Первое, что различил Намджун, это тихое шипение увлажнителя и мерное попискивание. Затем в нос ударили запахи цветов, фруктов, мужского парфюма с нотками сандала; к ним примешались запахи нагретого пластика, стерильной постели. И Ким Намджун открыл глаза.
Мягкий полумрак рассеивался проникающими сквозь жалюзи лучами, таял розовым на потолке и стене. Белом потолке и пустой стене, если не считать чёрного экрана телевизора, в котором смутно отражалась кровать, опутанная аппаратурой.
Намджун понял, что он в больнице.
И что часть головы и лица онемела.
И что ему сложно смотреть на мир — мешает повязка.
Он приподнял руку, проверяя, как она послушается. Без удивления ощутил прикреплённый провод какого-то датчика и тонкую трубку капельницы. Осторожно поднял руку выше, чтобы посмотреть на неё.
Он точно лежал в больнице. Живой. Это радовало.
Сбоку зашуршало, и Намджун повернул голову туда. Медленно, с опаской.
К нему сразу подошла медсестра, осчастливила ласковой улыбкой:
— Господин Ким, вы очнулись! Это отличный знак. Пожалуйста, не вставайте и не беспокойтесь, я позову доктора, он вам всё скажет.
Намджун машинально растянул губы в ответной улыбке, чувствуя каждую сопротивляющуюся мышцу лица.
— О! Вы, наверное, хотите пить. — Медсестра потянулась к тумбочке и извлекла стакан с водой, в нём предусмотрительно мотылялась трубочка. — Пожалуйста, пару глотков, господин Ким.
После визита доктора, который тоже обрадовался воскрешению Намджуна, потянулись томительные минуты самокопаний. Голова ныла, отказываясь задействовать «мощности разума», но непрошеные воспоминания настойчиво лезли вперёд и требовали внимания. Факты, сообщённые любезным доктором, были ожидаемо скудными, оставалась надежда на визит хоть кого-нибудь из тех, кто заполонил палату цветами и апельсинами. Кто-то же приходил навещать?
Последнее, что точно установил Намджун, это выстрел в голову и невероятный промах Архома Унгрангси. Намджун — везунчик, пуля рассекла кожу головы (да что там, по ощущениям просто вырвала полосу!), в черепе образовались трещинки (но не дыра же! Хотя и с ней можно было бы выжить, раз мозг не задет). Сознание Намджуна отказывалось осмыслять и заново переживать фантастическую удачу, посылая волны боли при каждой такой попытке. Намджун и не упорствовал: Архом Унгрангси промахнулся, что ещё важно?
Второй факт, который Намджун осознал в полной мере, — он был дома, в родном городе. Яркие рисунки с кривоватыми пожеланиями перемежали букеты и согревали теплом заботы. Как только разрешат встать, он рассмотрит их все! Концерт, конечно же, он пропустил. Ничего, посмотрит в записи. Его ранение не помешало же концерту?
Дверь мягко открылась, и от порога прозвучал знакомый, успокаивающий надёжностью голос Юнги:
— Мне сообщили, что ты очнулся. Прости, не сразу приехал. — Юнги прошёл к кровати, пододвинул кресло на колёсиках и развалился поудобнее, осматривая Намджуна. — Неплохо выглядишь, вполне бодро для полутрупа.
Намджун чуть нахмурился — осторожничал с мимикой, опасаясь потревожить рану:
— Врач сказал, что опасности нет. Практически нет. Велика вероятность, что обойдусь вообще без осложнений.
— Это так, — кивнул Юнги. — И за маму не волнуйся. Она уже справилась с шоком. Они с отцом будут вечером, как вернутся из Пусана. Подозреваю, что тебя интересует другое? Готов выслушать мою версию?
Намджун задумался. Несколькими минутами раньше он жаждал узнать, что случилось после его ранения, как он оказался в больнице, выжила ли Лалиса, поняла ли она его. Но теперь он не решался погрузиться в бездну информации, которая вернёт его к событиям недельной давности. Неделю он провёл без сознания, и часть желаний, эмоций, стремлений как будто стёрли.
— К тебе многие приходили, — Юнги обвёл рукой импровизированный сад, занявший пространство вдоль одной из стен. — Шороху ты навёл. Шутка ли, любимый директор улетает в срочный отпуск накануне важного мероприятия и после его возвращают специальным рейсом как особый груз. Ты даже меня напугал, когда прибыл запакованным в провода и медицинские приборы, в сопровождении врача, хотя я знал, что ты жив. — Намджун не успел выразить удивление, Юнги догадался пояснить: — Твоя Лалиса сказала. Это она связалась со мной и организовала перелёт. Попросила встретить и сообщить родным, когда не дозвонилась до родителей.
Намджун молчал. Он только недавно вообще вспомнил, что в него стреляли, чуть позже узнал, куда попали. А теперь слушал про Лалису Манобан. И что-то тёплое разрасталось в душе, заполняло грудную клетку, согревало изнутри: значит, Лалиса как минимум выжила.
Он вскинул вопрошающий взгляд на Юнги.
— Не смотри так, это ты читаешь воспоминания и угадываешь, о чём думали. А я простой человек, ограниченный в возможностях.
На это Намджун только слабо улыбнулся, уж «простым» Юнги не был.
— Она точно летела тем же рейсом, сопровождала тебя. Но я с ней не увиделся. Только по телефону несколько раз говорил, пока согласовывал то и это. А даже жаль, мечтал посмотреть, что за женщина способна заставить тебя лететь в никуда парой слов, переданной письмом.
— Она красивая, — пробормотал Намджун. И, опомнившись, добавил: — Лалиса умная, талантливая и… — он запнулся. Как описать то, что существовало на уровне эмоций, впечатлений, настроения? Это была просто Лалиса, девушка, которую он любил три коротких месяца в студенческие годы. Что он знал о ней теперешней? Только то, что она красива, по-прежнему умна, увлечена работой. И что он до сих пор вызывает у неё бурю чувств, настолько сильную, что «приносит неудачу». — Похоже, я не смогу объяснить, — весело сознался Намджун, — это слишком иррациональное побуждение.
Они замолчали.
Намджун утомился, ведя разговор. А Юнги по жизни не особо любил болтать.
Потом появилась медсестра, принесла обед, проверила показатели. Юнги попросил разрешения самому помочь другу поесть. Медсестра согласилась, предупредив, что всё съедать не обязательно, но если пациент захочет ощутить вкус к жизни, то пусть пробует.
Юнги заглянул под крышки предложенных блюд, фыркнул и посмотрел на Намджуна.
— Пожалуй, я слишком слаб, чтобы возвращаться к жизни с больничной кухней. Там жидкая каша? — с затаённым ужасом, спросил Намджун.
Юнги кивнул.
Они помолчали ещё немного.
— Знаешь, — вдруг решил признаться Намджун, — думаю, я ездил не зря. Кое-что странное случилось с моим даром. Обычно я вижу недавнее прошлое, потом откатываюсь чуть дальше и снова смотрю отрывок жизни, потом ещё дальше. Никогда отрывки не всплывали произвольно, вперемешку. И никогда мне не удавалось увидеть что-то случившееся больше месяца назад. Месяц — это мой объективный предел. Но я видел прошлое Лалисы, которое произошло пятнадцать лет назад. Один определённый эпизод.
— Мы обсудим это, когда поправишься. Можем даже поэкспериментировать, уверен, что мне нечего скрывать.
— Да-да, — согласился Намджун. — Тогда ещё факт: обычно я не перестаю осознавать себя и происходящее, пока «смотрю» в прошлое. Но там я полностью выпадал из реальности каждый раз. И это пугает.
— Это мы тоже проверим. Думаю, что решение окажется достаточно простым. И думаю, что пора прекращать избегать контакта со взрослыми. Понимаю, что этика и всё такое, но о себе надо заботиться. Хорошо бы контролировать дар и осознавать его особенности.
Намджун кивнул и откинулся на подушки, прикрыв глаза. Игнорировать ноющую голову больше не получалось. И это ещё со всякими обезболивающими! А что его ждёт потом, когда позволят долечиваться дома? Но это всё пустяки. Главное, что Лалиса уцелела, даже улетела из Ливии. Оставалось надеяться, что про живого свидетеля она поняла и это ей поможет.
Получается, Намджун сделал всё, что смог. Всё, что смог, да.
— Кстати, чуть не забыл от радости, что ты очнулся, — прервал сонное молчание Юнги. Намджун заинтересованно приоткрыл глаз. — Тебе письмо. От Лалисы. Она передала через сопровождающего врача.
Намджун распахнул глаза. Сердце заколотилось, приборы возмущённо запищали.
— Оставлю тут, — встав, полез во внутренний карман пиджака Юнги. — Посмотри попозже, когда успокоишься.
«Дай», — рвалось из сердца. Намджун еле удержался на месте; игнорируя волны боли, прошивающие от раны на голове вдоль позвоночника, он был готов вскочить, вырвать конверт. Хотя объективно ничего обнадеживающе-личного там быть не могло, они попрощались с Лалисой, и это он должен её благодарить за спасение. И уж тем более она не станет описывать, как всё произошло у бассейна.
— Ты меня пугаешь, и сейчас сбегутся медсёстры. — Конверт нырнул стараниями Юнги под подушку, а сам Юнги тут же отступил. — Полагаю, к слухам о случившемся в Ливии ты не готов.
В палату и правда вбежали медсёстры, спеша удостовериться, что с пациентом ничего критического не происходило. Намджун успокоил их, сказав, что забылся и дотронулся до раны, оттого и пульс подскочил. Попросил забрать поднос с обедом. И улыбнулся мило, насколько получилось.
А когда медсёстры удалились, Намджун спросил:
— В двух словах самое важное: Архома Унгрангси поймали? Скандал был? Что-нибудь знаешь, почему убийца промазал?
Юнги опустился обратно в кресло, сцепил руки в замок, одним своим видом внушая спокойствие и уверенность в будущем благополучии.
— Нет, того гада не поймали. Скандала пока не было, но активность в регионе повысилась. Думаю, что ищут, расследуют, разбираются. Про твой случай выходила короткая заметка в местных СМИ, что-то вроде перестрелки между иностранными туристами из-за женщины. Женщина — это Лалиса, как ты понимаешь, она была там, кое-что видела, и в целом я ей благодарен за то, что смотрю на тебя сейчас. Что ещё?.. — Юнги передёрнул плечами. — Вроде всё рассказал. В двух словах.
Намджун помолчал. Голова болела ощутимо, и он понимал, что виноват в этом. Ему следовало отдохнуть, а не настаивать на информации.
Он достал конверт и вытащил тонкий листок бумаги. Всего один. Руки дрогнули, разворачивая его.
«Думаю, мы оба заслужили это письмо.
Мне бесконечно жаль, что я заставила тебя приехать ко мне на помощь. И я настолько же благодарна, что ты на это решился.
Я услышала твои слова и сделаю всё и даже больше, чтобы их цена не оказалась напрасной. Вопросы, как ты узнаёшь тайное, я задавать не буду, потому что верю тебе.
Также я верю, что ты прочитаешь это письмо сам, своими глазами. Потому что иначе — слишком больно для меня (это ещё не признание, но близко к нему. Мне нужно время, чтобы разобраться).
С благодарностью,
Лалиса Манобан.
P.S.: Я приеду к тебе».
Намджун закрыл глаза, опуская письмо на одеяло. И снова подумал, что хотел бы уметь видеть прошлое вещей. Потому что тогда увидел бы Лалису, пишущую письмо — её руки, её мысли, может быть колени… Похоже, он уже начал её ждать.
Может, когда она приедет, им удастся наконец поговорить. Обо всём.
