Уже не дети.

В ночной час перед тем как отправиться в теплую постель Хелейна всегда рассказывала ему сказки, пела песни и убаюкивала на своих ладонях, ложа его голову, с пеплом истлевших от жара драконьих волос, себе на колени; она гладила его своей дрожащей рукой, боясь потерять навсегда. Девушка могла вспомнить, когда ещё детьми они заигрывались в ускользающих улочках дворика или каменных холодных стен замка, как она с учтивой робостью, как подобает будущей леди, засматривались на его турнирные поединки. Когда возраст превзошел все детские ожидания, невинность детей пала, оставляя волю фантазиям, что прокрадывались в покои лучиком надежды для каждого из них. Эймонд был младшим братом, он всегда останется таковым, но всегда теперь когда Хелейна видела его, не могла удержаться, вскольз не задержавшись на полу-ухмылке, что с гордостью покрывала мужские губы. Её завлекала манерность брата, который жестами мог усмирить любого дракона и самых кротких девиц, исполняя долг завоевателя, что тайно потворствовал союзу комнаты своей дражайшей родственницы. Не зная ласки ещё не одной женщины, как и она не знала никого из мужчин — они «вершили» своё правосудие, касаясь друг друга, оставляя след нежных ночей, но возлагая на ложе. Хелейна любовалась принцем, пропуская меж пальцем «белое золото», снова касалась макушки, и её голос продолжал творить в его душе чертовски неприятные вещи: Эймонд не привык испытывать подобное, это выбивало его из колеи, оставляя лишь затуманенный разум. Он не мог себе позволить оставаться таким с ней, ведь однажды кто-то использует «его слабости» против него самого. И хоть по прошествии времени Таргариен вырос в сносного деятеля семейных отношений, опытного и хорошо владеющего сталью, заботливым братом и немалодушным сыном, он нёс в себе обиду и лелеял злость, гораздо более трепетно, нежели слегка налитое пышностью повзрослевшее тело сестрицы. Эймонд никогда не променяет искру пламени, — что возродилась в нём той роковой ночью, когда он потерял глаз и обрёл дракона, — на тепло её аккуратных рук, сладкого голоса и запах пряностей с лимоном, чем часто пахла сама девушка, ухаживая за своим телом и кожей. Приятно было после тяжёлого дня вот так вот развалиться на её постели, возвращаясь в невинную позу, оставляя свои волосы следом на её бедрах. Он мог быть для неё кем угодно, несмотря на всевозможные преграды на их пути, не боялся всегда находиться рядом, вовремя останавливал дерзость брата, отвешивая тому подзатыльник, хотя был младше. Ярость и бесстрашие стали главными спутниками принца, когда величайшая, — ещё с начала древа семьи Таргариен, — драконица стала принадлежать ему. Теперь ему принадлежала Хелейна, хотя он не мог позволить себе так высказаться в её сторону. Дракон ей владел, принимал её, желал, чествовал, оберегал... Любил. — “Ao ynoma dīnilūks?” — привстав на локте, он приподнялся с силой, захватывая её крепкими ладонями и притянув за лицо, потирая губами о её носик, искусно заманивая в объятия. — “Kessa!”, — отвечает она, опьянённая нежностью, глумясь и потешаясь сама над собой. Ну, конечно, она не может стать его женой, и хоть они были из знатной родословной и принадлежали крепким узам валирийских обетов, не учили валирийский, просто использовали пару словечек, забавляя друг друга; Пытаясь ещё побыть в объятиях брата, Хелейна прижимается своим телом к нему, утешая его вспыльчивую натуру своим присутствием. Она знала, когда он зол, когда спокоен, когда безразличен. Она с малого была его союзницей, а он её защитником. А теперь их осудят лишь боги, не давая никаких надежд на взрослую смиренную жизнь. Хотя, возможно, Эймонда это бы и не устроило. Ведь он навсегда останется тем мальчиком, таящим обиду на кучку мальчишек, что тогда учинили спор над ним. Рефлекторно Хелейна коснулась повязки на его глазу, пытаясь избавиться от нее. Зрелище неприятное, он не зря прятал «зияющую» дыру с сапфиром вместо глаза. Но она находила его прекрасным, полностью прекрасным. Сначала он боялся её реакции, затем молча отступил. Давая ей возможность касаться его даже там, где он уязвим. Эймонд задумался: почему его столь неаккуратные мысли позволяют сестрице брать власть над ним? И хоть он знал, что эта девушка с неким даром, каждый раз поражался её интуитивным навыкам, что так вовремя черпали интерес к той или иной беседе, вещи или событию. Таргариены выросли под одним небом, вместе управляя величием драконов, пускай, Эймонд приспособился к этому чуть позже, но, почему тогда такие моменты заставляют вернуться их в детские воспоминания? Притом никто из них не хотел бы вернуться назад, следуя воле рока.