***
В душном ближайшем кабаке, под тяжёлый дурман эля рождались новые песни. В них не было места Белому Волку. Сгорай, Мясник, сгорай. Горела душа, гудела голова, хотелось выть и лезть на стену. Как ни трудно это было предположить, но Лютик всегда был одинок. Он хотел, чтобы у него были друзья, чтобы нашёлся тот, к кому можно было прислониться, но этого не случилось. Когда он был виконтом, его общества искали ради выгоды, сейчас он был модным бардом и к нему относились как к интересной зверушке. Только Геральт был его другом, во всяком случае так он думал до сегодняшнего дня. Сгорай, Мясник, сгорай. Ещё две недели он ему было плохо. Он не мог прийти в себя, но всё конечно. И его пригласили на свадьбу к барону. И там был хороший стол, и было вино, и много разных песен. И публика была благодарна. Бард оттаивал, понимал, что стоит жить дальше, а полученных денег хватило на новые крепкие сапоги, и жизнь продолжилась, только что-то внутри всё равно раскололось.***
Осень в этом году выдалась ранняя и промозглая. Поля уже стояли почти пустыми, леса сбросили багряно-золотой убор и теперь тянулись к плачущему небу чёрными корявыми ветками, которые будто бы руки нищих молили о чём-то. То ли о милости солнца, то ли о благодати снега. Дороги раскисли и грязь хлюпала под ногами. С утра моросил мелкий дождь и в такую погоду редкие всадники норовили пришпорить коней, чтобы поскорее добраться до теплых домов или гостиниц. Путник на дороге неловко подтянул плащ, стараясь спастись от пронизывающего ветра. Он зашипел от боли, правая рука его была примотана к телу и дико болела. Иногда в глазах вспыхивали фиолетовые искры. Срочно нужен был целитель, но целитель стоил немалых денег, а чтобы их получить, нужен был контракт. И с этим были проблемы. С той горы всё пошло не так. Оказывается, наваливать дерьма сверху мог не только Лютик. Всё стало в разы сложнее: в хорошие таверны теперь пускали не всегда, из некоторых сёл прогоняли камнями, даже если он шёл просто, мимоходом, за контракты могли не доплатить. Последний контракт был самым поганым, хотя обещали дать много денег, что было важно, особенно перед зимовкой. Тварь, с которой ему пришлось сражаться оказалась не грифоном, а архигрифоном, бдительно охраняющим свою кладку. Он почти справился, но она успела плюнуть в него ядом и несколько раз долбануть в ключицу, выдирая куски плоти и дробя кости. Для того чтобы избавиться от яда ему пришлось опустошить свой запас зелий. Когда, спотыкаясь от ран и почти теряя сознание от боли, он вернулся в посёлок, староста, видя в каком ведьмак состоянии сразу же заявил, что вместо обещанных пяти сот оренов золотом, заплатит пятьдесят серебром, а если ведьмак возмутится, то прикажет выкинуть его из деревни. Его обманули, нагло и беспринципно. Деньги, вырученные за тварь, ушли целителю без остатка. И то, целитель этот был плохим, мало кто к нему обращался, только другие не стали даже осматривать «урода». Грубый целитель вправил, как он сам утверждал руку, сделал всё правильно и сказал, что через месяц всё срастётся. Он обманул, три недели были на исходе, а рука болела только сильнее, место над ключицей распухло и было чёрно-фиолетового цвета. Тогда он разыскал другого костоправа, тот поцокал языком и содрал с него ещё двадцать серебряных монет. Пришлось продать доспех, Геральт справедливо рассудил, что без руки он на жизнь себе не заработает. Руку снова «вправили», теперь он не мог пошевелить даже пальцами.***
Неделю назад у Геральта кончились деньги, и он попытался взять контракты. Только вот простейший контракт на кикимору и тот оказался ему не по зубам. Как итог он получил в свой адрес ушат помоев и его палками прогнали из деревни. Поясница теперь болела, одной рукой он не мог отбиться от людей. Теперь он шёл по раскисшему тракту под ледяным дождём. Сзади послышался топот копыт, спину ожгло сильным ударом: — С дороги, мразь! — мимо проскакала кавалькада всадников. Они спешили к городу, надеясь поспеть, пока дождь не усилится. С везучестью Геральта можно было не сомневаться, он под ливень точно попадёт. Плотву пришлось продать ещё пять дней назад и теперь он жалел об этом. Ни лошади, ни эликсиров, ни боеспособности.***
Солнце катилось к закату и Геральт едва переставлял ноги, но город уже показался вдали. Он уже начал чувствовать боль при каждом шаге, последний раз он ел два дня назад, если едой можно посчитать горсть ягод и сырую рыбу, выловленную в ручье. Выносливость его тоже дала течь, хоть ведьмаки и могли обходиться без еды несколько дней, сохраняя боеспособность, здесь был не тот случай. Ему нужно было отлежаться, отоспаться и поесть хоть чуть-чуть нормальной пищи, только вот подобной роскоши он не мог себе позволить. Небо разразилось ледяным дождём, промочив Геральта до нитки. Вода заставила рубаху прилипнуть к отощавшему телу, тесные бриджи стали источником боли, натирая бёдра и промежность, вода хлюпала в дышащих на ладан сапогах. Зубы выбивали дробь, но он шёл и шёл, пока не упёрся в деревянные городские ворота. Впервые за эти бесконечные дни ему повезло, в сгущающемся мраке сторожа не рассмотрели цвета его глаз и пропустили в город. Он отправился искать гостиницу. Денег совсем не было, но оставалась надежда на простенький контракт, или на то, что ему позволят заночевать на конюшне. Если повезёт, то и на лавке в главном зале.***
Гостиница нашлась почти сразу, двухэтажный дом: сложенный из камня первый этаж, и второй, бревенчатый, но довольно крепкий. Из открывающихся постоянно дверей доносились умопомрачительные запахи: мясо, картофель, выпечка. Из дверей тянуло теплом, и Геральт, толкнув их здоровой рукой, шагнул внутрь. Голова закружилась от обилия ароматов. — Все столики заняты, — буркнул мужик за стойкой сверля ведьмака недобрым взглядом. — Комната…. — Геральт понял, что ещё и осип. — Мне нужна комната. — У тебя есть деньги? — Н-нет. Я заработаю. Я могу… — Значит, у меня нет комнаты. Шёл бы ты отсюда, урод. Геральт шагнул на улицу, вспоминая запахи таверны. Дождь уже прекратился, но зато ветер усилился, а камни мостовой стали покрываться ледяной коркой. Теперь они поблескивали в желтоватом свете окон. Желудок скрутил голодный спазм, оставалась надежда, найти гостиницу попроще. Он прошёл весь городок до конца, но другой гостиницы не было. Решив испытать удачу, которой, будем честны, являлся обаятельный Лютик, умевший договариваться, торговаться, очаровывать, он постучал наугад в чей-то дом прося ночлега. Ему даже не откликнулись. В двух других домах ему хоть и открыли, но тут же объяснили, что мутанта и грязную тварь никто не пустит в благочестивый дом. Можно было бы покинуть город и отправляться дальше, вот только ворота давно уже были закрыты, и он понимал, что ради ведьмака их никто не откроет. Пришлось возвращаться к гостинице, там между самой гостиницей и соседним домом он видел Т-образный тупичок, способный скрыть его от пронизывающего ветра. Можно было попробовать заночевать там. Ноги теперь саднило при каждом шаге, он стёр стопы до кровавых волдырей, реакция замедлилась настолько, что теперь его могли легко поколотить даже городские мальчишки. Двери в таверну снова распахнулись и ветер донёс запах жареного на вертеле цыплёнка. Это, наверное, его добило. Ведьмак стёк по каменной стене, глаза его закатились, и он потерял сознание, сидя в грязи, ноги его покоились в ледяной луже, а сверху уже начинал сыпаться снег. Ведьмак съёжился в жалкий комочек, иногда из таверны доносился смех, входили и выходили люди и на их фоне Геральт был ещё более одинокий, чем когда бы то ни было. Не кстати вспомнился вечно весёлый Лютик с его рассказами и песнями и вечера в тавернах, когда было тепло и была еда. Это всё, чего ему сейчас хотелось. Промокший насквозь плащ не грел совсем, и начинал становиться колом на морозце, и будь Геральт обычным человеком, он не пережил бы этой ночи. Тело совсем закоченело, пальцы на ногах ничего не чувствовали, а сознание взорвалось дикой болью. Это один из городских стражей, патрулирующих улицу, рано утром ударил его в бок подкованным сапогом. Сухо хрустнуло ребро, Геральт закашлялся. — Встать! Бродягам здесь не место. Покинь наш город. — Хорошо-хорошо, — сил злиться, спорить или угрожать у Геральта не осталось. Он попытался встать, ноги почти не слушались, и он снова плюхнулся в лужу, ломая лёд и обдавая брызгами стража. — Эй, ребята, проводите как его, — позвал он своих товарищей. — Ещё чего, — откликнулся кто-то, — а если блох наберёмся? Только через несколько минут Геральт поднялся и захромал к воротам под недобрыми взглядами стражей.***
При тусклом утреннем свете тропа выглядела совсем уныло и теперь Геральт уже не шёл, а еле-еле брёл по дороге. Тропа поднималась выше и выше, уклон становился круче, а дорога уже, но если бы он обернулся, то увидел бы город за своей спиной. Порыв ледяного ветра выстудил его окончательно, свет померк в глазах, и ведьмак оступился, потерял равновесие и полетел с крутого склона кубарем, два или три раза ударившись сломанным плечом. Он шмякнулся о небольшие камни, сломав себе ещё несколько рёбер и окончательно потерял сознание, понимая, что это конец, и сейчас его огорчала только одна мысль, что никто не отдаст его медальон Весемиру. Все ведьмаки умирают в Пути, иногда жестокой, мучительной смертью, и его смерть милосердием не отличалась. Человек уже давно бы умер от травм, голода и холода, а его организм всё цеплялся за жизнь. Он приоткрыл глаза и увидел над собой ветки. Он лежал в кустах и с дороги его точно не было видно. Нужно было выбираться. Встать не получилось и он, как раненый обезумевший зверь попытался ползти, только силы снова покинули его. На этот раз он не потерял сознание, просто лежал животом на голых камнях и ждал конца.***
Каурая лошадка мирно вышагивала по каменистой дороге, вскидывая голову и иногда всхрапывая. — Ну что же ты, Красотка, так нервничаешь? — всадник на ней был спокоен. Это был молодой мужчина, которого издалека вообще можно было принять за юношу. Чуть отросшие длинные волосы обрамляли его мужественное лицо. Оно могло показаться грубоватым, но милая ямочка на подбородке и чуть наивные голубые глаза делали его моложе, чем он был. Одет он был добротные сапоги, выдержавшие бы долгие переходы по дорогам, плотный малиновый камзол и кожаный малиновый плащ, способный защитить от дождя, снега и ветра. Обе седельные сумки были набиты припасом. На поясе у мужчины висел короткий меч, а за голенищем сапога виднелась рукоять кинжала. Вид выдавал в нём опытного путешественника, а лютня, притороченная в чехле к седлу, указывала на род занятий. Это был бард. — Я тебя прекрасно понимаю, можно было бы и остаться в городе, тем более гостиница там вполне сносная, простыни свежие и цыплёнок просто объедение, но нас ждут в Оксенфурте. Профессор я или нет? Хорошая квартира, жалование, шикарные библиотеки! Всё у нас впереди. Мужчина проехал ещё немного и его внимание привлекли придорожные кусты, и тут уж зов природы напомнил о себе. Всадник спешился, бросил поводья, совершенно не опасаясь за свою лошадь, он знал, что чужого она в седло не пустит, да и кусалась знатно, направился вниз по склону, насвистывая мелодию. Геральт закашлялся, с надрывом и болью. В спине всё горело огнём, он пролежал так уже несколько часов. Кто-то подходил, в отчаянии он хотел позвать на помощь, но его не услышали, зато почти в нескольких дюймах от лица ударила струя мочи и от невыносимого запаха он закашлялся снова, пытаясь сесть, неловко цепляясь уцелевшей рукой за ломкие кусты. — Вот же…. — с досадой воскликнул знакомый голос. Голос, который никак не мог быть здесь. Услышав стон и кашель в кустах, бард быстро оправил одежду, выхватил кинжал и раздвинул колючую поросль. Несмотря ни на что, он узнал его сразу как только увидел. — Геральт, — это был не вопрос. Жёлтые глаза с болью смотрели на барда. Почему-то сейчас отмечались мелочи: взгляд стал жёстче, плечи будто бы раздались и стали шире, кожа ещё бледнее. — Лютик, — каждое слово давалось с трудом, в груди будто бы ёжики устроились на зимовку и теперь ворочались, прокалывали лёгкие и заставляли дышать часто-часто. — Я рад…. — Не взаимно, — холодно бросил бард. Ещё раз окинув взглядом Геральта, отмечая, что кончики сапог ведьмака протёрлись и пальцы на ногах стёрты в кровь, он получил небольшое удовлетворение за ту безобразную сцену на горе. На этом месть свою мог считать свершённый, но второй раз на те же грабли решил не наступать, хоть и бросить ведьмака так он не мог. — Сам встать сможешь? — Постараюсь, — прохрипел ведьмак и попытался перевернуться на бок. Лютик раздражённо фыркнул, наблюдая за жалкими трепыханиями Геральта и попытался вздёрнуть ведьмака за воротник на ноги. Совсем как тогда, когда Геральт тащил его к Йеннифер спасая от джина. Ничего не получилось, даже в таком состоянии ведьмак был очень тяжёлый. — Так, что у тебя болит? Быстро говори, не трать моего времени зря, — и Геральт подумал, что ему такое обращение не нравится. Он привык к лёгкой, раздражающей болтовне, а не к сухим приказам, но всё же ответил: — Рука, рёбра, спина и зад, к… — Значит, болит всё, — резюмировал Лютик, — идти не можешь. Он раздражённо выпустил из руки мокрый воротник рубашки Геральта, развернулся и ни слова ни говоря пошёл к дороге. Ведьмак прикрыл глаза, вот он его конец. Лютик бросил его. Совсем как… как… «Как ты его на той горе», раздался в мыслях голос Борха. Наверное, было бы даже стыдно, но на это не осталось сил. Ведьмак просто прикрыл глаза и отрешился от мира как при медитации, поэтому вздрогнул, когда послышался топот копыт, да ещё так близко. Лютик умело заставил коня опуститься на четвереньки и начал затаскивать Геральта в седло. С трудом Лютик закрепил Геральта в седле, опасаясь навредить ему ещё больше, посмотрел на город за своей спиной и развернул коня. Скакать рысью было так себе идеей, это просто убило бы ведьмака, потерявшего сознание вновь, и бард повёл всхрапывающую лошадь в поводу. Сказать правду, бард был испуган, и жалел Геральта, хоть и не считал его более своим другом. Он не желал смерти Мясника, он вообще на данный момент не желал ничего. Геральт снова очнулся и застонал только когда они упёрлись в те же городские ворота. — Господин Лютик, — обрадовался страж, — всё же решили остановиться у нас! Хорошее решение! Урожай уже собрали, сейчас скучно и ваш визит кстати. — Да, — бард улыбнулся самой очаровательной из всех своих улыбок, и перехватив недобрый взгляд стража на ведьмака, продолжил с бОльшим воодушевлением. — Такой чудесный город было преступным не воспеть в песнях, а уж ваши празднества и гостиницу! Ох, моё сердце переполняет радость! Жду не дождусь вечера! — Да, маэстро. Но что же скажут люди? Вот с ЭТИМ в город ну никак нельзя. Лютик обернулся и посмотрел на Геральта. Остатки злости и раздражения сошли на нет. Ведьмак смотрел прямо перед собой, с каким-то тупым, осоловелым смирением принимая поношение. Он ведь и не ждал ничего другого, привык, смирился с вечным унижением, будто бы так можно. Он видел, как Лютик опустил голову, и его слова обожгли Геральта хлеще холода и когтей чудовищ, заставив что-то всколыхнуться внутри: — ЭТО, как вы изволили выразиться, мой друг. Он тяжело ранен в бою с монстром, он болен и слаб. И, судя по всему, он прошёл через ваш город сегодня ночью. И никто не явил сочувствия. Вы сами-то люди? Я же не прошу вас принять его! Я сам обо всём позабочусь, и заплачу тоже. Пропустите! Лютик умел быть несносным, но эти слова нашли отклик в двух сердцах. Стражник уступил дорогу, а Геральт застонал: — Терпи, сейчас будет тебе комната, и ванная, а то от тебя животиной пахнет, — ведьмаку показалось, что Лютик раздражён. Он не хотел причинять неудобство, возможно, попытался бы уйти, но сил не осталось. Трактирщик вначале без особой радости сдал номер, но Лютик оплатил щедро, да и комнату занял одну. Номер был хороший, две крепких кровати, застеленные несколькими тёплыми одеялами и свежим бельём, занавески на окнах, плотные, не пропускающие никаких сквозняков. Слуги, пусть и с неохотой, но всё же довели Геральта до номера и усадили его на пол. — Вы, милсдарь, всё же немытого на кровать не сажайте. — И в мыслях не имею. Сделайте-ка ванну погорячее, ещё пришлите сюда суп, мясо и вино, и пошлите за целителем. Хорошим целителем, который за монету хоть стрыгу лечить возьмётся. Слуги кивнули и вышли, и буквально через десять минут в комнату принесли бадью, вёдра с кипятком, полотенца и мыло. Лютик присел рядом с Геральтом, заглянул в глаза и тихо заговорил: — Твои вещи слишком сильно пострадали и никуда не годятся, их придётся сжечь. Оружие мешает тебя осмотреть. Ты позволишь снять мечи? Геральт не отвечал, он отвёл глаза, никогда до этого дня он не считал, что Лютик — это его благословение, а не проклятие. Было стыдно, а ещё он прикидывал, во сколько станет барду возня с ним. Он слегка откашлялся, и так же тихо и грубо произнёс: — Я отработаю. Прости что втянул тебя в это. Лютик поджал губы, но не ответил. Быстро перевёл тему, с трудом усадив его в лохань он начал бережно, не касаясь повреждённой стороны обмывать его тело, попутно замечая, что ребра ведьмака торчат и между ними провалы. — Когда ты последний раз ел? — Лютик осторожно обмывал ноги Белого Волка. Было больно, но Геральт терпел. — Лютик… — Не лютикай мне тут, — грозно оборвал бард. Ел когда? Продолжая допрос он отмывал Геральта. Сейчас он поймал его ступню в свою ладонь и основательно намыливал её. — У…. — Геральт попытался выдернуть ногу. Раны горели расплавленным огнём. — Не нравится? А я в такой обуви с горы до самого Каингорна дошёл. Он всё же перегнул палку, Геральт и так был достаточно унижен, а красноречием он не отличался, поэтому и того, что он уже сказал Лютику было слишком много. Вода быстро мутнела, окрашиваясь кровью и грязью, Геральт впадал в забытьё и толком уже не помнил, как оказался на кровати, голый прикрытый одеялами. Даже голод отступил, блаженное тепло накрыло его с головой, укутало и на какой-то момент даже показалось, что он насмерть замёрз на дороге и всё это смертный сон. Боль вернулась с новой силой, над ним стоял неприветливый хмурый старик, рассматривая раны, нанесённые грифоном. Лютик нетерпеливо мялся рядом. — Что? Что там? — не выдержал бард. — Плохо. Какой-то коновал вправил ему плечо, совершенно не так. Нужно исправлять, и это будет больно. У меня нет зелья, которое подействует на ведьмака, поэтому садитесь на его ноги и держите свободную руку. — Сколько это будет стоить? — уточнил Лютик, хотя сейчас деньги были не проблемой. — Потом посмотрим. Если я не опоздал, то рука начнет исцеляться уже через неделю. Если же всё плохо, рука усохнет. На этих словах Геральт вскинулся, покалеченный ведьмак был никому не нужен. Осесть он мог только в Каэр Морхен. Лекарь даже не обратил внимания, Лютик озадачился. Отрешённо он жалел Геральта, но прошлого беспокойства или какого-то участия в судьбе ведьмака открыто не проявил. Если бы Геральт имел силы прислушаться, он точно бы услышал, как сердце барда сперва зашлось, будто бы он бежал долго и быстро, а потом начало успокаиваться. — Я один не справлюсь, — продолжил лекарь, — тяните его к краю кровати. С трудом подтянув Геральта, лекарь накинул петлю, на которую по общему решению пришлось пустить рубаху ведьмака, пропустив её под мышкой больной руки. Повинуясь приказу, Лютик взялся за конец ткани и начал тянуть в одну сторону, лекарь же согнул пострадавшую руку Геральта и приступил к работе. Ведьмак напрягся и глухо зарычал, пот лился по лбу градом, вены на шее, казалось, лопнут от натуги, но он заставил себя лежать. Нужно было сосредоточиться на чём-нибудь. Белый Волк посмотрел на Лютика, который без камзола, в одной рубашке, тянул край жгута с самым сосредоточенным выражением лица. Послышался оглушительный щелчок, боль сменилась жгущим чувством, рука стала ощущаться полной боли раной. — Пальцами пошевели, — приказал лекарь. Геральт попробовал, и это было больно, но пальцы шевелились. Мужчина улыбнулся и посмотрел на барда. — Хорошо, что ваш дружок ведьмак. Человек бы остался калекой, хотя, скорее умер раньше. Ваша помощь мне более не нужна. Я стяну рёбра и обработаю ключицу. Всё плыло перед глазами, Геральт начал кашлять и лекарю пришлось ждать, пока приступ кончится. Сейчас ведьмак чувствовал себя куклой, которую вертят как хотят. Хорошо, хоть холод отступил, да и голод почти не ощущался. Он вздрогнул и снова открыл глаза, когда врачеватель набросил на него одеяло и повернувшись к Лютику произнёс. — А вот теперь произведём расчёты. Вправление руки и ключица три золотых монеты, рёбра одна. За ноги не возьму ничего. Мазь оставлю, стоит она три медяка, сами будете мазать. И ещё у него болят лёгкие, конечно, он сам отлежится, не развалится, так что я сделал всё что мог. — Бальзамы для него есть? — Есть, но они дорогие, ему нужно сверхмощные делать. Так что стоят они пять золотых. По сумме выходило как средняя лошадь, Лютик с сомнением покосился на Геральта. Из всех вещей у ведьмака остались только два меча и штаны. Исподнее он пустил на повязки намного раньше, а ещё сапоги, просившие каши. Бард задумался. Деньги у него были, около семидесяти оренов золотом. — Оставьте бальзамы, — он положил перед лекарем десять монет золотом. Лекарь кивнул и начал тут же смешивать травы. Он ушёл только через час, а ведьмак, посмотрев на барда, выцедил: — Лютик…. — вышло грубо. Как частенько у него получалось. Бард вскинул брови, ничуть не удивляясь и быстро заговорил, морщась как от зубной боли. — Да знаю-знаю. Ты не нуж…. — в дверь постучали. Это служанка принесла бульон в большой глиняной кружке, немного сухарей и медовый отвар. — Благодарю! — Лютик принял поднос, передал кружку Геральту. — Лучше поешь. Он накинул камзол, взял лютню и заявил: — Я вниз, попробую добыть денег. Не жди. — Спасибо, тебе, — ответил Геральт, а Лютик замер. Он не ждал благодарности просто потому, что Геральт никогда не благодарил. Принимал всё как должное. Так что же изменилось? Списав всё на слабость, бард ушёл. После еды Геральта потащило в сон. Он больше двух месяцев не ночевал даже на конюшне, не то, что в нормальной кровати. И сейчас сомлев он заснул, чтобы не видеть ничего. Иногда он просыпался, слушая взрывы хохота внизу. Иногда долетали обрывки песен, уже не навязчивые, как он думал раньше. Сознание медленно текло по волнам реальности, и он слышал голос Лютика. «Спой мне про звон подков, про медные котелки. Спой про созвездия над тропой Спой мне про старый дуб, про хижину у реки Спой мне, слышишь, Спой мне про нас с тобой…» И он парил в черноте, разум его отдыхал, а тело исцелялось. Геральт вздрогнул и проснулся от того, что Лютик вернулся в номер. Было около трёх часов ночи. Заметив, что ведьмак не спит, бард сипло спросил: — Что подорвался? — он отхлебнул воды из кувшина. — Спи, ночь на дворе. Затем стащил сапоги, камзол и рухнул на кровать. Через несколько минут всё затихло. Последовавшие за этим три дня плохо сохранились в памяти Геральта, оставляя послевкусие стыда, от того, что бард таскал из-под него горшки, горечь слабости и привкус трав на языке. Всё же ведьмак начал исцеляться, рана на ключице теперь имела вид багрового, но вполне зажившего рубца. Кашель, терзавший его в первые сутки, отступил и теперь ведьмак мог вставать. Ему нужно было поговорить с Лютиком, но тот больше времени проводил внизу, пел для гостей, ходил в богатые дома и старался заработать. Разговоры не клеились. Лютик лишний раз не спрашивал, а Геральт не умел много говорить. Рука зажила через неделю. Сон в нормальной постели, еда и покой существенно улучшили состояние ведьмака. В это утро Лютик впервые заговорил с Геральтом почти как раньше. Он поймал Геральта за попыткой выбраться из кровати, ведьмак уже сносно стоял на ногах и искал свои штаны, ещё не зная, что Лютик их сжёг. — Оу, — в дверях стоял бард с большим узлом, — хорошо, что ты встал. — Я принёс вещи. Здесь бельё, рубашка, чулки, жилет и нормальный тёплый плащ, а не то убожество во что превратился твой. Плотва в стойле, её накормят. — Лютик, что ты сказал? — ведьмак не верил своим ушам. — Твоя лошадь в стойле. Я оставляю немного денег, к броннику сходишь сам. И сапоги купишь тоже сам. Лекарь говорит, что ещё неделя и ты будешь совсем здоров. Номер я оплатил ещё на десять дней, ну а мне пора. Бард начал собирать свои вещи и это было так неправильно. Обычно Геральт спешил — не Лютик. Вот был увязан камзол, в котором бард выступал, бережно упакована лютня, узел с припасом. Лютик огляделся вокруг, проверяя, не забыл ли он что-нибудь. Удовлетворённо кивнул и шагнул на выход. — Лютик, стой. Я не могу понять, почему всякий раз как только я окажусь по уши в дерьме, ты появляешься рядом и тащишь меня обратно? Теперь я лишь одного прошу от жизни, чтобы ты сопровождал меня на моём пути. Слова дались с трудом. Геральт не умел говорить красиво, но пытался благодарить как умел. Лютик в ответ просто пожал плечами, взглянул в жёлтые глаза ведьмака. Он не мог понять, хочет он вновь кочевать с Геральтом или нет. Равнодушия он не чувствовал, но и терпеть хмурую рожу такого неудобного попутчика тоже не хотел. Ответил, в итоге честно. — Мне нужно подумать. Договорим в другой раз, если он будет. Хлопнула дверь, Лютик оседлал Красотку и выехал с постоялого двора. Геральт смотрел из окна комнаты вслед барду и не понимал, что с ним происходит, но прошептал вслед. — Мы встретимся ещё. Обязательно встретимся.