Thud

      Он уронил бутылку.       Осознание приходит с волной холода, точно ледяная вода выплескивающаяся из ниоткуда. Глаза широко распахиваются, а рот безвольно приоткрывается, точно в желании сказать что-то, но из глотки вырывается лишь сдавленный хрип.       Испуганные лица Нори-сенпая и Миюки, Волчонка и Фуруи чуть подрагивают, будто покрываясь полупрозрачной пеленой. И только через несколько мгновений приходит осознание, что он плачет. Слезы прокладывают горячие тропинки на его щеках, быстро сбегая вниз до подбородка, чтобы в следующую секунду беззвучно разбиться об пол.       Он уронил бутылку.       Наверное это иронично. Как он не смог удержать этот несчастный кусок пластика в трясущейся руке, так и только что выпитую воду он не смог сдержать в себе, выплескивая наружу в виде безудержного потока соленой жидкости.       И он жалок, потому что они победили. Они черт возьми порвали Инаширо в финале отборочных и, наконец, прошли на национальные. А Савамура стоял на горке с гордой единицей на спине и вел эту команду за собой. Они должны праздновать, потому что сегодня они совершили подвиг, Эйджун совершил подвиг.       Он жалок, потому что несмотря на все это, его сейчас мир трескается по краям. И эта паутинка медленно, но верно приближается к его сознанию, ожидая момента, когда, став настоящей паутиной, она сможет точно паучья сеть окутать его разум. Заставить его сомневаться в себе еще больше.       (Эйджун проглатывает болезненное «куда еще больше», потому что теперь он Ас и не имеет права на такие мысли.)       И вместо прежнего триумфа и радости на языке оседает горечь, а в горле встает ком.       Он уронил бутылку.       Только сейчас до мозга доходит ощущение покалывания на пальцах левой руки. И он шевелит ими, только чтобы убедиться в онемении — не сильном, но достаточном, чтобы он не смог почувствовать легкое царапание кожи собственным ногтем.       И ему было бы почти все равно, если бы это была его правая рука — он бы пережил. Но левая была его жизнью, как жизнью был для него бейсбол.       Из груди вырывается сдавленное «ох», и дыхание останавливается, точно чьи-то невидимые руки хватаются за горло, душа изо всех сил.       А после его начинает колотить — все тело дрожит, мелко сотрясаясь, пока пустые глаза разглядывают собственную ладонь, покрытую огромным количеством мозолей и ссадин, что контрастируют с длинными ухоженными пальцами.       Он уронил бутылку.       И он убежал. Ноги сами сделали два нетвердых шага назад, по-прежнему не поднимая глаза из страха увидеть разочарование на чужих лицах. В следующее мгновение, он уже убегал за поворот, скрываясь из виду за зданием крытой площадки для тренировок. Сбивая кого-то, Савамура еле слышно бормочет извинения, даже не определяя, в кого врезался, а после ускоряется, несясь сам не зная куда.       За спиной раздаются крики, где-то на периферии сознания крутится мысль о том, что ему стоит вернуться и решить все сделать как здравомыслящий человек. Но прямо сейчас он им не был.       Сейчас он был жалким.       И ощущение земли питчерской горки под ногами, куда он пришел сам того не ведая, ни капли не помогает. Но как ожидаемо, что даже в полу-бессознательном состоянии его тянет на горку. Туда, где ему, вероятно, в ближайшее время не будет места.