...
4 января 2023 г. в 20:56
Сидя за партой, наблюдая за темноволосым молодым человеком, в голове Нанами зародился интересующий её вопрос. «А трудно ли быть богом?» Ведь именно таковым себя считал Лайт, игнорируя свою принадлежность к миру смертных. Хоть был он физически
смертным, которого, по словам Рюка, ожидали муки в аду, но то, чем он занимался не было людской работой.
Очищать землю от зла, при этом ходить в школу и умудряться быть лучшим учеником? Это было нелегко, тем более для человека, кому так важно быть идеальным в глазах других. Лайт был идеальным. Воспитанный, сдержанный, ответственный. Он так сильно отличался от Киры: хладнокровного, бездумного в порывах своей злости и мания величия, которое порою накатывало на него. Две совершенно разные личности уживались в одном человеке, сохраняя при этом некий «баланс». Нанами бы это пугало, не будь она той, кем являлась.
Она играла с огнем, с самой смертью, предвестником которого, в своем роде, был сам Лайт. От него можно было ожидать чего угодно, и Нанами порою думала, что не удивиться, если когда-то обнаружит и свое имя в его тетради. Почему-то именно эта мысль заставила девушку улыбнуться.
Нанами наблюдала за тем как тонкими пальцами парень записывал что-то в тетрадь. Конспект? Имена? Девушка не знала этого, однако от мысли, что он пишет имена прямо на уроке, её сознание окутывал жар.
— Нанами, не отвлекайся, — грозный голос учителя возвращает девушку на место.
Она сглатывает, мысленно успев подумать о том, как бы прекрасно было записать инициалы этой учительницы. Она знала, что она всего лишь выполняет свою работу, однако не понимала, почему та сразу же невзлюбила Нанами?
Нанами всегда пыталась быть нормальной, ну, или старалась. И вещь, которую она ненавидела больше всего — когда ее старания не окупались. Когда такие люди плюют на все её попытки, продолжая обращаться с ней как с посредственной.
Девушка вздыхает, оборачиваясь к тетради. Но она не считала себя посредственной, и ни коем образом не являлась такой. Она не посредственная. Она девушка Лайта, та, что записывает имена в свою тетрадь. Жаль, что Лайт запрещает записывать ей в школе, иначе класс сократился бы прямо сейчас.
В своих мыслях, она представляла как все ученики или учителя падают замертво перед ней, все, кто считал её неблагополучной или же задирой, ввязывающейся в драки. Она хотела записать всех их, однако, это было равно тому, чтобы нарушить слово Лайта, а это было единственным правилом, что она соблюдала. Нанами было приятно думать о том, что любой человек может пасть от её руки замертво, или же взмаха стержня, даже если она не сделает ничего подобного.
Нанами никогда не любила учиться, ведь с учебой пытаются навязать своё мнение, некие ценности, которых она терпеть не могла. Социальные рамки, и то, что в них нужно было вписаться — напрягало её до скрежета зубов. Это было не тем, для чего она была рождена.
Нанами никогда не стала бы чьей-то лучшей подругой, к тому же, она никогда не любила представительниц своего пола. Да и в общем, людей она не особо любила, считая всех их «ещё не активировавшимися бомбами», ведь в её глазах все были потенциальными преступниками.
Она никогда не стала бы чьей-то примерной женой, или до тошноты любящей и заботливой матерью. Такие как Нанами не предназначены для рутины. Стоп. Таких как она нет, ведь она единственная в своем роде. Пока других девушек заботило то, какую школьную форму выбрать, как заинтересовать самого красивого парня в школе, Нанами хотела записать в тетрадь как можно больше имен.
Она хотела быть незаметной, ведь обладатель второй тетради не должен высовываться, чтобы не подставить Киру. Но с её количеством драк в школе, её личность ещё как умудряется быть заметной. Однако, кто заподозрит девчонку с самым низким балом и плохой репутацией в том, что она обладатель тетради?
— Куда сегодня пойдем? — спросила после уроков Нанами, с оживленным ожиданием глядя на самого значимого человека в своей жизни.
— Думаю, на сегодня ограничимся кафе, — ответил Лайт, что подразумевало то, что убивать они сегодня будут в кафе.
Он обычно выбирал захолустья, где не могло быть камер. Да к тому же, кто бы заподозрил двух школьников, спокойно делающих домашнюю работу в кафе?
Увлеченные «домашней работой», обмениваясь многозначными ухмылками, эти двое записывали имена, сидя в кафешке на окраине города. Это было одним из самых любимых мест, да и телевизор с новостями здесь не умолкал сутки напролет. Рай, а не кафе, точнее — место убийства.
Но Нанами было мало, ведь порою ей казалось, что убивать ей нравилось даже больше, чем самому Лайту.
Ягами убивал осторожно, расчетливо, и у него не было такой навязчивой мысли как у Нанами, которая всегда думала о том, что каждый её прожитый день является не бессмысленным только тогда, когда она исписывает десятки страниц.
— Ты неосторожна — произнёс Лайт, склонившись над Нанами, которая записывала имена, сидя за его рабочим столом. Совместная домашняя работа была хорошим оправданием для того, чтобы приходить к нему домой и не вызывать вопросов. Ведь ему не хотелось объяснять родителям, почему он проводит свободное время, да еще и у себя дома, с той, кто ниже всех по успеваемости в классе.
— Не беспокойся, — сказала Нанами, смотря покрасневшими от продолжительной работы глазами, в сторону парня, стоящего над ней. Она потёрла уставшие глаза, которые продолжительное время не отвлекались от монитора.
Порою, Лайту казалось, что это доходит до одержимости.
— Если так продолжить, то это вскоре может привлечь внимания, — проговорил парень, наблюдая за тем как девушка выписывает имена преступников из определенного района, что он не позволял самому себе. Ведь обычно такое привлекает внимание.
— В этом районе преступность возросла в несколько раз больше, — произнесла она, продолжая записывать иероглифы.
— Мне приятна мысль, что сейчас, вероятнее всего, я спасаю чью-то жизнь, — призналась честно темноволосая, убирая надоедливую прядь со своего лица.
Не смотря на её очерствевшую душу, которую, казалось бы, не могло затронуть даже самое счастливое событие, Нанами искренне желала спасать жизни, хоть и предполагаемые.
— Тебе не стоит волноваться об этом, — произнесла она, перелистывая страницу, которую она уже исписала.
— Ведь в случае чего, ты можешь записать моё имя, — проговорила девушка, на миг остановившись, поднимая голову на шатена, наклонившегося над ней. Лайт чуть усмехнулся краем красиво очерченных губ.
— Ты ведь знаешь, что я не могу убить обладателя тетради, — добавляет он, прекрасно осведомленный обо всех тонкостях и правилах этого «орудия смерти».
— Если дойдет до крайностей, я принесу себя в жертву, чтобы не раскрыть тебя, Кира, — проговорила девушка, глядя в глаза шатену.
Лайт не был глупцом, чтобы повестись на всякого рода рассказы о её бесконечной любви к нему, однако, он понимал, что настолько одержимый справедливостью и «благим» делом человек, может дойти до этой крайности.
Нанами не бросилась бы под огонь или пули, однако, смогла бы взять на себя вину, причислив себя к террористам перед глазами миллионов, даже отдать за это жизнь, чтобы он продолжил их дело.
Для той, в жизни которой нет ничего, за что можно было бы цепляться или бороться, появилось столь значимое как тетрадь смерти. Это казалось благословением от бога, в которого Нанами даже не верила.
Хочет ли Кира убить её в конце или нет — она этого не знала. Да и не особо беспокоилась об этом, считая, что только материальные люди могут о таком думать.
Единственное, в чем Лайт был уверен, когда дело касалось Нанами, это то, что она никогда не предаст его. Дело было не в том, что в её глазах он был богом, но и в общей идее, над которой они оба работали. Это было что-то, затрагивающее гниющие души обоих. Что-то, что навеки их связывало, порождая между двумя людьми, не способными на сострадание или любовь, нечто похожее на роковую связь. Лайт не был способен на любовь, и Нанами была прекрасно об этом осведомлена, из-за чего ей приходилось носить точно такую же маску, в глубине души храня то, что она так умело прячет под «обожанием» культа личности Киры, а именно — настоящие чувства к нему.
Он казался ей идеальным, и, встреться бы они при других обстоятельствах, она незамедлительно сделала бы всё, чтобы заполучить такого парня.
— Лайт, я только что убила полсотни человек, — с улыбкой произнесла Нанами, почувствовав как теплыё губы парня коснулись её нежной шеи. Его прикосновения мигом заставили её выкинуть из головы всю напряженность последних нескольких часов.
— Я в курсе, — ответил с усмешкой тот, продолжая целовать шею девушки, параллельно убирая из её пальцев ручку, другой рукой закрывая тетрадь.
— И ты хочешь переспать со мной сейчас? — спросила Нанами, почувствовав как от этих мыслей её тело приятно сводит. Они были скреплены своими тетрадями, будучи «союзниками» против той несправедливости, что царила в разрушающем себя обществе. Однако, помимо этого было и страстное желание, контролировать которое не хотел ни один из них.
— С той кто отнял столько жизней? — улыбнувшись, произнесла та, почувствовав как от этих мыслей голова идёт кругом. Это звучало так аморально и беспринципно, однако для обоих это было чем-то, не являющимся столь лицемерным, чем-то, что не выходило из тех рамок, которые они же выстроили.
— Да, — ответил порывисто Лайт, когда Нанами обвила его шею руками.
— Так аморально, — произносит та с улыбкой, сдерживать которую та не в силах сдерживать. Резко повернувшись, она утыкается в губы парня, не сдерживая своего страстного желания. Не прерывая поцелуй, они переместились на кровать парня.
— Тебе ведь это нравится? — спросил Лайт, сжав руку на нежной шее девушки, что принесло ей неописуемое удовольствие.
Нанами лукаво улыбнулась, замечая то, что парень смотрит на неё с возрастающим огоньком в глазах.
— Нравится, — подтвердил тот, усмехнувшись, оставляя поцелуи на её шее.
Может, это и неправильно. Может, это и искажает границы всех рамок, за которых они уже успели выйти. Не правильно то, что она добровольно дала ему власть не только над своим разумом, но и над своим телом, своей жизнью.
Нанами всегда играла с огнем, не особо беспокоясь о последствиях, о том, что все её желания могут выйти для неё боком. Порою она была легкомысленной, безумной, одержимой идеей. В ней были все те качества, которые втайне обожал Кира, хоть и никогда не показал бы этого. Она играла с огнем, но не боялась обжечься, ведь она смело шагала в это пламя, давая ему себя поглощать, не оглядываясь назад. Ибо она знала, что в этом пламени будут гореть двое...
Примечания:
Укажите на ошибки
