Сампо

      Небрежно оставленный на крыльце бумажный прямоугольник заставляет Павла удивиться. Он спешно оглядывается по сторонам, наивно полагая разглядеть если не отправителя, так хотя бы «почтальона», но в ответ получает лишь тихий звук прибоя и вторящий ему шелест листьев. Но не они же оставили послание, правда?       Подобному доктор верить не собирается.       — Интересно, — негромко бросает сам себе Дымов, прихватывая конверт в руки.       Он явно сложен кем-то самостоятельно. Совсем немного кривоват, самую малость запачкан клеем — словно бы этот кто-то прижал к бумаге перепачканный палец, а после только сильнее размазал, намереваясь убрать всё без остатка. Да так и оставил, не пожелав переделывать. Пожелтевшая от времени бумага словно бы пахнет прошлым и какими-то травами, но Павел к ней не принюхивается.       Ударяет пару раз костяшками по двери и, словно бы наперёд зная, что та не заперта, тянет её за ручку. Прикрывает за собой с лёгкостью поддавшуюся преграду и с абсолютной решительностью продвигается дальше.       — А я вам яблок принёс. Здравствуйте, — всё же решает нужным поздороваться доктор, хозяйку дома находя в большой комнате первого этажа, неизменно обложившуюся кучей бумаг — скомканных и абсолютно ровных, ноутбуком и сразу парой чашек с недопитым чаем. Растрёпанную, с накинутым через плечи свитером. Творческий процесс в полной мере. — Сами же витаминами не обзаведётесь.       — Да я и дворецким не обзаведусь никак, — бросает она, качнув головой и взвив на Павла взгляд. — Чтобы на пороге стоял и не пускал никого.       — Что, не в настроении сегодня? — скорее для поддержания разговора спрашивает Дымов, совсем по-хозяйски шагами измеряя расстояние до окна-портала в стону кухни, выставляя корзинку на стол и по сторонам оглядываясь в поисках вазочки для фруктов — если, конечно, его недавняя находка в её кладовке ещё не разбилась в дребезги, невольно задетая рукой.       — Могли бы уже привыкнуть к моему настроению.       — Да я привык, — бросает он, не разворачиваясь. Где-то под столом отыскивается наконец ваза на низкой ножке, и яблоки ловко оказываются переложены на хрусталь. Павлу требуется ещё несколько мгновений, чтобы оказаться рядом с отчаянно удаляющей неудавшиеся абзацы Агатой. — Держите, — протягивая ей краснобокий фрукт, одними только глазами улыбается доктор. — А ещё вам письмо. На пороге лежало.       Север не бросает даже мимолётного взгляда на пожелтевший конверт, с приятным хрустом откусывая кусок от сочного яблока.       — Бросьте около печки. Будет чем растапливать, — отзывается писательница, но вопреки её словам Дымов конверт не отбрасывает в покорёженное ведро, а раскрывает, сложенный листок извлекая на свет белый. Пробегается взглядом по неровным, хоть и старательно выведенным строчкам и всё же отправляет письмо с конвертом по указанному маршруту.       — У вас появился тайный поклонник?       — Какой-то ваш пациент. На Острове есть сумасшедшие? — развернувшись к опустившемуся на бортик дивана незваному гостю, с напущенной серьёзностью спрашивает Север. Ответа вот только не ждёт да и не просит. — В здравом уме никому бы не пришло эти дурацкие письма подкладывать.       — А вы, выходит, не видели, кто это делает? — уточняет доктор, в ответ вместе с хрустом яблока получая, что и не видела, и не слышала, и вообще не знает, в какое время всё происходит — с вечера писем нет, а к полудню, когда она решает выбраться на улицу, уже точно лежат. — К вам так в дом заберутся, а вы и не заметите.       — Да что у меня брать? — отмахивается Север, куда-то на противоположный край дивана отпихивая ноутбук. Работа откровенно не клеится. — Наброски романа, что ли? Или вон яблоки ваши?       — В дома забираются не только для того, чтобы что-то взять, — пожимает плечами Павел. — Вам ли, с историями своими детективными, не знать этого.       Агата поднимается на ноги, откусывая последний кусок небольшого яблока, усмехается куда-то в неизвестность и, как создаётся полное впечатление, всего на миг скрывается за перегородкой кухни. Оттуда появляется с уже новым фруктом, замирает в проёме и переводит взгляд на устремившего на неё взор Дымова.       — Тогда местные аборигены наконец облегчённо выдохнут, — встряхнув кудряшками, бросает она, откусывая потёртое о рукав свитера яблоко. — Никакая неугомонная писательница больше не будет совать свой нос в чужие дела, путаться под ногами и вообще устраивать на Острове чёрт знает что.       — И всё же нужно понять, кто пишет вам эти письма, — словно бы не заметив её язвительных слов, продолжает про послания доктор. — Хотите, я останусь у вас на ночь или приду рано утром, чтобы посмотреть, кто это делает?       — Не хочу, — машет она головой, взглянув на гостя с раздражением.       А через миг отводит взгляд в сторону, прочитать в глазах своих непонимание вперемешку со смятением на позволяя. Вот ещё, показывать какому-то местному доктору, что она, Агата Север, искренне поражена, обескуражена и даже тронута, что не ожидала совершенно такой заботы к себе, похлеще лесного ежа колючки выпускающей и посильнее первых морозов холодом обдающей.       — Тогда я останусь, — заключает он, поднимаясь на ноги. — Так и не пропустим отправителя, и не спугнём его ненароком. Чаем-то угостите?       — Ха! — взмахивая кудряшками, усмехается Север. — А ещё говорят, что это я никого не слышу и лезу, куда не просят. Вы чай хотите — вы его и заваривайте, — безапелляционно заявляет писательница, для подтверждения своих слов отходя подальше от кухни и возвращаясь к своему сегодняшнему «рабочему гнёздышку». Она провожает взглядом шагнувшего к порогу Павла и добавляет: — я зелёный буду.