Выкинь ёлку, приберись в сарае

      — Женщины бывают такими занудами! Если что им втемяшится в голову — не отстанет! Прицепилась ко мне с этой ёлкой, мол, её срочно нужно выкинуть, сентябрь на дворе. Стояла эта ёлка с рождества, стояла, никому не мешала, а теперь всё: или я её выкидываю, или мы расстаёмся, прикинь?! Ты, говорит, ни к чему не стремишься, ничего не хочешь и ничего решить не можешь, я от этого устала. А я ведь всё для неё делаю! Каждый день на работу хожу, дома пиццу могу разогреть или замороженную лазанью разморозить и запечь, бельё из стиральной машинки вынимаю и развешиваю… В июле, ну, ты знаешь, в Блэкпул на выходные ездили…       Шон тяжело вздохнул и посмотрел в окно. За окном сгущались вечерние сумерки и шёл унылый лондонский дождь, начавшийся, кажется, в прошлый вторник.       Он помолчал минуту, глядя на ползущие по стеклу капли, и продолжил:       — Она, говорит, думала, что я «стану лучшей версией себя» и после всего, что случилось, кардинально поменяю свою жизнь. И её жизнь тоже поменяю. Думала, что мы будем вместе развиваться, а я… Я, по её мнению, просто застрял и… И всё. И ещё ёлка эта, понимаешь? Стояла, никому не мешала, но Лиз она, видите ли, не нравится!       Шон встал, подошёл к окну, потёр затылок, вернулся к дивану, плюхнулся на него и взял джойстик.       «Игрок один вошёл в игру», — отозвался электронный голос из приставки.       — А я постоянно их вспоминаю. Ну, тех, кто умер в «зомби-день»… Маму, отчима, Пита, Дэвида… И многих других. А ты помнишь, я рассказывал, что у меня практикант был? Ну, такой, пухленький? Ему ведь всего семнадцать лет было, и он всё время кому-то СМС-ки посылал. Наглый. Самоуверенный. Он часто говорил, что далеко пойдёт, а работа в магазине — временная. Говорил, что выучится и уволится «из этого болота». Однако ничего у него не получилось, он так в магазине и остался. Буквально остался. Его нашли с вывернутыми наружу кишками… И он ещё пару месяцев потом на складе работал, пока его не утилизировали, прикинь?! Кстати, без кишок неплохой работник был, хотя в первые пару недель пахло от него, скажем так, не очень приятно.       Шон отбросил джойстик и резко встал с дивана.       — Всё надоело! И нытьё Лиз надоело, и то, что я постоянно должен что-то решать — тоже надоело! Она меня не понимает! Не даёт мне подумать! Говорит, мол, выкинь ёлку! И это ещё ладно! Ёлка — это мелочь. Она хочет, чтобы я прибрался в сарае, понимаешь?! Она это так называет! Приберись, говорит, в сарае! И ёлку выкинь, и в сарае приберись… Ей хочется сарай «как у нормальных людей» и чтобы он, значит, чистый был… Вернее, не чистый, а свободный от… от тебя, Эд, прикинь?!       Шон посмотрел в мутные глаза Эда, и увидел, что Эд его полностью понял. Эд вообще понимал его как никто другой. Так было и когда он был жив, и когда он умер и превратился в… Превратился, в общем. Шон знал, что Эд никуда не пропал, что он остался там, внутри этого холодного с жёсткой и всегда немного влажной кожей тела, что ему сейчас хорошо и спокойно, ведь ему не нужно думать о настоящем и о будущем, не нужно ни к чему стремиться, не нужно развиваться и даже не нужно выкидывать засохшие рождественские ёлки.       И именно от этого Эда, от этого прекрасного друга, который всегда его поддерживал, Лиз предлагала «очистить» сарай.       У Шона не укладывалось это в голове.       В стране давно была развёрнута программа утилизации «неупокоенных особей», и «владеть» такой «неупокоенной особью» строго запрещалось, чтобы не допустить новой вспышки заражений зомби-вирусом и его мутации. Владельцу неупокоенной особи нужно было всего лишь позвонить в соответствующую службу — и за особью тут же приезжали специально обученные живые люди и увозили её в крематорий.       Полгода Шон собирался с духом, чтобы позвонить в эту службу, но так и не собрался. Эд же всё это время находился в сарае, никакого недовольства своим положением не выказывал, и с ним по вечерам и выходным можно было поиграть в видеоигры и перекинуться парой слов.       Лиз уже сама хотела договориться об утилизации Эда, но Шон устроил скандал. Спустя два часа чрезвычайно громких взаимных обвинений им кое-как удалось договориться, что Шон сам упокоит Эда и похоронит его на заднем дворе. Лиз не верила, что Шон сможет это сделать, и поставила ему ультиматум: если через две недели Эд по-прежнему будет находиться в сарае, она уйдёт от Шона и больше никогда к нему не вернётся. Про ёлку Лиз тоже не забыла.       Сегодня был последний день срока.       Утром Шон сходил в супермаркет и купил там большой молоток, лопату и две простые белые простыни, в которые он хотел завернуть упокоенного Эда.       Днём Шон выпил три пинты пива для храбрости. Храбрости в пиве не содержалось.       Вечером Шон всё-таки зашёл в сарай, поставил молоток возле двери и решил в последний раз поговорить с Эдом.       Эд выслушал его с поразительным вниманием.       — Шон! У тебя там всё в порядке? — спросила Лиз, подходя к двери сарая. — Я волнуюсь!       Эд, отреагировав на необычный звук, оживился и утробно зарычал.       — У меня всё в порядке, — злобно процедил Шон сквозь зубы. — Мы ещё не закончили! Иди в дом!       — Я тут подумала, что мы можем… — проговорила Лиз, открывая дверь, и Эд тут же бросился к ней. Крепление цепи, которой он был прикован за шею, вырвалось из стены, Эд упал на пол и впился зубами в голую щиколотку Лиз. Она истошно заверещала.       Шон поморщился: вот умела Лиз создавать проблемы на ровном месте!       Он подошёл к двери, взял молоток, замахнулся и аккуратно, стараясь не раздробить череп, ударил Лиз по голове. От зомби-вируса до сих пор не существовало ни вакцины, ни лекарства, поэтому гуманнее всего было избавить Лиз от страданий как можно быстрее.       Лиз не страдала. * * *       Через час Шон справился с обустройством сарая: он смастерил новое крепление для цепи Эда, нашёл ещё одну цепь, приковал Лиз к другой стене, забинтовал её раненую щиколотку, чтобы не пачкать пол кровью и отмыл её уже вытекшую кровь.       Некоторое время он любовался своей работой, а потом пошёл в дом. Там он умылся, заварил кофе и сел в кресло перед телевизором. Рядом с креслом стояла пожелтевшая, поредевшая и совсем сухая рождественская ёлка, а в сарае его теперь ждали всегда готовые к нормальному общению лучший друг и любимая девушка.       И что же ещё нужно для счастья?