Райтобер 2022

Эден обоснованно гордился тем, с какой ответственностью всегда подходил к делам. Вот и сейчас он сидел на табуретке, держа наготове блокнот и карандаш, и старательно пялился в окошко автоклава. Стекло в окошке было мутным и царапанным изнутри. Периодически в бурлении и завихрениях питательной жидкости мелькало что-то бледное, но Эдену ни разу не удавалось разглядеть, что именно это было. Сам автоклав ужасно походил на порождение сумрачного российского гения под названием «самовар», мигал многочисленными лампочками (каждые две из пяти были уже перегоревшими), гнал жидкости по прозрачным, пожелтевшим от времени трубкам и выдавал клубы пара из венчавшего верхушку агрегата сапога. То есть, конечно, из трубы. Это было не первое дежурство, и Эден уже приноровился. С собой у него был пакет с бутербродами и термос с киселем. И еще часы, чтобы следить за временем. Потому что встроенный в автоклав хронометр оказался неисправен. В этом странном и подчас безумном месте, называемым Научно-Исследовательским Институтом Чародейства и Волшебства, где-то на севере России, Эден оказался совершенно случайно. Просто месяц назад Ария – не плакать, ты же мужчина! – позвала его на встречу после занятий и, трогательно прижав свои тоненькие ручки к груди, блестя полными слез глазами и голоском, до того жалобным, что Эден почти сразу почувствовал себя виноватым во всех бедах мира, сказала, что им не по пути, и они должны расстаться, и что на самом деле Кога единственный, кто сможет сделать ее счастливой… Следующим, что он помнил более-менее отчетливо, была жесткая хватка старшего Икки – синяк на плече все еще не прошел, – который дотащил его до дома и зашвырнул в дверь как котенка. Он еще что-то добавил, но Эден не расслышал что, потому что в тот момент старшая сестра пыталась его утешить. – Тебе просто нужно отвлечься, отдохнуть, – приговаривала Соня, гладя младшего братишку по вихрастой голове. Она не совсем понимала, чего он так переживает, но старательно оказывала свою сестринскую поддержку. В конце концов, он был ее младшим братом. Отец только хмыкнул, не отвлекаясь от утренней газеты, и между глотками кофе буркнул что-то вроде «не распускай нюни» и «она еще пожалеет». Но Эден и не ждал от него какой-то особой поддержки. Зато мама развила поистине бурную деятельность. Отчего-то решив, что раны разбитого сердца нужно лечить непременно сменой деятельности и обстановки, она быстро собрала чемодан, купила сыну билет и посадила на самолет, напутствовав словами: – Поживешь немного у моей крестной, я уже договорилась. Она устроит тебя лаборантом в местный институт. Поработаешь, с новыми людьми пообщаешься, опыта наберешься. А потом обратно переведешься. Отец для тебя хорошее местечко присмотрит, я прослежу за этим, не волнуйся. Эден бездумно кивал на каждое ее слово, но на самом деле ничегошеньки не слышал, и даже не заметил, как родители переглянулись, и мама пожала плечами, а отец сокрушенно покачал головой. Очнулся он в тот момент, когда за его спиной закрылась скрипучая калитка, а сгорбленная сморщенная старуха с бородавкой на крючковатом носу и повязанном на голову цветастом платке оглядела его с ног до головы и цыкнула зубом, верно, не очень довольная увиденным. – Ты, что ли, Медеин сынок будешь? Материну крестную звали… на самом деле Эден честно пытался, но так и не смог выговорить ее мудреное трехсложное имя, поэтому они сошлись на обращении «бабушка». Жила она в небольшой избушке, обнесенной по периметру тыном из кольев, на вершинах некоторых из которых висели выбеленные от времени черепа людей и животных. По ночам в глазницах загорались жуткие зеленые огни, и свою первую ночь на новом месте Эден провел, старательно пытаясь не смотреть в окно. На следующий день на окне появились занавески из веселенького ситца, в цветочек. Днем, когда Эден помогал накрывать стол к обеду, к ним пожаловал гость. Высокий, импозантный мужчина с внешностью испанского идальго. При ходьбе он помогал себе тростью и смотрел на всех так, будто одним своим присутствием осветил их жизнь. Он приподнял шляпу, здороваясь с бабушкой, сухо кивнул Эдену и осмотрел его. Эден почти ожидал, что гость тоже цыкнет зубом, но – обошлось. – Приходите завтра в Институт, молодой человек, – после осмотра сказал он. – Надеюсь, вы окажетесь хотя бы в половину также толковы, как ваша матушка. Вот так Эден оказался младшим лаборантом в Отделе Смысла Жизни, под руководством сеньора Кристобаля, некогда бывшего научруком у матушки Эдена. Автоклав пронзительно запищал, отвлекая Эдена от воспоминаний. Юноша первым делом записал время и что происходит, потом отложил блокнот и привычным образом стравил давление в автоклаве. Когда стрелка манометра опустилась до оговоренных в инструкции значений, он завернул вентиль, и снова сделал запись в блокноте. У автоклава он дежурил уже неделю. Зав лабораторией улетел на какую-то зарубежную конференцию, а среди прочих сотрудников отчего-то не нашлось желающих взять на себя ответственность. В особенности – пригляд за автоклавом, внутри которого зрела какая-то тварь. Эден сел обратно на табурет. Выбор пал на него, как на самого новенького, и даже сеньор Кристобаль неохотно отпустил его. Сам Эден был рад отвлечься. Задания, которые выдавал ему патрон, отличались редкостной бессмысленностью, и с каждым днем Эден чувствовал, что уже совершенно ничего не понимает, и на ушах у него скоро прорастет первая шерсть. Будет неловко. Он ведь еще даже не брился! Время текло. Эден перекусил бутербродами, запил киселем. На отдельном листе нацарапал пару строчек письма маме, упомянув начальство и свое мнение по поводу Института. В коридоре забили часы, сигнализируя о наступлении обеденного перерыва. Захлопали двери, зазвучали шаги и голоса сотрудников. На плечо Эдена опустилась узкая девичья ладонь, заставив его подпрыгнуть от неожиданного прикосновения. – Привет, Эден. – Алиса Селезнева, практикантка из Москвы, лучезарно улыбалась. Она стажировалась в смежном отделе Недоступных Проблем и некоторым образом взяла новенького под свою опеку. Всегда жизнерадостная и активная, она показала Эдену городок, устроила ему экскурсию в музее, даже обещала свозить на полигон посмотреть на испытания дракона. В общем, она являла собой такой разительный контраст с вечно печальной и изможденной Арией, что Эден, против своей воли, чувствовал, как начинает снова влюбляться. – Привет, Алиса, – поздоровался он и покраснел. – Пойдем пообедаем? Сегодня в столовой уха и тушеная капуста, я узнавала. А потом можем в виварий сходить, ты ведь там никогда еще не был, да? Эден согласно замычал, подхватываясь с табурета. Записав время ухода на обед, он оставил блокнот и карандаш, а сам направился следом за девушкой. Она стала рассказывать о своем последнем проекте, а от него требовалось только согласно поддакивать. Жидкость в автоклаве забурлила, и изнутри к окну приникло бледное, странно искаженное из-за толщины стекла лицо. В больших голубых глазах, которым существо смотрело на уходящих молодых людей, причудливо смешались желание, зависть и смертельная ревность