Наши общие страхи

Хе Сон страшно. У нее дрожат и потеют руки, сбивается дыхание и пересыхает во рту. Ей кажется, что сильнее она боялась только в далеком детстве, когда вбежала в зал суда, чтобы рассказать о том, чему стала свидетельницей. Но тогда случилось страшное — убийство прямо на ее глазах, а теперь… чего она так боится? Она знает, что ей незачем бояться адвоката Чха. Уж скорее, он приложит все силы, чтобы защитить ее от любой опасности. Ведь он бывший полицейский. Тогда почему она боится говорить, чтобы не было заметно, как дрожит ее голос? — Все в порядке? — она не может ответить. Ее пальцы судорожно цепляются за воротник, словно ей нечем дышать. Ей стыдно за это панику — что может подумать адвокат Чха? Наверняка решит, что на суде она и рта открыть не сможет или сразу упадет в обморок, а это ведь не так… это совсем не так, но почему же сейчас… — Я чем-то напугал тебя? — она мотает головой, хотя больше всего ей хочется согласно кивнуть. Кажется, Чха не верит ей и близоруко щурится, словно пытаясь разглядеть все ответы на ее лице. А ведь все так хорошо начиналось. Они вышли с работы одновременно — не случайно, конечно же; для полицейского Чха мог бы и получше прятаться в коридоре, чтобы выскочить откуда ни возьмись в самый подходящий момент. Хе Сон не возразила тогда, и они мило болтали, прохаживаясь вдоль дороги, а потом случилось что-то очень странное… кажется, адвокат Чха повернулся к ней, и его лицо вдруг оказалось так близко, что она разглядела свое отражение в его очках. Вот тогда ее сердце забилось так, что ей едва не стало дурно. И бьется до сих пор — да что за наказание. — Все хорошо, — она наконец заставляет себя сказать — не молчать же до самой ночи? Главное — не сбежать сейчас и не заставить адвоката Чха думать, что у нее не все дома. Хотя он и так наверняка об этом уже догадался. В любом случае, не стоит усугублять впечатление! — Я просто… вспомнила… что не утром не закрыла кран, — о, нет, она все-таки умудряется усугубить впечатление. — Мне нужно идти, — что ж, уже ничего не поделать. Остается только бежать. — Увидимся завтра! Убегая, она подворачивает ногу, но делает вид, будто ничего не случилось, а не то адвокату Чха может прийти в голову догнать ее и помочь дойти до дома. Может быть, ему даже придет в голову понести ее на руках, а Хе Сон не уверена, что сможет это пережить. В буквальном смысле: она не уверена, что ее не хватит инфаркт. Уж лучше подвернутая нога, чем скоропостижная смерть от сердечного приступа, так что она торопится домой, в спасительную пустоту квартиры, где можно открыть тот самый злосчастный кран и умыть холодной водой разгоряченное лицо. Впервые с первых дней стажировок она боится приходить на работу завтра. Однако на следующий день ничего особенного не происходит. Адвокат Чха заходит к ней в кабинет, мило здоровается и любезно осведомляется, как дела. Хе Сон не менее любезно отвечает какую-то банальную вежливость, и ее сердечный ритм в полном порядке, а лицо не горит. Может быть, вчера она просто слишком устала или перепила кофе. Да, все наверняка именно так. И все-таки она задерживается в кабинете почти до полуночи, чтобы адвокат Чха не вздумал снова караулить ее у выхода. Но когда она, зевая, отправляется к заветной двери, тот выскакивает откуда ни возьмись, основательно помятый. — О, ты тоже засиделась допоздна? — воодушевленно спрашивает он. Из адвоката Чха так себе лжец… и это не всегда хорошо для адвоката. Но он берет своими другими сильными сторонами, а их так много, что умение красиво врать в лицо просто-напросто ему не нужно — скорее только мешает. Хе Сон снова чувствует странный жар, он словно вытекает из-за ворота ее блузы, поднимается по шее вверх и растекается по лицу — снова. Может быть, это какая-то болезнь, проявляющая по ночам? И адвокат Чха тут вовсе ни при чем, просто так совпало? Он наклоняется ближе, и все сомнения о случайности совпадений немедленно развеиваются. — Ты дрожишь, — говорит он. — Я беспокоился о тебе всю ночь. И весь сегодняшний день, — от этих слов только хуже: теперь Хе Сон колотит не на шутку. Кажется, вот-вот все повторится. Можно ли этого избежать? Например, исчезнуть прямо сейчас? Провалиться под землю кажется неплохим вариантом. — Ничего не случилось, — кажется, и она тоже не слишком-то умеет врать. — Я… забыла кое-какие бумаги в офисе. Мне нужно вернуться. — Я подожду. — Не нужно, — это вырывается у нее быстрее, чем она успевает себя остановить. — Мне… придется еще кое-что проверить. Все может затянуться. — Тем более, я не могу отпустить тебя возвращаться домой в такое позднее время, — но это Хе Сон уже не знает, что ответить, и адвокат Чха продолжает свое неожиданное наступление: — Поверь, если бы ты в самом деле так боялась меня, я бы сразу оставил тебя в покое. Я не хотел бы… причинить тебе боль. Но мне кажется… Что, интересно, ему кажется? Хе Сон и в самом деле хотела бы узнать. Может быть, это поможет ей разобраться в себе. — Мне кажется, ты боишься не меня, вернее, не только меня, вернее, не совсем меня, — что ж, не самая блистательная речь для адвоката, даже государственного. И тут происходит нечто совсем странное: подрагивающей рукой адвокат Чха промокает лоб, как будто… он тоже не в своей тарелке. — И еще мне кажется, что я тебя понимаю, поэтому… позволю себе остаться рядом. Хе Сон облизывает сухие губы. Как он может ее понять? Разве он тоже испытывает время от времени этот жуткий необъяснимый страх? Адвокат Чха берет ее за плечи и крепко держит, и Хе Сон трепещет в этой схватке — больше внутренне, чем внешне, но все же… — Я тоже очень боюсь, Хе Сон, — вдруг слышит она и не верит своим ушам. — Мне тоже очень-очень страшно, поверь мне. Гораздо страшнее, чем когда я ловил самых опасных преступников. И я тоже не знаю, что со мной, но я готов проверить. Он готов проверить… Готова ли проверить она? Хе Сон встает на цыпочки, и сама не понимает — зачем? Затем, что адвокат Чха выше, и это значит… Что это значит? Зачем ей пытаться дотянуться? Она не понимает. Зачем ей… Ей все страшнее, страшнее до тех пор, пока она не понимает, что именно должно случиться вот-вот. И это случается. И ей все еще страшно, но уже меньше — ведь все произошло, и мир не перевернулся, и все оказалось гораздо проще, чем ей чудилось прежде. Она прижимает руку ко рту и смотрит на адвоката Чха — что он думает обо всем этом? Кажется, он думает о чем-то хорошем, потому что улыбается. Хе Сон трудно смотреть на эту улыбку, потому что только что его губы… они… И почему она ведет себя, словно ей пятнадцать лет? Она уважаемый государственный адвокат! Серьезный человек! Она… — Тебе больше не страшно? — она мотает головой и вдруг понимает, что это правда, и дышит спокойнее, и больше не чувствует, что вот-вот сойдет с ума. Может быть, уже сошла — ну, тогда уже все равно ничего не поделать. — И мне тоже, — адвокат Чха шумно выдыхает и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. — Спасибо. — Не за что, — вырывается у Хе Сон, хотя, наверное, это она должна благодарить. — Я могу проводить тебя до дома? Уже слишком поздно. Она ожидала и боялась этого вопроса — но сейчас, кажется, уже не боится. Это не отчаянное ненастоящее спокойствие — «будь что будет, теперь уже все равно»; ей уютно, как в теплой постели под одеялом — где она давно уже хочет оказаться, и поэтому говорит: — Я была бы совсем не против.