Русская рулетка

Знаешь, как это сложно — нажать на курок…

Этот мир так хорош за секунду до взрыва…

© Flёur — Русская рулетка

      Первые лучи солнца забрезжили на горизонте, напомнив Селене о том, что её время подходит к концу. Пора заканчивать эту извращённую игру и возвращаться домой. Но сначала необходимо было разобраться с последним нерешённым вопросом.       Одно единственное слово острым лезвием разрезало царившую тишину. Холодный и хриплый голос Селены рикошетом отразился от стен, и по зале разнеслось уставшее: зачем? зачем? зачем?..       — Ты так ничего и не поняла, — беззлобно рассмеялся Таролог. Он не спрашивал — констатировал факт. — А у тебя было достаточно времени. Новый мир…              — Никаких больше новых миров! — резко перебила Селена.       — … всё равно бы ничего не изменил, — как ни в чём не бывало продолжил Таролог.       — Ты права. Никаких больше миров. Люди не меняются; они могут прекрасно адаптироваться к обстоятельствам, но не меняться. И мой опыт — очередное тому доказательство.       Селена скривилась в отвращении, беззвучно повторяя сказанные Тарологом слова. Она повторила их несколько раз, прежде чем до неё дошёл смысл.       — Опыт? Для тебя всё, через что ты заставил меня пройти, просто… опыт?       — А для тебя — нет?       — Я не зверёк лабораторный, чтобы опыты на мне ставить! Это… это…       — Бесчеловечно? — подсказал Таролог. В его голосе явно слышалась насмешка.       — Возмутительно! — выплюнула Селена. — Хватит болтовни! Твой ход.       Рука, скрытая под тёмно-фиолетовой мантией, потянулась к середине стола за револьвером. Селена нетерпеливо сглотнула и затаила дыхание, следя за каждым движением Таролога. На деле всё заняло не больше десяти секунд, но Селене показалось, что прошло не меньше получаса, прежде чем раздался щелчок.       Опять пусто.       Значит придётся начинать новый круг. Этот точно будет последним.       — Что тебе запомнилось больше всего?       Селена не хотела отвечать ни на какие вопросы и не собиралась этого делать. Проигнорировав Таролога, она потянулась за револьвером, но не успела его схватить: оружие накрыла чужая рука.       — Сначала ответь, — мягко, почти ласково, словно обращаясь к неразумному ребенку, велел Таролог.              Но Селена молчала.       — Твоё упрямство принесёт вред только тебе. Мне некуда торопиться. Твоё же время уходит. Тик-так, Лилит, тик-так.       — Не называй меня так, — шёпотом попросила Селена, — меня зовут не Лилит.       Селена ожидала, что Таролог будет спорить, что в очередной раз напомнит о том, что она не заслужила своего имени, но в этот раз он молчал. Лишь пристально смотрел из-под капюшона — Селена чувствовала его пронизывающий до костей взгляд — и ждал ответа на вопрос.       Наконец, Селена сдалась и, недолго думая, выпалила первое, что пришло ей в голову:       — Коронация в Долине.       — Ложь. Я хочу честный ответ.       — Это правда. Мне запомнилась коронация: масштаб события, ощущение власти, чувство ответственности за страну и её народ, предвкушение перемен — нечто похожее я ощущала дома. В тот момент я почти ощутила себя дома. А потом ты снова всё испортил.       Таролог что-то неразборчиво пробурчал, и Селена точно знала, что он ухмыляется, глядя на неё. Она и сама ухмылялась. Селена всматривалась в непроглядную тьму капюшона, надеясь рассмотреть хотя бы очертания лица под ним, но сколько ни пыталась, всё было тщетно. Иногда ей казалось, что она видит блеск чужих глаз, движение губ, но голова тут же начинала кружиться, и она отворачивалась от Таролога.       — Это очень похоже на правду, Лилит. Но я всё равно не верю тебе. Я знаю, что есть более стоящее нашего внимания событие, чем коронация. Я чувствую, как воспоминания о нём жгут твоё сердце. Если прислушаться, то слышно, как закипает твоя кровь при мыслях о… нём. Не стесняйся, Лилит, мы уже почти закончили. Если сейчас сорвёшь маску, то об этом будем знать только ты и я. Тебе не о чем переживать, твой секрет останется в безопасности, ведь один из нас умрёт раньше, чем солнце успеет полностью выглянуть из-за леса.       Вспомнив о времени, Селена перевела взгляд с Таролога на огромное окно позади него. Она физически ощущала, как драгоценные минуты с молниеносной скоростью убегают от неё. Первые лучи солнца уже успели лизнуть макушки вековых сосен и окрасить небо в мягко-розовые тона.       — Предательство Берта, — выдохнула Селена. Она сглотнула, пытаясь избавиться от неприятного привкуса во рту, что оставило мужское имя, но это не помогло.       Первый раз за долгие-долгие годы Селена позволила себе довериться кому-то, положиться на кого-то кроме себя, и чем всё обернулось… Ярость вновь сковала женское тело, боль от предательства парализовала каждую мышцу, а мысли заволокло алым туманом, стоило Селене вспомнить момент осознания. Она всё поняла, только взглянув в его виноватые глаза.       Первый раз за долгие-долгие годы Селена позволила себе быть мягкой и открытой с кем-то, она распахнула для Берта объятия, а он вонзил ей нож между лопаток.       — Ножи в спину самые болезненные, — сочувствующе произнес Таролог.       Селена дёрнулась. Она не была уверена, рассуждала ли вслух, или Таролог мог читать её мысли. Впрочем, теперь это не имело никакого значения.       Таролог опустил револьвер на стол и подтолкнул к Селене, но взять оружие не позволил. Накрыв револьвер рукой, он неожиданно выдал:       — Твои чувства к Берту… это довольно трогательно. Возможно, я ошибся на твой счёт и не всё потеряно. Я готов предоставить тебе ещё один последний шанс исправить всё. Ещё один мир…       — Никаких. Больше. Миров. Мы уже это обсуждали, — безапелляционно заявила Селена. — Я устала от твоих испытаний. Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Мне не нужны твои дополнительные шансы. Засунь своё великодушие себе в задницу, где ему самое место.       — Но чисто гипотетически, смогла бы ты простить Берта, если бы вы оказались в новом мире и начали бы всё с чистого листа?       — Нет. Если я что и поняла, так это то, что в твоих мирах меняются декорации, но не актеры. Одни и те же люди играют разные роли. Одни и те же люди прекрасно адаптируются к обстоятельствам, но не меняются, — невесело улыбнулась Селена, повторив недавние слова Таролога, — тот, кто предал однажды, предаст снова. И абсолютно неважно, в каком из миров он сделает это.       — Ты поэтому не дала второго шанса Деймону? Лиаму? Мэри?       — Именно.       — А что насчёт Роба? Он не сделал тебе ничего плохого ни в одном из миров.       — Ему я просто не доверяю. И он мне, кстати, тоже.       — А Амели?       Селена рассмеялась. Громко и звонко, почти по-детски, но смех был неискренним с нотками ехидства и злобы.       — Амели некомпетентная и бездарная идиотка. Какую роль на неё ни примерь. Вот уж точно по отношению к кому я не стала бы испытывать сочувствия.       — Полагаю, ты сделала свой выбор. Твой ход.       Таролог убрал руку от револьвера, и Селена незамедлительно этим воспользовалась, пока ему в голову не пришёл очередной глупый вопрос. Её рука едва подрагивала от волнения или предвкушения, что скоро этот кошмар закончится. Она будет дома, вернётся к прежней жизни и забудет свои приключения в мирах Таролога, словно бредовый сон.       Или же она проиграет и окажется в могиле.       Казалось, даже ветер затих, перестав гулять по коридорам старого замка в ожидании развязки разыгравшегося спектакля.       Селена поднесла револьвер к виску, зажмурилась, мысленно досчитала до трёх, глубоко вдохнула и спустила крючок.       Щелчок.       Оглушительный звон тишины.       Ещё несколько секунд Селена не дышала, выжидая, но когда сердце немного успокоилось и перестало выбивать ритм «Траурного марша», едва слышно выдохнула. Неровными и жадными глотками Селена хватала воздух и не могла им надышаться. Она победила.       Осознание, что смерть подобралась к ней так близко и обошла стороной, выкрутило желание жить на максимум. В эту минуту даже ненавистный пейзаж выдуманного Тарологом мира казался Селене необычайно прекрасным.       — Здесь одна только пуля… и эта пуля — моя, — равнодушно подвел итог Таролог. — Может, хочешь спросить что-нибудь напоследок?       Селена несколько часов ждала этого момента, но, дождавшись, потеряла к нему всякий интерес. Вместо злорадства она испытывала только облегчение от понимания, что это действительно конец. Личность Таролога, испытания, миры, все интересующие Селену вопросы — внезапно всё это перестало иметь смысл и значение.       В эту самую минуту значение имел лишь поблёскивающий в первых лучах солнца металл оружия, зажатый в руках Таролога. Селена так внимательно наблюдала за револьвером, что ей казалось, будто она ощущает его тяжесть в собственной ладони. Вот Таролог поднёс револьвер к виску, и Селена ощутила прикосновение ледяного металла к собственной коже.       Палец Таролога коснулся спускового крючка. Сердце Селены забилось тревожнее, хотя на душе было необычайно спокойно.       Рука Селены дёрнулась вместе с рукой Таролога, и когда осознание такой простой, вечно лежащей на поверхности истины, выбило весь воздух из Селены, было уже поздно. Её рука цепко сжимала револьвер.       Палец нажал на спусковой крючок и меньше, чем через секунду мир Селены сотрясся от взрыва.       Небо задрожало от грома, а следом за мощным раскатом послышалось дребезжание стёкол в оконной раме. Берт подскочил в постели, не сразу сообразив, что его разбудило. Он потянулся к настольной лампе, но что-то пошло не так и вместо того, чтобы нащупать выключатель, покатился с кровати, попутно встречаясь лбом с острым краем прикроватной тумбочки.       — Чёрт! — Шёпотом выругался мужчина. По лицу заструилось что-то тёплое и липкое. — Надеюсь, не придётся накладывать швы, — простонал Берт, выпутываясь из одеяла.       Осмотрев своё лицо в зеркале в ванной, не раз служившей ему домашней операционной, опытный хирург мгновенно оценил нанесённый ему ущерб — жить будет, но со шрамом.       Берт устало рухнул в постель, когда с самолечением было покончено. Глаза слипались, но сон не шёл. Он лежал в темноте и прислушивался к собственному дыханию, к тиканью часов, которые через час должны были будить его на работу, к шуму дождя за окном. Голова гудела, левая бровь горела, а пульс частил, никак не успокоившись после ночного кошмара. Берт не помнил, что ему снилось, но после этого сна на душе было так же мерзко, как и на улице.       Берт точно знал, что его жизнь не могла измениться за два часа сна, однако он никак не мог избавиться от чувства, будто всё стало совсем другим, потому что он забыл нечто очень важное и потерял нечто очень ценное.