Её молитвами

Сушит. Язык распух и в попытках выдоить из желез хоть немного слюны скребет по щекам. В лицо бьет яркий солнечный свет, и Венти храбро открывает глаза ему навстречу — ошибка; вместе с Венти просыпается головная боль. Что же это вчера было? Настойка из Сумеру? А ведь еще больше сотни лет назад поклялся себе: никаких кактусов, не дружит его человеческая оболочка с кактусами, с напитками из кактусов, с куревом из кактусов, с той плесенью, которая растет на кактусах, с чем они там еще экспериментировали с предыдущим архонтом… То есть в моменте — очень даже дружит. А вот потом… Но тот торговец наливал шот за шотом, и так хорошо шло… Ух, нехорошо-то как… Лежать неудобно, в спину упирается жесткое, опять задрых на крыше, и крышу, как назло, выбрал черепичную. Еще и жарень, на небе ни облачка, солнце в зените, черепица раскаленная, яйцо в гнезде по соседству уже готовится стать яичницей. Венти ерзает лопатками, оценивая размер стыка. Ага, на винокурне он. Еще и градус понижал. Вот спросит вечером Дилюк: вино из погреба ты сегодня тырил? Тырил. Врать придется, чтоб Дилюк на счет лишнего не записал. И не краснеть. А Дилюк все равно запишет. О времена! И почему мир так жесток? Почему Дилюк не верит честным глазам своего архонта? Почему, если хочешь позволить себе пьянеть, рано или поздно приходится принять и похмелье? Снизу доносится вдруг старческий дребезжащий голос, ввинчивается Венти в ухо и вонзается в мозг, и этак проворачивается, проворачивается противным: — Все у меня с кровью нормально, я ого-го, и нечего ее разжижать! Чай, не паленое вино, чтоб ее бодяжить! Я еще сто лет проскриплю! Таннер. Старина Таннер. Когда он в духе — всегда поможет похмелиться. Только он не в духе. Нежный голосок Барбары журчит успокаивающим, исцеляющим ручейком: — Да пойми же, — умоляет она, — если не пить эти таблетки, то кровь станет густой настолько, что там появятся, м-м-м, комочки, и эти комочки прилетят вам в… почки, например, и ты останешься без почки. Или в печень. Или в легкое. «Или в мозг, Барбатос мне свидетель, если уже не прилетело, очень уж характерно у тебя, дедушка, глаз дергается. Как бы его уговорить хотя бы на пальценосовую пробу, а?» — доносится до Венти тоскливое невысказанное вместе с тем легким, как поцелуй в щеку, приливом сил, с которым Барбара всегда посылает свои молитвы. Не все ее молитвы Венти до конца понимает, так как в вопросах целительства разбирается весьма поверхностно, ну, то есть, примерно представляет, что если в человеке проткнули дырку, то хорошо бы ее чем-нибудь заткнуть обратно. В то время как Барбара изучает свое дело с присущим ее семье усердием и знает и пользуется столькими терминами, обозначающими разного вида затыкание дыр, что Венти даже не пытается их запоминать. Общий смысл ее молитв все равно всегда был один и тот же: лишь бы очередной пациент выздоровел и все у всех вдруг стало хорошо. Силами Венти невыполнимо, так что он и не исполнял. Барбара все больше как-то сама справлялась. — Да что ж вы, лекари, придумываете? Кровь что, манная каша? — Гай, ну хоть ты скажи! — Отец, — вступает в диалог неуверенный тенорок Гая, — ну если сама госпожа Барбара так говорит, то мы должны прислушаться! Я не хочу, чтобы тебя убили комочки! — Это слишком дорого, — бурчит Таннер, — зачем такой шум поднимать? Не нужны мне такие дорогие таблетки из Ли Юэ! Мне Джиллиан травок заварит — и порядок! Ты и так слишком много работаешь! «Барбатос, пощади!», — мысленно воет Барбара, и Венти аж подскакивает на своей крыше от силы ее отчаяния. — «Только не опять! Я ж тут сама от старости умру, пока они это по десятому кругу переспоривать будут». Голова у Венти больше не болит, но радоваться этому как-то не получается. Он живо представляет себе еще десять раундов спора про таблетки у него под ухом, и к горлу подступает тошнота. Вслух Барбара говорит только: — Но, дедушка Таннер, травок в вашем состоянии недостаточно! О поставках этих таблеток Собор Барбатоса договорился с хижиной Бубу, нам их поставляют по оптовым ценам, это совсем недорого! В ответ Таннер разражается долгим кашлем, который Барбаре удается остановить лишь толикой магии. От этой ее магии веет морским ветром, и Венти вдыхает ее полной грудью. — Вот видите! — восклицает Барбара. — Травок попью и пройдет! — упрямо хрипит старик. — Простудился и бывает. — У вас этот кашель уже полгода, не бывает такой долгой простуды! «Бывает сердечная недостаточность. Или еще чего-нибудь. На осмотр-то его не затащишь, но судя по отекам… Барбатос, дай мне сил, умоляю, вразуми ты его!». Венти задумывается. Пожалуй, эту просьбу он вполне может исполнить. И он кубарем катится с крыши. Приземляется красиво — в пыль у сапожков Барбары, и та, вместо того, чтобы отступить от неожиданности, кидается к нему. Ее прохладные пальцы беззастенчиво ощупывают Венти, ищут переломы, глаза полны тревоги. — Ты как? — спрашивает она. — Щекотно! — хихикает Венти, и Барбара отдергивает руки от его колена, отступает. Венти встает, отряхивается. Ноги подгибаются — клятая настойка! Он обводит взглядом всех троих — Барбару с ее строгим лицом и аккуратными хвостиками отличницы, готовую начать лекцию о вреде пьянства, Гая — простоватого парня в доспехах рыцаря, которыми он так гордится, и, наконец, Таннера — тот насупился, раздулся от желчной старческой гордости, и жизнь готов положить, чтобы настоять на своем. Барбара ошиблась, когда позвала сына уговаривать отца: перед сыном он настолько хочет быть сильным, что плевать хотел на объективную реальность. — Таннер, дружище, — улыбается Венти самой плутоватой из своих ухмылок. — Сушняк такой, я подыхаю. Избавь меня от мертвости моей — налей рассолу, а? Ну умоляю. Как и ожидалось, старик с радостью хватается за возможность сбежать от цепких лапок медицины. — Пошли. Простите, госпожа Барбара, видите, какое дело? Надобно помочь. Он разворачивается сгорбленной спиной ко всяким там лекарям и спешно ковыляет между рядами винограда к своему домику, не сомневаясь, что Венти последует за ним. Венти подмигивает Барбаре и шепчет тихо-тихо, чтобы глуховатый Таннер не услышал. — Давай свои таблетки. Бледное лицо Барбары загорается надеждой, она как-то сразу оживает, поспешно шуршит в складках платья и извлекает на свет небольшую коробочку. «Барбатос, неужели он правда сможет помочь?». — Что, не веришь? Бард я или не бард? Любого упрямца заговорю, обещаю. — хмыкает Венти и быстрее спешит за Таннером, пока старик не заметил их с Барбарой переглядываний. В домике у старика уютно, хоть и пахнет немного тем особым старческим запахом, который всегда стоит в домах пожилых и одиноких. Гая из этого дома вечно гонят — из самых благих, конечно, побуждений. Таннер отдал сына в оруженосцы в его шестнадцать, истратив на это солидную сумму из своих накоплений смотрителя за виноградниками, и с тех пор всячески пытался сделать так, чтобы сын жил только своей жизнью и на отца больше не оглядывался, только не забывал принимать от того закатки с томатным соком и прочими соленьями, в которых старик был мастер. Домашнее вино он тоже гнал, Венти пробовал: божественно. Недаром Таннер проработал на винокурне столько лет. В этот раз старик ныряет в подпол за рассолом. Ставит перед Венти большую кружку и наливает этой прохладной солоноватой амброзии чуть ли не с верхом. Сам садится на табурет и подпирает голову рукой — явно устал к середине этого жаркого летнего дня. Венти одолевает кружку в три глотка, наливает себе еще, слегка дзинькая горлышком банки по краю кружки. Жажда потихоньку утихает, отступает тошнота. — Слушай, дед, — говорит он без обиняков, — ты таблетки-то пей. Сам знаешь, Барбара зря приставать не будет. — Да зачем мне? Помру и помру. Старым туда и дорога. — Ну, во-первых, похороны нынче дороги. Знаешь, сколько я за песни на похоронах беру? — Венти медленно отпивает из кружки, смакуя вкус и давая Таннеру время примерно прикинуть ценник. — То-то и оно. Живым — оно дешевле Гаю выйдет. Даже с таблетками. — Я отложил… — Во-вторых, — тут Венти старается говорить самым серьезным своим тоном, зная, как тот волшебно действует на тех, кто не привык видеть его серьезным, — ни один ребенок не захочет остаться без любимого отца. Тебе же нужно приглядывать за сыном, Таннер. Жену его однажды увидеть. Внуков своих. А для этого тебе нужны и легкие, и почки, и сердце, и кровь без комочков, чтобы бежала, как у молодого. Он выложил на стол коробочку Барбары. — Вот, — говорит он, — принимай это, как Барбара сказала. Таннер упрямо поджимает губы. — Будет, будет яйцу курицу учить. Полегчало тебе? Иди, пока тряпкой не выгнал. И замахивается валявшимся на столе полотенцем. Венти уворачивается, легко подхватывает банку с оставшимся рассолом и сбегает, чтобы дать старику шанс сдаться перед медициной в одиночестве. Положительно, рассол — напиток архонтов. Особенно с утра, когда бы это утро ни начиналось. А потом можно, пожалуй, и по пиву где-нибудь в Доле Ангелов… Венти подходит к городу со стороны причала и, воровато оглядываясь, быстро пересекает реку, оседлав попутный вихорек. Задремавшему на часах Гаю банка из-под рассола прикольно делает «буньк» по лбу. Гай привычно подставляет руки: Венти не вчера придумал этот способ обеспечить этим двоим самоотреченцам лишнюю встречу. — Отдай дедушке Таннеру, — просит Венти. Он знает, что Гай исполнит его просьбу. И что Таннер тоже никуда не денется от своих таблеток. В конце концов, если правильно попросить, можно даже похмельного архонта уговорить работать. А Венти в таких делах будет поопытнее Барбары.