В объятих Луны

       Это была середина осени, 15 октября 1999 года, такой же обычный день что и другие до него. Раннее пробуждение, зарисовки сцен из сна, затем хлопоты по дому и приготовление небольшого завтрака, пока мама занята сборами на работу. В общем, он должен был быть обычным, но таким стать не смог. От того, спустя несколько лет я все еще с содроганием вспоминала о нём. Октябрь 15 числа стал для меня проклятием.        Расставляя на столе тарелки с рисом и мисо-супом, я думала о том, как проведу сегодняшний день. Нужно было не забыть взять с собой набор для рисования в детский сад. Когда всё было готово для завтрака, послышался звук хлопнувшей двери, выводя меня из оцепенения собственных мыслей. Через пару минут на пороге кухни наконец показалась мама, спустившись со второго этажа.       Она выглядела как обычно: серый строгий костюм, туфли-лодочки чёрного цвета. Волосы, некогда иссиня-чёрные, теперь были далеки от этого вида, были собраны в низкий пучок деревянной шпилькой. На лице не наблюдалось ни намека на макияж, на нём красовались лишь мертвецкая бледность да тёмные круги под глазами, делающие её карие глаза ещё черней. В руках мама держала рабочую сумку из коричневой кожи, с которой ежедневно отправлялась на работу. Местами ее материал сильно потрескался, оголяя внутреннюю обивку. И этот ее образ был для меня словно ритуал, видеть который было необходимо каждый день.       Однако, в то утро в ней что-то изменилось.Вокруг будто осязаемым становилось ощущение нервозности и напряжённости. Что действительно выбивалось из привычной картины, так это стоящий рядом с ней чемодан, который она хранила под кроватью своей комнаты. Содержала в нем старые фотографии из молодости и кое-какие документы. Она так же сжимала в левой руке мой рюкзак, оставленный в спальне. Пальцы её рук то крепко сжимались на его лямках, то также резко расслаблялись, едва не роняя на пол.       В недоумении, я уже было хотела спросить её о том, что происходит, но мама меня опередила. Так же быстро, как её взгляд коснулся моего, она перевела его на стол с едой. — Ай, садись за стол, сегодня нам нужно многое успеть. Так что ешь по-больше. — оставив вещи у входа в комнату, мама отправилась к холодильнику. Её движения были заторможенными, рваными и неуверенными. В обычной жизни ее походка всегда была уверенной и завораживающе плавной. Когда была младше, вечно пыталась копировать эти движения. Воспоминания об этом всегда заставляли меня улыбаться.       Нервозность все больше передавалась и мне, от чего едва заметно стали подрагивать пальцы. Но, как и всегда, я лишь молча направилась к своему месту. «Главное не беспокоить её. Всё в порядке.» — про себя, как мантру, повторяла одни и те же слова.       Мама же будто приросла к полу у холодильника, не издавая ни звука, будто бы и дышать перестала. — Мамочка, тебе тоже нужно поесть, чтобы быть сильной при сильной и хорошо работать. Я даже приготовила твой любимый чай. Разве я не молодец? — ярко улыбаясь, ожидала похвалы от нее, и, надеясь, что она наконец придёт в себя.       От звука моего голоса, мама вздрогнула, едва не выронив чашу с мороженым, которую секундой ранее извлекла из морозилки. Это был особый деликатес, появлявшийся на нашем столе только в особые дни. Едва заметная улыбка коснулась её губ, и, садясь во главе стола, она поставила перед мною драгоценный десерт. — Верно, милая, ты большая молодец, поэтому тебя ждёт сладкая награда. — и её пальцы указали на мороженое. — Но, мамочка, сегодня ведь не мой день рождения и не твой. Разве мы раньше не обсуждали, что хорошие дети едят сладости только в эти дни? — я и правда недоумевала от происходящего. Даже выронила палочки, которые покатились к краю стола.       Со скрипом под ней отодвинулся стул, и она направилась ко мне. Вот уже сидит передо мной на коленях, а ее руки крепко сжимают мои, будто захватив их плен. В него попал и мой взгляд, ведь ее глаза сверкали как-никогда ярко. Лишь став старше, я поняла, что это был блеск нездорового безумия и отчаяния… Ладонь поднялась к моему лицу и в ласковом, тёплом жесте коснулась моей щеки. -Ай, моя Луна, это правда, но ты уже самый лучший и прекрасный ребенок из всех, что я встречала. Поэтому мамочка хочет тебя за это наградить. Так что сделает сегодня исключение, хорошо? Это будет наш маленький секрет.- и протянула ко мне свой мизинец, чтобы скрепить обещание. Восторг заполнил всю меня, поглощая остальные чувства. — Мама, ты лучшая! С сегодняшнего дня я буду ещё лучше девочкой, обещаю. И тогда же ты накормишь меня ещё мороженым? — настолько крепко насколько могла сжимала её палец своим. — Хорошо, дорогая. А теперь продолжим завтрак, ведь мы уже отстаём от расписания. Сегодня нам столько предстоит сделать, поэтому пропустим сегодня и садик. Ты рада? -вставая и направляясь к своему месту, говорила она. — Ура, ура, ура! Наконец не нужно будет терпеть этого противного Ичие-куна. Вечно таскается за мной. Надоеда.        Так делясь своими детскими переживаниями и поедая мороженное, прошел завтрак. То утро было ярким и необычайно сладким, до скрежета зубов.       Мне нужно было заподозрить что что-то не так, еще когда мама не дала вымыть посуда, а поспешно отправила надевать пальто и обувь.Я не могла ухватится за эту мысль, ведь она была такой энергичной как никогда. Вся нервозность будто бы испарилась, исчезла как утренний туман, иллюзии которого уничтожали ее изнутри. Сомнения отступили, а решение принято…       Весь день оказался не более чем миражом. Он начался с разговора на кухне, продолжился в парке-аттракционов, Кокуя Ленд. Это было довольно известное место среди детей из моего детского сада. Многие любили хвастаться о походах туда, нередко демонстрируя сувениры. В те моменты я всегда старалась отгородиться от таких разговоров, они вызывали чувства зависти и несправедливости. Не самые приятные эмоции для 6-ти летнего ребенка. А тревожить маму своими эгоистичными прихотями даже не смела. Меня утешали мысли о том, что стоит мне подрасти, как смогу получить все чего хочу.       От того то я и замерла на входе в парк будто статуя. Ведь никогда и не мечтала, что мое тайное желание может сбыться так скоро. Меня трясло изнутри. Чувства все прибывали и прибывали, словно вода в реке в весеннюю оттепель. Смех проходивших мимо людей заставлял обратиться в слух; мельтешащий в толпе клоун со связкой пестрых шаров вызывал головокружение восторга. В глазах защипало, поток эмоций был готов излиться как полноводная река. С трудом удержавшись от слезотечения, я покрепче сжала руку матери, и ведомая ею, окунулась в этот мир сказки, волшебства, мечты.       Чувство эйфории усиливалось по мере того, как мы продвигались по парку. Покатались на лодочках, маленьком поезде, что двигался по всему парку, колесе обозрения. Там мне открылся удивительный вид на город. Каким маленьким оказывается он был, а всегда казался целым миром. Я с трепетом, прижавшись к окну кабинки, наблюдала за движением солнца и облаков. Сегодня они не скрывали его, позволяя светилу подарить людям последнее тепло перед заморозками.        Сходили к палаткам с играми, мама даже ловила для меня золотую рыбку. Как же она лучезарно смеялась, когда та, выпрыгнув из сачка, с громкими всплесками обрызгала ее лицо. В поднявшихся каплях в одно мгновение отразились солнечные лучи, являя на свет радугу, едва заметную, но невероятно прекрасную.       У ларьков с едой было не менее людно чем у аттракционов. Все шумели, толкались, а кто-то в яром споре пытался сбивать цену на закуски. У прилавка с такояки стоял маленький мальчик с темными волосами и смуглой кожей. Он так лучезарно улыбался, что мне подумалось о том, как у него еще щеки не порвались. Мальчишка активно зазывал людей к прилавку своим громким голосом и обезоруживающей улыбкой.       Дальше мне открылся мир животных. Мы как раз вошли в зону парка, где располагался зверинец. Животных и вправду было много: от апатичных ленивцев до ехидных шакалов. Мне же не терпелось посетить все вольеры с кошачьими представителями фауны. Я питала к ним особую слабость. У вольера со львами стояло несколько семей. Ребенок одной из них громко плакал, сидя на земле. Минутой ранее мальчишка, испугавшись львов, споткнулся о свою ногу и упал. Это было так комично, что невольно я издала смешок, словив недовольный взгляд матери. Оставив плачущего ребенка на попечение родителей, мы двинулись дальше. Пантеры были невероятно завораживающими созданиями, элегантными и грациозными. А как удивительно переливалась на солнце их черная шерсть. Для меня они были куда привлекательнее тех же величественных львов.       Но время не останавливало своего бега, день подходил к концу. Едва солнце стало приближаться к линии горизонта, мы покинули парк. Но он не покинул меня. Эмоции били ярким ключом, заставляя изливать их в бурном потоке слов. Было невозможно остановиться говорить, о том как прекрасно все было. — Мама, а какой смешной был тот клоун с красным носом, ты помнишь? А какими милыми были панды и львы, и тигры, и пингвины, и особенно пантеры.       Так под нескончаемую и бесконечную болтовню, мы подошли к финалу нашей сказки. Перед нами предстала церковь, освещаемая последними лучами закатного солнца. Та самая церковь, что виделась мне во снах. Воплотился в жизнь мой ночной кошмар. А тем ребенком перед ней оказалась я. Не говоря ни слова, мама повела меня к дверям божьего храма, поставила перед мною чемодан и присела на колени, поправляя на моих плечах лямки рюкзака. С нескрываемыми слезами на глазах она оглядывала меня с головы до пят, поправляла складки на пальто, съехавший набок берет. Мама будто не могла набраться смелости, чтобы выразить свои мысли. Но она все же заговорила, произнеся слова, которые я бы предпочла никогда не слышать. -Ай, милая…маме нужно ненадолго уехать, поэтому тебе придется остаться здесь. Будь послушной, хорошо кушай и прилежно учи кандзи. Когда будет страшно, покрепче прижми к себе любимую игрушку и тихонько напой колыбельную о маленькой луне. Тогда никакие кошмары не напугают тебя. Не ругайся с другими детьми, будь терпелива. А еще уважай старших, помогай им. А еще почаще молись богу, ведь он всегда за нами наблюдает. А еще… А еще… А еще помни, что мамочка очень сильно тебя любит.- и уже рыдая в голос, прижала меня к себе.       Но также быстро как заключила в свои объятия, так же быстро она меня и отпустила. И в одно мгновение уже стояла на ногах, отряхивая колени. В последний раз оглядев меня, мама резким движением развернулась и направилась в направлении откуда мы пришли. Мной же овладел ступор. Казалось, что это был очередной сон, и стоит лишь покрепче зажмуриться, как он закончиться, а я проснусь в своей комнате. Где мама вновь будет меня утешать и напевать сладкие песни. Но она отдалялась, а сон не заканчивался. Все было наяву. Нужно было что-то делать. — Мама… Мамочка…стой, — сначала тихо, а затем во весь голос уже кричала я.- Не уходи, не оставляй меня. Это же не из-за того, что я съела сегодня так много мороженного? Тогда больше никогда не буду его есть, буду еще послушней чем прежде, только не бросай меня.Мама…       Дорожки из слез струились по щекам, подбородку, попадали в рот и нос, перекрывая доступ к кислороду.Задыхаясь от рыданий, я бежала вслед. Но чем ближе к ней становилась, тем быстрее она от меня отдалялась. А когда под ноги так неудачно попался камень, повалилась на землю. Помутневшим взглядом пыталась вновь уловить силуэт матери, но он уже скрылся вдали. Мне же оставалось лишь лежать в изнеможении, прильнув к холодной осенней земле. Внутри будто что-то разорвалось, лишая последних сил. Единственное, что я четко тогда понимала, так это то, что она больше никогда не вернется. Мама навсегда покинула меня.

***

      Перед возвращающейся в храм монахиней предстала прекрасная но вместе с тем ужаснейшая из картин: перед божьим пристанищем в лучах закатного солнца припавши к земле лежал маленький ребенок, будто в смирении пытался вымолить прощения. Его тело содрогалось, а тишину вечера нарушали громкие рыдания будто раскаты грома. Чем больше проходило времени, тем душераздирающе он рыдал.       Так еще один ребенок был оставлен своими земными родителями и передан под волю небесного Отца. Лишь Он один ведал как много боли пережила его юная дочь и сколько ей еще предстояло пережить.