июньский вечер 2021
—… просто признай, что тебе обидно, что ты без пары, — сощуривая глазки, усмехается Мелисса, когда я ей подаю обычную шаурму. Вечерные прогулки в субботу — традиция, которую я люблю больше всего. — Дорогая, если бы мне было обидно, — с украдкой начинаю я, присаживаясь рядом на тёплую плиту набережной, — я бы сидел не с тобой, а искал бы девушку. В субботний вечер. Хотя это сделать для меня не так и трудно. Я ловлю её лукавый взгляд, где на пару секунд блестит огонёк опасности, а после отвожу глаза немного правее, чтобы уловить тот кадр, как развиваются её волосы. Даже это идеально. — Да неужели, — фыркает она, смешливо морщя носик, словно ёжик. — Хотя ты никогда не променяешь хороший отдых в компании лучших друзей, — лёгкий смех взлетает в воздух и растворяется в вечерней атмосфере улицы. Эта тема мне неприятна, ведь каждая мысль о ней и Канате разбивает меня о скалы волнами. — Ты меня недооцениваешь, — с наигранным, но поразительным, почти что настоящим искренным (нужно идти в актерский), смехом начинаю я, откусывая немного шаурмы, — я вот пойду на рынок, куплю себе рахат лукут и зеленые сливы и устрою себе настоящий отдых без вашего с Канатом воркования… — Неправда, ты ведь не любишь зеленые сливы, — между заразительным смехом, невольно бросает Мелиса, а я застываю с глупой улыбкой на лице, осознавая. Гляжу, как она смеётся себе по нос, как аккуратно отодвигает бумажную упаковку, чтобы при следующем укусе её не съесть, и понемногу понимаю, что она знает этот факт. Факт, на котором я никогда не акцентировал внимание, ибо это… личное. Это был первый момент, когда я поймал себя на мысли, что Мелисса могла меня понимать. Но позже списал на совпадение и то, что она просто запомнила, просто была ассоциация или что-то еще, а не искренняя забота и желание видеть меня и мои чувства. — Я вышел подышать свежим воздухом. Всё нормально. Она встаёт рядом, опираясь бёдром о железный парапет и просто опускает руки вдоль своего невероятного тела, которое преследует меня на том же уровне, что и грёзы о том, что между нами могло получиться и как бы всё закончилось.3 года назад зима
… мяч летит прямо в меня, но я успеваю выставить руки и отбить. Боль пронизывает сразу же: мой мизинец печёт и мгновенно краснеет, опухая. Мне адски неприятно, даже больно, но я лишь сцепливаю зубы, складываясь пополам. Мой взгляд, полон злости моментально спешит к Дакхану: он не выглядит испуганным, а значит специально… — Озан, с тобой всё хорошо? — Мелисса пролетает ту же секунду, обеспокоенно кладя руку мне на спину. Сказать правду — проявить слабость; соврать — продолжить жить в своём мире, отталкиваясь близких. — Конечно, лёгкий вывих, наверное. — Тебе больно? — Конечно, нет. Не волнуйся, — шепчу я сквозь сцепленные зубы, ощущая каждой косточкой тела неприятные вибрации. — Мелисса, проведи Озана в медпункт, — со стороны звучит голос учителя Несрин, но он пробивается словно сквозь толщу воды. В ушах звенит и как бы я раньше не думал, что большую боль при травмах руки получить нельзя, мой палец сейчас ощущается, как третий круг Ада. Мелисса лишь кивает, и аккуратно подталкивает меня к выходу из зала. Как только мы покидаем душное помещение, она резко тормозит и позволяет мне вздохнуть на полную грудь. Пытливый взгляд проходится по мне и я специально отвожу глаза, лишь бы вновь не попасться под её влияние. У меня сейчас крайняя степень злости на Дакхана и крайняя степень боли от пальца. — Перестань скрывать, я же вижу, что тебе больно, — не выдерживает и негромко бросает девушка, а после аккуратно берет меня за здоровую руку и тянет в сторону медпункта. Я лишь искривляю губы и хочу это опровергнуть, как она добавляет: — Я знаю, что ты привык не показывать боль после того, как узнал правду о своих биологических родителях, но я рядом с тобой и ты всегда можешь мне довериться… Я не помню, что тогда ответил. Помню, что лишь остановился, словно вкопанный, всё также держа её за руку и изучал взглядом её искренность в глазах. Она увидела мою боль, она чувствовала мою боль и она попросила её не скрывать. Наверное, я слишком этому придаю значение. Накручиваю себя и выдаю мечты за действительность, которой бы мне хотелось. Больно носить маску, а еще больнее осознавать, что кто-то её не замечает и не пытается таким тебя принять. Я вновь смотрю на Мелиссу и её задумчивость, которую я воспринимаю, как усталость, а не то, что её что-то беспокоит. — Озан, с тобой правда всё хорошо? — Конечно, дорогая, о чём речь? — И ты бы мне сказал, если бы что-то случилось? — Да. Я улыбаюсь, а внутри всё ноет от понимания: она не верит. Хмурит брови, слегка склоняет голову и закрывается от меня скрещенными руками на груди. Она знает, что я вру, но не спешит мне устроить взбучку — не знает причины. В этом вся суть Мелиссы: она единственная знает меня настоящего, но она же и единственная не видит моих блядских чувств к ней. — Ты знаешь, что я всегда любил наши вечерние прогулки? — я не хочу думать о том, что звучу слишком жалко, но что-то внутри сподвигает меня сказать это в голос. Наверное, хочу вновь показать, насколько она мне дорога. Мелисса дёргается и слегка улыбается, накрывая ладонью правое плечо. Совсем невольно, но согревающее. — Я тоже. Молчим. Я вновь убираю свою маску. Перед ней можно. Она знает меня. Не осудит. Поддержит. Но никогда не поймёт причины. Я уже это понял. — Ты не хочешь прогуляться? Как раньше? Жалость-жалость-жалость. Озан, ты звучишь, крайне жалко. Где твоя маска зла и лжи? Почему ты столь… ничтожен? Мелисса аккуратно косит взгляд в мою сторону, слегка щурится. Видно, что раздумывает. И мне дает по дых лишь это понимает, что она сомневается, что она еще и думает. Но я держу лицо, чувствуя, как с каждой секундой, мой кулак все сильнее сжимается вокруг стакана. — А шаурмы поедим? — Всё, что пожелаешь. — Тогда чего же мы ждём? — с каждым словом всё шире улыбаясь, восклицает она, раскидывая руки по сторонам. У меня в груди теплеет надежда. — Нас ждёт очередная дружеская несубботняя, но вечерняя прогулка. Затухает. Разбивается. Спотыкается. Режет. Болит. И все из-за клятого эпитета — «дружеского». Всё же, моих чувств не видит никто.