"Октябрь" в Гардарике

      Вот оно великолепие формы и содержимого. Аполлон всея Гардарика, умнейший представитель своего рода, гордость университета «Чаровати»! Кто они без него? Если бы не он, все бы здесь давно пришло в упадок и развалилось.       — Ква.       Пятнышко невольно дернул головой из-за внезапного звука, которому не положено здесь звучать, а затем продолжил любоваться собой в зеркале, размещенном рядом с его рабочим местом в университетской библиотеке.       Пятнышко распустил свой шикарный яркий хвост. «Ну, жаних», — как сказала бы одна из его знакомых. Но Пятнышко знал, что никто не достоин его великолепия. Что уж там, он не был обычным павлином. Единственный в своем роде говорящий, волшебный и незаменимый.       — Ква.       Пятнышко вновь дернулся, чувствуя, что ему все это не нравится. Его отвлекали от любования самим собой, а это, между прочим, очень вредно! Одна из докторок медицинского крыла предупредила, что, если Пятнышко будет волноваться, у него перья выпадут. А тут и так из-за студентов вечный стресс!       — Ква. Ква.       Кваканье стало громче, и уже сложно было его игнорировать. Пятнышко огляделся по сторонам. Несколько студентов сидели за столами в читальной зоне, но они точно не были к этому причастны: от них не шло никаких магических следов, а звук слышался где-то со стороны стеллажей.       — Ква-ква-ква!       Это уже не шло ни в какие ворота! Пятнышко взлетел, направляясь в сторону звука. Он приземлился на пол, завернул за угол одного из шкафов и тут же увидел толстенную жабу, которая смотрела на него своими водянистыми глазенками.       — Эй, без читательского билета здесь делать нечего, — сказал Пятнышко.       — Ква.       — Если ты ведьма или нечисть, тоже проваливай!       Пятнышко угрожающе завис над жабой. Ничего опасного в ней не было. Обычное животное, пахнет как и должно, и никакой лишней магии. Только сильно наглое.       — Давай, прочь. Иначе сожру тебя или позову Пирсову — она точно проглотит и не подавится.       Пятнышко махнул крылом и хотел заставить жабу покинуть библиотеку, как вдруг она еще раз квакнула и запрыгала вглубь коридора между стеллажей.       — Эй! — возмутился Пятнышко и побежал за жабой.       Та оказалась быстрее. Он пытался ее клюнуть, но постоянно промахивался и отставал. Жаба словно дразнила его, несильно вырываясь вперед, но и не давалась. Когда Пятнышко решил ее зачаровать, она шмыгнула под стеллаж у стены.       — Если ты застрянешь и помрешь — это будут твои проблемы!       Пятнышко не представлял, как она там поместится. Он сунул голову, чтобы посмотреть, но там было слишком темно и, к тому же, пыльно.       — Вы очень красивый павлин, но задница все равно куриная, — послышался насмешливый хриплый голос.       Пятнышко резко выпрямился, чудом избежав удар головы о полку, и недовольно посмотрел на тощую девицу с синими волосами. Она смотрела на него с мягкой улыбкой и держала в ладонях несносную жабу. Ее лицо было смутно знакомым, но Пятнышко никак не мог вспомнить, хотя никогда не жаловался на память.       — Кто ты?       — Студентка Вельшер, — представилась девица.       Она положила жабу на плечо и достала с полки книгу. Пятнышко взлетел на появившуюся жердь, чтобы оказаться на одном уровне со студенткой. «Нора Ноин. Высшая нумерология. Том 1», — прочитал он на форзаце.       — Вельшер! — вдруг вспомнил он. — Ты та студентка, которая постоянно своего котяру за книгами посылает! Между прочим, он однажды вцепился в мой хвост. Я чуть не умер!       Вельшер пролистала книгу и поставила ее на место, а затем потянулась за следующей.       — Думаю, вы куда выносливее и крепче, господин Пятнышко, — невозмутимо сказала она.       Жаба квакнула, словно напоминая о себе или соглашаясь. Пятнышко хотел возмутиться, что этому болотному созданию здесь не место, но потерял мысль, довольно повторяя про себя: «Господин Пятнышко». Его редко так называли, в основном хамили, причем не только малолетние нахалы, но и некоторые преподаватели.       — Теперь и эта будет прискакивать за книгами? — спросил Пятнышко, кивая в сторону жабы.       — Нет, — Вельшер покачала головой, не отрываясь от «Высшей нумерологии. Том 2». — Это мой эксперимент, но он сбежал. По случаю решила уточнить кое-какую информацию.       — Эксперименты над животными? — удивился Пятнышко. Насторожился, вся беспечность улетучилась, невольно вспомнилось его собственное далекое прошлое. — Это негуманно.       — Гуманность — понятие, которое относится к человеческим видам, — спокойно сказала Вельшер и перевела взгляд на Пятнышко, закрывая книгу. — Но не волнуйтесь, над животными я не издеваюсь. Третий, — она посмотрела на жабу, — не страдает, и никто его не обижает. Я просто изучаю его связь с болотом и, соответственно, с потусторонним миром. Жабы — удивительные животные, сложные и, несомненно, полные магией. Мне интересно, как это можно использовать.       Пятнышко хотел сказать, что копаться в теме потустороннего мира опасно, но промолчал. Он пристально смотрел на Вельшер пока она листала уже третью книгу. Она кого-то ему напоминала.       — Ты нумерологиня? — спросил он, а когда она кивнула, продолжил. — Но в потустороннем нет чисел. Тем он и отличается от мира живых.       — Я это вижу, — сказала Вельшер. — В жабах всегда чего-то словно не хватает. Их общая числовая составляющая не соответствует сумме отдельных частей. Так у многих животных и растений, но у жаб разница куда больше.       — Нужно быть осторожней. Это все равно опасно.       — Если бы я осторожничала, я бы не была той, кем сейчас являюсь. Так ведь, господин Пятнышко? — сказала Вельшер и подмигнула. — Еще увидимся.       Она поставила книгу на полку, погладила жабу по спине и отправилась на выход из библиотеки. Она словно на что-то намекала. Но Пятнышко был точно уверен, что никто не знает о его прошлом. «Но она нумерологиня и сказала, что «видит», — подумал он, но тут же одернул себя. — Да что она видит? Все и так знают, что я необычный, сложный и крайне загадочный».       Он взлетел с жерди, которая тут же исчезла, и направился к своему рабочему месту.       — Великолепен, — протянул Пятнышко, еще раз взглянув на свое отражение, и вернулся к работе.