Холмы, поросшие красной травой

      – Ты не умеешь танцевать, Мисси.       Доктор протягивает руку, делает шаг впёред; седые волосы – сталь и серебро, взгляд светлых глаз холоден и серьезен.       – Это я-то не умею танцевать? Милый, ты себя слышишь?       Мисси вскидывает бровь, поднимается из-за фортепиано; её жесты – непредсказуемость и изящество, её движения – хаос.       – Я сказал именно то, что хотел сказать. Ты не умеешь танцевать. Мисси, ты не слышишь музыку, не думаешь о ней; твои движения – хаос, твой танец – грация божества, разрушающего мир. Ты, познавшая Вселенную, говорящая с ней на одном языке, ты, слышавшая пение небесных сфер и агонию пылающего мира – разве не можешь увидеть чёткость и красоту вальса?       Повелительница Времени хмурится, выпячивает губу; она касается протянутой руки, сжимает её и резко тянет старика на себя.       – Что ж, тогда преподай мне урок, Мистер-Нахмуренные-Брови. Покажи плохой девочке, как правильно танцевать. И если ты пройдешь хоть один вальсовый тур без ошибки, я… ну, скажем… извинюсь перед твоими щеночками. Идёт?       – Перестань называть их щеночками, Мисси, – Доктор вздыхает, и тьма на мгновение заволакивает сапфировую остроту взгляда. – Они мои друзья, а не питомцы. Но ты права: я действительно хочу показать тебе, как танцуют люди.       Он кладёт руку на талию Повелительницы Времени и ведёт; вокруг тускло сияет неоновый свет, фиолетовые юбки разлетаются, будто цветы, и поёт потемневший граммофон. Доктор притащил его в Хранилище с неделю назад («тебе нужно знакомиться с культурой людей, Мисси! Поверь, они создают необыкновенные вещи»). Нардол ворчал, недовольно щурясь («Сэр, вы слишком много ей позволяете! Потакаете ей во всём, бежите по первому зову, приносите всё, что она просит… Помяните моё слово, однажды она вырвется из Хранилища и перебьёт кучу людей, и скажите спасибо, если не нас.»), Повелительница Времени смеялась, слушая оперы Моцарта и джазовые пластинки («знаешь, Доктор, а это, пожалуй, даже неплохо… для низшей расы»).       Танец Повелителей Времени – рождение и гибель Вселенной, последняя пляска падающих звёзд: их шаги отточены, движения легки, грация совершенна. Такт в такт, рука в руке – и играет старый граммофон, и блестят серебром светлые стены Хранилища, и Доктор кружит старого друга, улыбаясь мягко и сдержанно.       – Помнишь, как мы танцевали на Асгарде?       Повелительница Времени улыбается, и веселье мерцает на дне бледных лукавых глаз.       – Когда? А… Тем вечером, когда отправились праздновать создание твоего лучшего аналога потока времени? Мы тогда украли у Борусы бутылку прайдонского полусладкого – твоя идея была, между прочим!       – Конечно. Все гениальные идеи в нашей паре принадлежат мне, милый. Пора бы уже запомнить.       Доктор делает шаг назад, и стихает нежная земная музыка.       – Мы устроили на Асгарде милый пикничок. В тот вечер ты украл для меня луну.       Мисси глядит ему в лицо, не разнимая рук; каштановые локоны рассыпались по плечам, и смягчился светлый пристальный взор.       – Я был пьян и поддался на уговоры!       – Ты всегда умел себя оправдать. И вовремя сбежать. Сбегать – это твой талант, не так ли, Доктор?       Доктор не понял, когда в её руке появилась шпага, а вальс перешёл в боевую стойку.       Ещё один шаг назад, и в ладонь удобно ложится второй клинок – откуда он здесь? Ах да, он же сам принёс шпаги в Хранилище, поддавшись на «Доктор, мне нужна шпага, ты что, не видишь? Я должна тренироваться, иначе растеряю всю форму... Помнишь, как мы бились с шестью пьяными шобоганами? И победили только благодаря мне и моему владению клинком. Что, скажешь, нет? Ты когда в последний раз шпагу в руке держал, позволь спросить?».       Билл качала головой («Доктор, вы уверены? Я бы не давала ей в руки оружие»), Нардол в ужасе пытался закрыть собой двери Хранилища («Сэр, вы с ума сошли! Да она нас всех перебьёт этими самыми шпагами!»), а Мисси любовно гладила эфес, кружась по комнате («ах, Доктор, как мне этого не хватало!»).       Доктор делает боевую стойку, клинок – продолжение руки. И будто не было всех этих тысячелетий, будто не он закрывал глаза, отбрасывая оружие прочь; будто шпага всегда была здесь: холодила ножны, таилась у бедра, что твоя змея, ожидая, когда он ослабит бдительность.       Мисси хохочет: в глазах Повелительницы Времени – восторг и веселье, безумье и смерть. На лице не улыбка – оскал.       Двенадцатый хмурит брови и переносит вес с одной ноги на другую.       Шпаги скрещиваются.       Доктор и Мастер улыбаются друг другу.