие в данной ситуации еще могли быть варианты? Он попросил меня не принимать поспешных решений, поживем увидим. На этом и разошлись.

***

Я наизнанку выворачивался, стараясь хоть как-то приободрить команду, а они выводили меня из себя, болтали и копались в телефоне даже во время разбора полетов. - Вы что-то серьезное обсуждали? – заорал я на всю раздевалку, потому что нервы просто уже не выдерживали, Шмелев и Куницын могли довести кого угодно. Они мгновенно притихли, замямлив себе под нос что-то невнятное. Отобрал у Шмелева его злополучный телефон, который он изо всех сил пытался мне не отдавать, сжимая его в ладонях покрепче. КОМАНДУ РАСПУСТИТЬ – ТРЕНЕРА ПОВЕСИТЬ, - огромными буквами гласил заголовок дурацкой статьи. Желваки на моих скулах заходили сильней. И ведь не на этих писак злился, а на двух дураков, сидящих напротив, которые вместо того, чтобы меня слушать и выигрывать матчи, сидели и читали всякую ерунду. Точилин во время тренировки попросил меня не обращать внимания на этих журналистов, всерьез предполагая, что это как-то могло задеть мою «тонкую, душевную организацию». - Они, конечно, имеют полное право критиковать команду, но называть тебя «сбитым летчиком» - это неправильно. Сашка кипятился, а мне вдруг стало смешно. - Сань, меня, когда в НХЛ сломали, писали тоже самое. Я привык.

***

У Виктории Михайловны было для нас какое-то невероятно-важное объявление, поэтому после тренировки я попросил команду никуда не разбегаться из раздевалки. - По поводу? – полюбопытствовал Кисляк, возвращаясь обратно к скамейке, кидая сумку. - Андрей, я проинформирован по этому поводу, точно так же, как и ты, - все, что он получил в ответ, - Да, кстати, я только что узнал, что завтра в ледовом расписании есть окно. Мужчины, почему бы нам им не воспользоваться? Они согласно закивали, но в этот миг влетевшая в раздевалку как ураган, Каштанова испортила нам все планы. Не виделись с ней с самой субботы, и я надо признаться соскучился. Даже сердце застучало раза в два чаще, стоило ей только появиться и встать рядом. - Увы, но никакого окна завтра не будет. - Что значит не будет? Я только что разговаривал с директором дворца. Опять что-то выдумала без моего ведома. - Извините, я опять не постучалась, все одеты? – проигнорировала она мой вопрос, разглядывая притихших хоккеистов. Вот же язва! С самой первой встречи запомнила сказанные Сашкой слова в коридоре и теперь повторяла их каждый раз, когда заходила в раздевалку, - Завтра у команды другое мероприятие – фотосессия. У нас, несмотря ни на что, появился новый, генеральный спонсор – швейная фабрика. Поэтому все должны принять в фотосессии активное участие. Еще лучше. А больше нигде команда не должна была принять участие? Мы только и делали, что проигрывали, а она в очередной раз занималась ерундой. - Голыми будем сниматься? – не удержался Кисляк, а все вокруг захихикали, будто им было по пять лет, напоминая мне Матвея. Вот он с таких шуточек просто валялся. Виктория Михайловна на эту реплику только закатила глаза. - Ваши голые тела никого не интересуют. Фабрика специализируется исключительно на мужских костюмах. Завтра в одиннадцать у ледового дворца – никому не опаздывать. Радости от этой новости на лицах я не увидел ни у кого. Кому хотелось тащиться на внеплановый «субботник», еще и бесплатный? Догнал ее уже в коридоре, призывая остановиться. Она послушно замерла, сжимая в руках планшет и телефон, оборачиваясь. И грянул очередной взрыв. - Может вы потрудитесь объяснить, какая еще к черту фотосессия? Мимо проходили болтающие хоккеисты, а мы стояли посреди коридора и цапались друг с другом на повышенных тонах. Лишь бы не подраться. - Сергей Петрович, вы издеваетесь что ли надо мной? - о, это кто тут еще над кем издевался? У нее это получилось делать просто мастерски. Как там говорилось – талантливый человек – талантлив во всем, - Только что я в раздевалке, все четко, громко, на русском языке рассказала. - То есть, вас не смущает, что тренер узнает об этом вместе с игроками? Ничего ее не смущало, даже бровью не пошевелила. А могла хотя бы позвонить. - Очень интересно, а что бы изменилось, если бы вы узнали об этом раньше? Она вдруг понизила голос на полтона, слегка подаваясь вперед, так что я невольно сделал полшага назад. Дальше была стена и двигаться уже было некуда. Что же эта женщина со мной творила? У меня внутри кипела ярость, смешанная напополам с нежностью, страстью и коктейлем еще не до конца изученных ингредиентов. Пора бы уже давно себе признаться – Сергей Петрович, что ты попал и никуда теперь от этого не денешься. - Ну вообще-то я хотел провести дополнительную тренировку, которая сейчас команде нужна больше, чем какая-то там фотосессия. - Серьезно? – она сощурила злые, зеленые глаза, становясь похожей на разъяренную кошку, - А вы позвоните Калинину, а пусть он аннулирует договор со спонсорами, - и знала по каким-то точкам бить. Я, ничего не зная про Калинина, молчал, - Телефон забыли? Я могу вам его дать. Она психовала, принимаясь искать в смартфоне номер Олега Ивановича. Отказался от его номера, еще немного и я выучу его наизусть. - Сколько это займет по времени? – поинтересовался я уже более мирным тоном. Виктория Михайловна только пожала плечами. - Не знаю, часа два, наверное. И на другой день это мероприятие тоже никак перенести было нельзя. Условия спонсоров, которые давали нам деньги для клуба. А потом она заявила, что не видит ничего плохого в том, что ребята появятся на обложках журналов, ради хорошего пиара для команды. - Лучший пиар для команды — это когда она выигрывает. И лучше бы я ей этого не говорил. Знал ведь, что не стоило лезть акуле в пасть – сожрет. - А вот тут я с вами согласна, но это по вашей линии, - молча сверил ее взглядом, пока она в очередной раз плевалась ядом и думал, почему я влип именно в нее? Та же Софа из танцевальной студии, насколько я знал была в разводе, симпатичная, хоть и слишком болтливая. Но мне не нужна была никакая Софа – мне нужна была та, что стояла напротив и бесила меня, - Я очень надеюсь, что с восьмой попытки у вас получится. Уходила она как всегда по английски, не прощаясь.

***

- Папочка, а я скучал – сильно, сильно, - бросился мне на шею Матвей, я едва успел захлопнуть за собой дверь и кинуть сумку на пол, обнимая теплого сына. Мое счастье и вся моя жизнь была только в этих двух непоседах, - И Паша скучал, - добавил Матвей, болтая ногами в воздухе, - Только он в комнате, уроки делает. - А я-то как по вам скучал. Невыносимо. В этот момент в кармане куртки раздалась трель телефона, оповещая о звонке, и мне пришлось спустить сына с рук. Кажется, Виктория Михайловна намеревалась опять поругаться, потому что ничем другим все наши разговоры не заканчивались. Но голос ее услышать мне все равно было приятно. - Я вас слушаю. - Сергей Петрович, вас Каштанова беспокоит, - можно было не представляться, я бы ее узнал из миллиарда голосов, ну и на экране смартфона имя высветилось. - Я только что говорила со спонсорами, они намекнули, что вам тоже неплохо было бы поучаствовать в фотосессии. - Серьезно? – возмущению моему не было предела, - А больше они ни на что не намекали? - Я так понимаю – вы против? Было бы странно, если бы я скакал от восторга от этой новости. - Значит так, Виктория Михайловна, я хоккейный тренер, а не фотомодель, - Матвей, вцепившись в мою ногу, услышав знакомое имя, неистово заорал, подпрыгивая и пытаясь отобрать у меня телефон. - Папа – это Вика, да? Пап, дай мне поговорить с Викой! Ну, папа, - и принялся меня трясти как дерево, - Вика, привет – это Матвей, - его крики, наверное, были слышны в другом городе, не то что на другом конце трубки. - Привет, милый, - все, что она успела ответить, потому что договорить я ей не дал. - Извините, Виктория Михайловна, но Матвею пора спать. Всего доброго, - и сбросил, начиная наконец-то снимать с себя верхнюю одежду. Мой сын пришел в ярость, выпячивая нижнюю губу и скрестив на груди руки, всем своим видом показывая, что он обижен. - Почему ты не дал мне поговорить с Викой? Я ведь и так не хожу к тебе на работу. И ничего мне не пора спать. - Матвей, я очень устал и у меня нет сил на твои капризы. Окончательно выйдя из себя, он зарычал и топнув ногой, убежал на кухню жаловаться няне. Ну конечно – все вокруг хорошие, один я плохой!

***

Мне после тренировки надо было пить успокоительное пачками. Хотелось что-нибудь сломать, разбить, крушить все вокруг. Точилин в тренерской с беспокойством смотрел на то, как я матерюсь и швыряю клюшку на пол. Команда не работала. Отдельных игроков я видел – команды нет. Такое чувство, что у некоторых батарейка села. А потом Сашка признался мне, что в команде многие сдулись и ни во что уже не верят. А раньше он мне этого сказать не мог? - Ну и как прикажешь их мотивировать? Идей у меня не было никаких, у Точилина тем более. Виски ломило и по голове будто чугунной кувалдой пару раз двинули. Ничего, не в первый раз – переживу. Уже собираясь домой, вспомнил слова Калинина про оставшиеся пару поражений, после которых плей-офф нам не светил и уж тем более КХЛ. И Каштанову, которая в отличии от меня и правда делала все, что могла, как бы мы с ней не собачились. А потом швырнул сумку на диван, уселся за письменный стол, и вытащив из стопки белый лист бумаги, совершил одну из самых своих авантюрных и безумных вещей за последнее время. Взял и заявил себя нападающим на завтрашний матч. Геннадич меня убьет, но других вариантов расшевелить команду у меня просто не было.

***

К моему счастью медпункт был открыт, а он сам возился с аптечкой, готовясь к завтрашней игре. Кроме Шмелева вроде бы все были в строю, что уже хоть как-то приободряло. - На вот, держи, - я положил ему на стол листок с заявлением. Геннадич, продолжая перебирать лекарства, даже головы в мою сторону не повернул. - Это что? - Да вот, надо еще одному нападающему допуск на игру подписать. Он, конечно же, удивился и никогда бы в жизни не подумал, чье имя в этой бумажке было написано, а после, взяв ее в руки внимательно, посмотрел на меня, не веря своим глазам, решив, что я его разыгрываю. - Ты что делаешь, Сергей Петрович? А если с тобой что-нибудь во время матча случится, о детях подумал? Подвиг Фетисова решил повторить? Я вздохнул обреченно, присаживаясь на кушетку и, опустив глаза в пол, не знал, что сказать. О детях я думал двадцать четыре на семь. Всего одна игра – ничего страшного не произойдет, а мне в случае победы не придется увольняться и искать новую работу. - Геннадич, ну не знаю я, как еще их встряхнуть. Команда просела, ни во что не верят. Понимаешь? Он не понимал и не хотел меня понимать. - Ты значит, как комиссар, решил всех в атаку поднять? Ну при чем тут вообще комиссар? В любом случае он мой характер знал, я все равно всегда добивался того, чего хотел, даже если он бы он эту бумажку не подписал. - Так, Василий Геннадич, я принял решение. А мальчишки, кстати, будут мной гордиться, если все выгорит. - А если не выгорит? – он вылез из-за стола и медленно направился ко мне. Ему это все не нравилось до ужаса. Мне самому все это не нравилось, но делать то что-то надо было. - Все будет хорошо, я уверен. Ну так подпишешь или нет? В итоге заветный листок с автографом Геннадича перекочевал в мою сумку, а я в очередной раз не знал, как его благодарить.

***

- Папа, я на волейбол записался, тренировки будут прямо в нашей школе, - поделился со мной новостью Пашка за обедом, вернувшись из школы. - Ну, молодец, - похвалил я сына, - А я думал, ты теперь после футбола до пенсии будешь дома сидеть. - Какая пенсия? Мне десять, - он оскорбился, с шумом прихлебывая рассольник. - Паш, ты даже не заметишь, как быстро время пролетит. Это сейчас тебе всего десять, а завтра уже двадцать пять. Он только отмахнулся, не желая ничего слышать ни про пенсию, ни про возраст. - Завтра пойду на первый просмотр. Будешь приходить ко мне на соревнования, если меня возьмут? - Милый, я не могу тебе ничего обещать. Знаешь ведь, где я работаю, - сказал ему честно как есть, прекрасно понимая, что понять, то он поймет, но обидется все равно, - Паш, я очень постараюсь. Знай, что я тебя очень люблю и всегда рядом, даже мысленно. - Я тебя тоже люблю, пап, - совершенно серьезно ответил Пашка, - Ну ты все-таки постарайся, для меня это важно. После таких слов хоккей отодвигался на самый дальний план, а кроме детей в этом мире больше ничего не было бесценней.

***

Я ведь никому кроме Геннадича о своей безумной авантюре не сказал, даже Точилину – он бы удивлен не меньше. - Номер «77»? Думаешь это поможет? По голосу было слышно, что Сашка отнесся к этой идее скептически, мало веря в положительный исход. - А вот это мы уже узнаем после финальной сирены. Я же не ясновидящий и предсказывать будущего, к сожалению, не умел, а в данной ситуации, этот навык бы мне ой как пригодился. - Мог бы хоть заранее предупредить, - заметил он укоризненно, - Я же получается один сейчас на мостике останусь, надо как-то рулить. И я не в зуб ногой ни в плане пятерок, ни схемы на игру. А я чем, по его мнению, все это время занимался? Специально старался для него, вырисовывал все тут аккуратненько. Поэтому, какие ко мне могли быть претензии? Команда к сожалению, в положительный исход не верила тоже. На подходе в раздевалку с сумкой наперевес, в которой лежали коньки, форма и клюшкой в руках, услышал обсуждение о ставках в букмекерских конторах абсолютно не в нашу пользу. Они просто понятия не имели, что я сегодня задумал вытворить. Тишина наступила гробовая, в тот момент, когда я уселся между хоккеистами на скамейку, вытаскивая все свое добро из сумки. И лица, надо было видеть их лица. - А что вы делаете, Сергей Петрович? – поинтересовался растерянный Костров. - Как что? Готовлюсь к игре. Ну странный вопрос, в самом деле. По мне и форме не видно разве было? - В смысле? – и Кисляк туда же. - Смысл в том, что я сегодня с вами выхожу на лед. Они, не до конца понимая, что происходит, переглядывались между собой и кажется даже забыли, как дышать. У нас игра через двадцать минут, а они сидели, пялились на меня и никуда не торопились. Пришлось подгонять.

***

Господи, как же давно я не испытывал этот трепет, это волнение перед тем, как выкатиться на площадку, чувствуя прикованные к тебе взгляды с трибун. Махнул Сашке головой и понеслось, а точнее понесся. Несмотря на то, что вокруг меня разрезая лед, проносились и свои, и чужие, мне казалось будто бы ничего кроме шайбы и ворот противника издалека, больше не существовало. Когда махнулись пятерками, Точилин положил мне руку на плечо, заботливо поинтересовавшись: - Как себя чувствуешь? Адреналин бил из меня ключом, хотелось буквально горы свернуть, я кивнул ему – нормально все. Ничего не поделаешь, но первый период в очередной раз был не за нами. Не переживал по этому поводу, потому что времени у нас было предостаточно. - Так, внимание, - призвал я команду в перерыве сосредоточиться на моих словах, - Ничего не случилось. 0:1 - еще ни о чем не говорит. «Викинги» уже поняли, что нахрапом нас не взять, и они явно не понимают, что им делать. Так что, пожалуйста, не надо пятиться, наоборот добавьте агрессии. - Только не удаляться, - добавил Точилин, - В большинстве «Викинг» нас перемелет. Пить хотелось страшно, и от куллера меня можно было оторвать только силой. Во втором периоде все перевернулось, уже буквально на середине матча. Помню, что моргнул, отдал передачу расположившемуся неподалеку Куницыну, шайба в воротах противника, и мы летим обниматься с командой. Радостный Сашка на тренерском мостике поздравил меня с почином. Минут через десять, Костров точно так же победно вскидывал руку вверх, размахивая клюшкой, оказываясь сжатым своими одноклубниками. Ликовать было рано и мне, и парням. Всего лишь 2:1, а нас впереди ждал третий период. Дал новые установки на игру, призывая ни в коем случае не удерживать счет. Наверняка наши соперники на нас танком попрут, хотя и они в любом случае тоже выдохлись. И вот тут что-то пошло не так. Опустился на скамейку, сжимая пальцами переносицу, чувствуя будто меня кто-то здорово огрел по голове чем-то очень тяжелым. Сил у меня терпеть не было настолько, что в конце концов я не выдержал и шепнул, зашедшему с чемоданчиком в руках Геннадичу о хоть какой-нибудь таблетке. Таблетку он не дал, а вот давление измерять кинулся сразу. И это на глазах у хоккеистов, от чего мне было ужасно неловко. - За мной, - скомандовал мне через минуту Геннадич, утаскивая меня к себе в логово медпункта. 180 на 120 звучало как приговор. Всё, чего мне хотелось в данную секунду – это завернуться в теплое одеяло и не вылезать из-под него до следующего утра. Друг распалялся, ругая меня за безалаберность, запрещая в третьем периоде выходить на лед. - Тебе по идее-то на мостик нельзя. При таком давлении люди лежать должны, понял? Да все я понимал. На площадку он мне запретил даже нос высовывать, но с мостика все равно не вытолкал бы и бульдозером.

***

Пара секунд оставалась до финальной сирены, благодаря чудесам, пустым воротам и Емельянову, мы, спустя столько времени, впервые одержали победу. Я орал как подорванный, а голова тем временем распухала все больше и больше. Перед глазами все плыло, и одна только мысль билась набатом – лишь бы позорно не свалиться прямо здесь перед сотней болельщиков и командой. Не помню, как выбрался в коридор, тут же оказываясь задушенным объятиями Калинина, а рядом с ним невероятно счастливая Каштанова. В любой другой момент я бы обязательно подошел к ней, обменялся впечатлениями и полюбовался ее красивой улыбкой, но сейчас я едва держался на ногах, шатаясь из стороны в сторону, будто опрокинул в себя пару бутылок чего покрепче. - Короче, всем нос утерли и журналистам, и букмекерам, так держать, - не переставал петь хвалебные оды Олег Иванович. А я, выдавливая из себя улыбку, обливался потом, мечтая стянуть с шеи галстук – удавку. Его телефон стал буквально спасением, - Бежать надо, но настроение ты мне на целую неделю сделал, спасибо еще раз. А после, что-то приятное пыталась сказать Виктория Михайловна, но слышал я ее будто через толщу воды. - Спасибо, Виктория Михайловна, - пытался кивнуть головой, делая себе только хуже, - Вы меня извините, но мне нужно к команде. Она вдруг посмотрела на меня с тревогой, перестав улыбаться, заметив мое неестественное состояние. - Конечно идите, я сейчас тоже подойду. Сделал буквально пару шагов, всего в миллиметре от заветной двери и начал сползать по стеночке, видя перед глазами только черные точки. Каштанова кинулась ко мне, не раздумывая не секунды и опустившись на корточки, дотронулась до моего плеча, пытаясь не дать мне свалиться окончательно. - Сергей Петрович, вам плохо что ли? Сейчас, Василию Геннадьевичу позвоню, - и ее пальцы запорхали по экрану смартфона. Но даже в таком положении, я умудрялся находить в себе силы спорить, утверждая, что не нужен мне никакой врач и вообще это все сейчас пройдет. Слушать она меня, конечно же, не стала.

***

- Слушай, Геннадич, будь другом, возьми у меня телефон и набери няне. Скажи, что я срочно уехал по работе, но завтра буду дома. Пусть заберет Матвея из детского сада, - слабым голосом попросил я ВасГена уже спустя полтора часа, оказавшись на больничной койке с обшарпанными стенами, куда меня привезли прямо на скорой. Про пацанов я забыл совершенно. Премия отец года мне обеспечена. Они в любом случае будут волноваться и от этого становилось еще не спокойней. - Не переживай, я все сделаю, - заверил меня Геннадич, - А ты отдыхай. Докатался. Да, кстати, тебя там в коридоре Виктория Михайловна желала увидеть, мне сказать, чтобы зашла или никого к тебе не пускать? Она приехала, приехала. Бросила все дела и приехала. Состояние у меня было все еще отвратительное, бесконечная пульсация в висках и слабость по всему телу, но эту женщину я бы впустил даже, находясь при смерти. - Скажи, чтобы зашла. Телефон на тумбочке – найди в контактах Эмилию Борисовну. Он кивнул, забирая мой смартфон, и вышел с ним за дверь. Каштанова появилась в палате спустя пару секунд, накинув поверх своего делового, ярко-красного костюма – белый халат. Я, заметив ее присутствие, мгновенно приподнялся на подушке, а если бы были силы, то вообще вскочил. - Да вы лежите, Сергей Петрович, - она остановила мое копошение одним взмахом руки. Улыбка у нее была очень ласковая, но печальная. Я бы соврал, если бы сказал, что ее беспокойство обо мне было неприятным. Виктория Михайловна, цокая каблуками, неспешно подошла к кровати и присела на самый край, - Как вы себя чувствуете? Вы нас здорово напугали. - Спасибо. Честно говоря, все еще не очень, но жить буду. - Я, собственно говоря, только на минуточку, узнать про ваше самочувствие и еще раз поблагодарить за игру. Она могла бы остаться здесь даже на целый вечер, и я был бы не против. - Это заслуга всей команды, а исход вы видите сами, - я прикрыл на секунду глаза, а она, тут же расценив это как сигнал – оставить меня одного, вскочила. - Ну хорошо, вы поправляйтесь, ждем вас в целости во дворце. Ее горячая ладонь опустилась на мое плечо, по ощущениям прожигая кожу сквозь тонкую ткань джемпера. У меня и так давление зашкаливало, а такими темпами я точно попаду в реанимацию. Сердце стучало, как у загнанного кролика, отбивая тысячу ударов в минуту. Нервно сглотнув и заглядывая ей прямо в глаза, я, полностью отдавая отчет в том, что делаю, положил свою ладонь поверх ее, слегка сжимая тонкие пальцы. У нее кажется даже зрачки расширились, а на щеках проступил легкий румянец, но убирать руку она не спешила. Воздух вокруг будто загустел и что-то бы точно случилось, если бы Геннадич не распахнул дверь, возвращаясь с моим телефоном. Виктория Михайловна тут же выдернула ладонь, поспешно пятясь к выходу, едва не сбивая с ног удивленного Фролова. - Извините, мне пора. Выздоравливайте, Сергей Петрович, до встречи, Василий Геннадьевич, - и выскочила в коридор, как ошпаренная. Геннадич только поинтересовался, что это сейчас такое было? Я в ответ пожал плечами, не желая ничего объяснять. Что-то мне подсказывало - именно этот день стал для нас с ней переломным, а все скандалы остались далеко в прошлом. Лишь бы сбежать из этого злополучного места поскорей и увидеть ее.