Часть 1
6 октября 2022 г. в 22:15
Она входит в храм как богохульник. Гордо и быстро, с высокоподнятой головой, не скрывая того, кем является. Проклятая кровь…
Чуть более поспешно — и это будет казаться страхом, чуть медленнее — и все воспримут это как фарс…
Лира с пренебрежением касается протянутого ей символа, проходит дальше за скамьи в одной из исповедален и покорно застывает у колонны, немым призраком, не ожидая, что её примет достопочтенный БоГ.
Месса идёт своим чередом, мерно-любовно обливая обыкновенных жителей Каннареджо благословением и обсыпая проклятием янтарную кровь.
Лира принимает каждый метафорический камешек, брошенный в неё, стоически, с терпением прочного малахита в руках неопытного и чрезмерно осторожничающего мастера.
Однако после речи священнослужителя в Храме надлежит молиться.
Позолоченный альков в глубине ждёт преклоняющих колени грешников, что в бесплодных попытках замолить свои дурные-тошно-дурные дела, лишь разбивают в кровь ноги.
Лира медленно опускается на колени, складывая ладони в единении, чуть опускает лицо и думает о том, что произошло с ней сегодня на шумной рыночной площади…
Умирающий день освещает сквозь витражи её лицо с сомкнутыми веками разноцветными красками, и губы её едва двигаются в такт словам заученных молитв.
Лира же вспоминает торговку с травами, которая искала для Бейзила кровоостанавливающее, и в перерывах между поисками, Лира заметила самые обыкновенные, но отчего-то притягательные и красивые, жёлтые цветы. На вопрос о них торговка пренебрежительно бросила, что они даже не целебные, а "для чисто укрошения для детей". Однако затем она обернулась к Лире с хитрым прищуром, скосила хитро один глаз, защурилась — в полуденном солнечном мареве сверкнула золотая серьга в просвете между тёмными прядями, обсидианово-карий взгляд цепко осмотрел её, да так, что у Лиры вдоль позвоночника прокатилась волна мурашек.
— Дорогая, а давай я тебе погадаю… — с грудным смешком заискивающе предложила старая цыганка.
Лира мотнув головой, отступила на шаг. Но травницу это нисколько не смутило, и она с проворностью лисицы в миг оказалась рядом, аккуратно, но твёрдо обхватывая запястье Лиры.
— Вот, теперь поищи нужную… — раскрытую ладонь торговка с лёгким нажимом подтолкнула к ящикам с травами, и рука Лиры, будто ведомая чем-то невидимым, качнулась в сторону розоватых крохотных цветочков на покрытых мелкой зеленью палочках. Миг, — и тонкие пальчики выхватили одну веточку красивого необычного растения. Гадалка рассмеялась, выхватывая цветок из рук Лиры.
— Да-да! Неожиданная находка… — она повертела веточку, потирая её пальцами, и щурясь пуще прежнего из-за яркого солнца. — Calluna vulgaris…
— Что, простите? — переспросила Лира, услышав непонятные слова на смутно-знакомом языке.
— Вереск, дорогуша! — с радостью подтвердила торговка, сверкнув белоснежной улыбкой. — Ты ветошку вереска потянула. Ждёт тебя сегодня встреча с избранником!
— Жених? — Лира моргнула, вспоминая Адриана: они сегодня как раз должны были встретиться.
— Жених-жених, — кивает как деревянный болванчик торговка. — Что ты сказать о нём можешь, милая?
Де Вер задумывается на несколько мгновений, пытаясь вызвать в голове образ светло-улыбчивого молодого мужчины и те скудные обрывки воспоминаний вперемешку с рассказанной чужими устами истории её жизни…
Лира в несколько кратких предложений описывает торговке своего жениха, но женщина почти сразу же хмурится и начинает резко взмахивать руками.
— Что ты! Что ты?!! Он не твой суженый, янтарная дева! Вереск вашу встречу указывает… Тебе же Ranunculus приглянулся? — вдруг с хитрым прищуром уточняет гадалка.
Лира, уже не уверенная в успехе идеи с гаданием, с волнением всё ж кивает, прижав сжатую в кулак руку к груди.
— Суженый твой — что чёрная хищная птица: статен, высок, крылья в широких плечах… Не смотри, что взгляд его холоден и суров — по сердцу ты ему пришлась, потерять он тебя боится, вот и силится оттолкнуть, да только… — торговка рассмеялась, блеснув недвусмысленно глазами, и щёки де Вер залил лёгкий румянец. — Бессмысленно это, ежели Рок вас уже свёл.
Лира вздрогнула от прозвучавшего не-имени и поспешила расплатиться с женщиной, поблагодарив её.
Сейчас же, коленопреклонённая, шепчущая губами не слова неведомой молитвы, но просьбу о своих новых друзьях, Лира вдруг думает, что торговка ошиблась: и с характером, и с внешностью.
Рок никак не может быть её Судьбой.
Он значительно старше неё, могущественнее, злее и нелюдимей.
— Вот ты где.
За её спиной сквозит холодом подземелий, осколками скрипучей песни Чеви, и шуршат чужие громоздкие чёрные одежды.
— Я искал тебя. — у Лиры на миг перехватывает дыхание.
И она не ведает от чего больше — от запаха озона, будто после грозы, или от низких бархатных интонаций в вечно-недовольном тоне?
— Что ты делаешь? — продолжает он уже раздражённее прежнего. — Ты должна была прийти в подземелья на закате!
Лира набирает воздуха в непослушные лёгкие, и, наконец, оборачивается к нему.
Витражное окно у них над головами рассыпа́ет солнечные лучи на сотни разнокрасочных пёстрых бликов, расцвечивая полумрак церковной ниши пятнышками преломлённого света — зелёного, синего, лазурного, пурпурного, рыжего, рубиново-красного, жёлтого и даже яркого малинового.
Лира смотрит на Ворона — и не видит Войны.
Она видит усталость, видит того, кто возможно лишь на исходе дня позволяет себе хоть на короткие мгновения стать обыкновенным человеком — вымотанным, хмурым, тяжело-размышляющим…
Лира смотрит на Ворона. Но видит Рока де Виро.
И этот взгляд обнажает изнанку чувств.
— Хоть раз в жизни — выполни, что от тебя просят. Без дурацких выходок и нелепых возражений… — де Виро обыкновенно-холодно цедит.
"Ranunculus — лютик" думает Лира, молчаливо его изучая, и всё ещё раздумывая над словами гадалки.
— Хорошо.
Ворон, видимо заметив, её необычную покорность и немногословность, так ей несвойственную, пытливо прищуривается.
— Так быстро согласилась? И никаких возражений и вопросов?
— А вы при́мете хоть одно из двух? — вопросом на вопрос, взгляд молнией между их глазами, пожирающими друг друга: его — настороженные, прищуренные; её — расслабленные, полуприкрытые.
Лире бы думать об Адриане: о стройном юноше — живом отражении света — с глазами цвета миндального ореха и волосами — кольца мёда…
Но перед нею и в мыслях лишь громоздкая гранитная скала — Рок неуступчив, не умеет проигрывать или отступать, и на сомкнутых обескровленных губах хранит скорее горечь вербены и златоглавика, чем сладость камфоры и гибискуса.
— Идём. — хрипло не то приказывает, не то приглашает её Ворон, чуть отступив в сторону и прошелестев полами плаща — будто взмахнул тяжёлой тканью, прежде чем изящно очертить пол вальсовых квадрата и направиться к выходу из Храма, на ходу накидывая плащ на голову и плотнее кутаясь.
Лира срывается за ним с места, тоже накидывая плащ и стараясь не очень сильно семенить в такт негромким широким шагам.
— Вы можете мне пообещать? — не сбавляя темпа ходьбы спрашивает она, вперившись взглядом в крылья плечи под чёрным плащом.
— Так и знал, что этим всё закончится… — скрипит бархатистый глубокий голос ей в ответ, но мужчина не оборачивается.
Лира знает: его недовольство — не притворное — она действительно его раздражает. Впрочем, её забавляет и успокаивает одновременно осознание того, что для этой его эмоции в целом много делать не нужно: за десятилетия под землёй, в обществе лишь древних камней — немых свидетелей его невыплёскиваемого растущего гнева и непотопляемой скорби — его молчаливого нелюдимого призрака вывести из себя можно было практически чем угодно.
Уже на выходе из Храма Лира коротко оборачивается, чтобы заметить морщащегося в пренебрежении и отвращении пастора, и думает:
Настанет такой день.
И священник падёт с отрубленной головой.
И Каннареджо станет городом светлых и сильных, а не жалких и алчных. И люди будут другие…
— Чего ты хочешь? — обрывает её мысли требовательный голос Рока.
Лира тихо выдыхает, набираясь смелости для следующего шага.
— Я хочу знать всю историю. — просто говорит она, и голос её не дрожит, хотя от волнения ком пляшет в горле, не давая сосредоточиться на реакции Ворона. — Что произошла тогда.
— Зачем тебе это? — грубо и холодно цедит де Виро, не оборачиваясь и скользя по улице в тени домов. — В этом нет никакой пользы.
Закатное солнце выкрашивает облака над Каннареджо янтарной кровью.
— Я не ищу в этом пользы, — игнорируя ледяной тон, признаётся Лира, на миг отведя взгляд от широких плеч и сильной высокой фигуры мужчины. — Я… хочу сделать мысли цельными.
Ворон прищуривается, стрельнув глазами в сторону, словно раздумывая обернуться или нет: в конце концов он лишь обращается весь в слух.
— Последние недели меня преследуют странные видения… — понизив голос признаётся Лира, будто исповедуясь ему во всех своих тайнах и помыслах. — Я вижу во снах чудесный подземный город… Не руины и осколки давних старых мертвецов, а… нечто… живое… — взгляд Лиры мутнеет, словно затуманивается изнутри. — Вижу красивых людей в драгоценных одеждах… Они тепло улыбаются мне и что-то говорят, но я никак не могу разобрать слов… Они знают меня… — Лира погружается всё глубже в затягивающие её грёзы, совершенно отрываясь от реальности. — Я вижу янтарное сердце — оно бьётся в груди города, оплетённое лозой, и юношу, вкус губ которого мне так знаком…
Знала бы она, что в миг произнесения ею тех слов, в его груди что-то вспыхнуло, будто кто-то резко подул на полуостывшие угли.
— Потом вижу пожар… — не останавливается Лира, но потом запинается и хмурится. — А потом… темнота.
Она прикрывает на миг глаза, а когда открывает их — они с Роком уже у входа в пещеры, готовые спуститься к Сфере.
— Я знаю лишь часть истории. — шепчет Лира.
— Остальное узнаешь со временем. — эхом наставления звучит его грубый голос.
— Я хочу всё и сразу. — отвечает она упрямо.
Губы Рока трогает призрак улыбки — почти как трещина в кривом зеркале — почти не зловещей, почти… настоящей.
— Так не бывает. — будто нерадивому ребёнку объясняет он.
Для Войны — несвойственно мягко.
Лира вскидывает голову, но молчит и смотрит на него долго-долго: на хмурый профиль и острые плечи, чёрные водопады волос и бледный с горбинкой нос…
И есть в этом нечто трагичное, ломанное и неправильное от слова совсем — в том, чтобы желать коснуться лица убийцы и с нежностью и трепетом убрать смольную прядь волос, упавшую ему на лоб.
Лира твёрдо знает:
Настанет такой день.
И священник падёт с отрубленной головой.
И Каннареджо станет городом светлых и сильных, а не жалких и алчных. И люди будут другие…
Но это когда-нибудь потом.
А пока Лира спускается за Роком во тьму, под песни древних камней, видевших сотворение мира. Спускается во тьму, чтобы вынести на поверхность янтарный свет, который — она верит — спасёт их всех.
Примечания:
Готовится несколько крупных обновлений — всё остальное не важно, но глянуть ради интереса и поддержки автора не зазорно.
Люблю синее небо над головой и поддерживаю всех, кто хотел бы постоять по пояс в море золотой пшеницы.
В это трудное тяжёлое время, не теряйте твёрдости духа и человечности — они помогут нам всем.
Желаю всем удачи, крепкого сна и много хорошей литературы,
Ваш Билли.