Гарри Поттер и Святой Грааль

Ветер, словно стая обезумевших гончих, гнал по улицам Бирмингема серые клочья дождя, хлеставшего в лицо с неистовой силой. Гарри, прищурившись, всматривался в мутный горизонт, где серые многоэтажки растворялись в пелене дождя и дыма. За спиной, словно эхо войны, доносился грохот далеких взрывов. — Долбаный котел, — пробормотал он, поправляя намокшую мантию, — Куда мы вообще премся, Элен? — Подальше отсюда, — коротко бросила Элен, не оборачиваясь. Ее лицо, обычно спокойное и невозмутимое, сейчас было напряжено, а в глазах, казалось, отражался тот самый пожар, который бушевал в Бирмингеме. — Нас ждут не менее важные дела, чем участие в этой бойне. — Легко сказать, «не менее важные дела», — проворчал Тесла, с трудом поспевая за ними. Дождь, казалось, пронизывал насквозь, превращая его безупречный костюм в жалкое подобие тряпья. — А что, если этот… этот… — он запнулся, подбирая слова, — этот фанатик в юбке решит сравнять с землей весь город? Вместе с маглами, естественно. Гермиона, которая до этого молча шагала рядом, резко остановилась. — Не смей так о ней! — прошипела она, с вызовом глядя на Теслу. — Король Артур не такой! Он… — О, да ладно тебе, Гермиона, — перебил ее Гарри, устало вздохнув, — Ты же сама слышала, что творится в Лондоне. Этот «не такой как все» устроил там такой фейерверк, что мало не показалось. — Это другое, — упрямо мотнула головой Гермиона, — И вообще, хватит пререкаться! Нам нужно выбираться отсюда. Они свернули на узкую улочку, петляющую между обветшалыми кирпичными домами. Дождь немного стих, превратившись в нудную мелкую морось. Вдали послышался нарастающий гул. Гарри, подняв голову, увидел в небе вереницу черных точек, стремительно увеличивающихся в размерах. — Бомбардировщики, — констатировал Тесла, с мрачным удовлетворением в голосе, — Похоже, маглы решили взяться за дело всерьез. Элен остановилась, запрокинув голову. В глазах ее, помимо отблесков пожара, теперь читалась и боль, и ярость, и что-то еще, что Гарри не мог определить. — Нет! — вырвался из ее груди почти звериный крик, полный отчаяния. — Остановитесь! Не надо! Она рванулась вперед, но Гарри успел перехватить ее за руку. — Куда ты? — резко спросил он. — Совсем сдурела? — Отпусти, — прошипела Элен, дернувшись. — Я должна… — Никуда ты не должна! — отрезал Гарри, крепче сжимая ее руку. — Ты одна ничего не изменишь, только хуже сделаешь! Элен замерла, словно пораженная молнией. Дождь стекал по ее лицу, смешиваясь со слезами. — Ты права, — прошептала она, медленно опуская голову. — Я… я не могу. Гарри, видя ее состояние, почувствовал, как в груди шевельнулось что-то похожее на жалость. Он отпустил ее руку и отвел взгляд. — Пойдем, — буркнул он, — Нам нужно найти укрытие, пока эти… — он кивнул на небо, — не разбомбили здесь все в труху. Город кричал. Он не просто гудел от сирен и далеких взрывов — он исходил животным, полным ужаса воплем, отражаясь в затянутом дождем небе гротескной симфонией хаоса. И посреди этого ада, на фоне разрушения и паники, разыгрывалась новая, еще более страшная сцена. Они стояли на железнодорожном переезде — лавина из обезумевших людей, стремящихся прочь из охваченного паникой Бирмингема. Гул приближающегося поезда был как рев разъяренного зверя, заставляя их сердца колотиться в груди. — Он не остановится! — закричал кто-то, его голос сорвался на истеричный визг. — Места не хватит! — ответил другой голос, полный отчаяния. И в этот миг, прорезая стену дождя и дыма, показался он. Не тот ожидаемый спасательный состав, не маяк надежды — а адское отражение разрушения, поглотившего город. Огромный, многовагонный состав, охваченный пламенем, словно гигантский факел, мчался прямо на них. Вагоны, превращенные в раскаленные клетки, проносились мимо, а из выбитых окон вырывались языки пламени и отчаянные крики. Это были не крики страха, нет. Это были крики тех, кто уже пересек грань отчаяния и смотрел смерти в лицо. Гарри ощутил, как Элен резко вдохнула, ее рука судорожно сжала его плечо. Он видел, как ее лицо, обычно непроницаемое, исказилось от ужаса. Но дело было не только в пламени, не в криках, не в самой картине адского поезда. Элен видела то, что было скрыто от глаз остальных. Видела призрачные силуэты, запертые в огненной ловушке, чувствовала их боль, их ужас, их беспомощность. И понимала, что ничего не может сделать. — Нет… — прошептала она, ее голос был едва слышен сквозь рев огня и грохот металла. — Нет, нет, нет… Это было не просто сочувствие, не просто жалость. Это была ее боль, ее вина, ее личная трагедия. Трагедия, понятная ей одной. Поезд промчался мимо, оставляя после себя запах гари и тишину, тяжелую, как предсмертный вздох. На рельсах, все еще дымящихся, лежали обугленные обломки, молчаливые свидетели трагедии. И в этой тишине, каждый из них — Гарри, Гермиона, Тесла — впервые по-настоящему осознал весь ужас происходящего. Мир рушился. И они были бессильны его остановить. Грохот стальных колес, раздираемый скрежетом, замедлялся, растворяясь в тяжелой, пропитанной гарью тишине. Поезд промчался мимо, оставляя после себя запах гари и пустоту, такую же тяжелую, как предсмертный вздох. На рельсах, все еще дымящихся, лежали обугленные обломки, молчаливые свидетели трагедии. Ужас, впечатанный в саму ткань реальности, никуда не исчезал. Он налипал на кожу липкой дрожью, застревал в горле комом, не давая вздохнуть. Гарри смотрел на удаляющийся хвост поезда, превратившегося в тлеющую точку на сером горизонте, и не мог поверить своим глазам. Словно сон, порожденный самыми мрачными уголками подсознания, — слишком жуткий, слишком реальный, чтобы быть правдой. Но правдой он был. И отражение этой правды он видел в глазах Элен. Она стояла на краю платформы, хрупкая фигура на фоне дымящихся рельсов, и смотрела вслед исчезнувшему поезду. Ее плечи тряслись, но слез не было. Была только пустота. Бесконечная, всепоглощающая пустота, в которой утопали и боль, и гнев, и отчаяние. Это было не просто сочувствие, не просто жалость, что отражались в ее глазах. Это была ее боль, ее вина, ее личная трагедия. Трагедия, понятная ей одной. — Элен… — Гарри коснулся ее плеча, и она вздрогнула, словно очнувшись от сна. Она медленно повернула голову, и он увидел в ее глазах слезы. Не просто слезы боли или страха — это были слезы героя, не сумевшего защитить беззащитных. — Я должна была… — прошептала она, ее голос хрипел, словно она долго кричала. — Я должна была их спасти… — Ты ничего не могла сделать, — тихо сказал Гарри, притягивая ее к себе. — Ты же знаешь. Она уткнулась ему в плечо, и он почувствовал, как ее тело трясет от беззвучных рыданий. В этот момент он понял, что все ее прежнее хладнокровие, вся ее невозмутимость были лишь маской. Маской, за которой она скрывала свою боль, свою ответственность, свою человечность. А сейчас маска упала. И он видел перед собой не таинственную Элен, не непобедимого воина, а просто девушку, сломленную тяжестью своей ноши. Девушку, которая слишком много видела смерти, слишком много боли, слишком много отчаяния. Грохот колес утих вдали, оставив после себя лишь тишину, тяжелую и гулкую, как пустой собор. Гарри, Гермиона и Тесла стояли на опустевшей платформе, словно актеры, забывшие свои роли после завершения спектакля. Дождь уже прекратился, но тяжелые свинцовые тучи все еще висели над городом, грозя новой бурей. Элен молчала, ее взгляд был устремлен в ту точку на горизонте, где исчез поглощенный пламенем поезд. Она казалась высеченной из камня статуей, лишь легкая дрожь пробегала по ее плечам. И даже запах гари и влажного металла, висевший в воздухе, казалось, пропитался безнадежностью. Гарри не решался нарушить тишину. Он чувствовал исходящую от Элен волну горя, такую сильную, что она казалась почти осязаемой. Ему хотелось что-то сказать, хоть как-то утешить ее, но он знал, что любые слова будут бессильны. Никакие слова не могли заглушить крики тех, кто сгорел заживо в огненной ловушке. Грохот колес утих вдали, оставив после себя лишь тишину, тяжелую и гулкую, как пустой собор. Гарри, Гермиона и Тесла стояли на опустевшей платформе, словно актеры, забывшие свои роли после завершения спектакля. Дождь уже прекратился, но тяжелые свинцовые тучи все еще висели над городом, грозя новой бурей. Воздух, пропитанный запахом гари и влажного металла, казался тяжелым и липким, словно сама атмосфера пропиталась отчаянием. Элен стояла неподвижно, ее взгляд был устремлен в ту точку на горизонте, где исчез поглощенный пламенем поезд. Она казалось высеченной из камня статуей, лишь легкая дрожь пробегала по ее плечам. Гарри, не решаясь нарушить тишину, наблюдал за ней краем глаза. Он чувствовал исходящую от нее волну горя, такую сильную, что она казалась почти осязаемой. Ему хотелось что-то сказать, хоть как-то утешить ее, но он знал, что любые слова будут бессильны. Гермиона, бледная и потрясенная, тихо плакала, прижавшись к плечу Теслы. Он гладил ее по голове, и в его обычно лучистых глазах сейчас читалась глубокая печаль. Даже он, человек науки, не чуждый романтике прогресса, сейчас казался сломленным увиденным ужасом. Тишина затягивалась, превращаясь в тяжелое, давящее безмолвие. Элен вдохнула, пытаясь наполнить легкие воздухом, но он казался горьким, пропитанным пеплом и отчаянием. Она чувствовала на себе взгляды спутников, но не могла, не хотела поворачиваться. Не сейчас. Не тогда, когда её душу разрывали призраки прошлого. Воспоминания нахлынули волной, яркие, обжигающие, словно раскаленная лава. Дворец, залитый золотистым светом заходящего солнца. Тяжелые бархатные шторы, скрывающие от посторонних глаз тихую беседу. Она помнила этот день так ясно, словно он был вчера. Тогда, в тот последний мирный вечер, она позволила себе расслабиться, отбросить маску невозмутимости, которая давно стала ее второй натурой. Рядом был друг, союзник, единомышленник — тот, кто видел ее насквозь, кто понимал без слов. Они сидели у камина, в котором весело потрескивали дрова, и говорили о будущем. О будущем, которое казалось таким далеким и нереальным. Она вспомнила, как их пальцы сплелись в молчаливом жесте поддержки. Как в глазах напротив, обычно лукавых и немного циничных, мелькнула тревога. Как ее собственный голос, обычно такой твердый и уверенный, дрожал, когда она описывала свое видение. — … И тогда начнется хаос, — прошептала она, не в силах сдержать дрожь в голосе. — Война, какой мир еще не видел. — Война? — переспросил голос, и она почти физически ощутила, как ее друг нахмурился. — Между кем? — Между всеми, — ответила она, и горькая улыбка коснулась ее губ. — Маги против магов. Маглы против магов. Темные силы будут ликовать, наблюдая, как мы уничтожаем друг друга. Она рассказала обо всем, что видела в своих видениях, о кровавой бойне, что поглотит Британию, о страхе и ненависти, что отравят сердца людей. О том, что лишь один человек способен остановить это безумие. — Он должен быть сильным, — тихо сказал ее друг, когда она закончила свой рассказ. — Сильнее, чем кто-либо. — И добрым, — добавила она, сжимая кулаки. — Иначе эта сила его же и погубит. — Будет ли он? — тихо спросил голос, и Элен почувствовала, как чтo-то холодное сжало её сердце. Она молчала, всматриваясь в пляшущие языки пламени. На лице её отражались отблески огня, делая его похожим на маску, выкованную из золота и теней. — Я не знаю, — ответила она наконец, и её голос звучал глухо, словно из-под воды. — Судьба — вещь непостижимая. Даже я, видящая сквозь покров времени, не могу знать наверняка. Она вспомнила, как в тот вечер её друг долго молчал, глядя на огонь задумчивым, почти печальным взглядом. — Значит, все висит на волоске? — спросил он наконец, и в его голосе не было и тени прежней игривости. — Всегда висит, — ответила Элен, и горькая улыбка коснулась её губ. — Такова цена свободы выбора. Мы можем лишь верить… и делать всё, что в наших силах. Она вспомнила, как в тот вечер они ещё долго говорили о судьбе, о долге, о той хрупкой грани, что отделяет свет от тьмы. И хотя слова друга были полны печали и тревоги, в глубине души она хранила искру надежды. Надежды на то, что найдётся тот, кто сможет разорвать круг насилия, кто принесёт в этот мир долгожданный покой. — Он справится, — прошептал голос, и Элен поняла, что говорит это скорее себе, чем ей. — Я верю в него. И хотя логика твердила, что шансов на спасение почти нет, что их мир неизбежно скатится в пучину хаоса, она позволила себе разделить эту хрупкую надежду. Потому что без неё борьба была бы лишена всякого смысла. Воспоминание рассеялось, словно дым от потухшего камина. Элен медленно открыла глаза, и холодный свет дождливого дня резанул по сетчатке. Она всё ещё чувствовала на своих плечах фантомное тепло чьей-то ладони, слышала отголоски далёкого голоса, полного грусти и решимости. Холодный ветер пронесся по платформе, поднимая в воздух листья, пропитанные дождем, и пустые целлофановые пакеты, словно призраки праздника, что превратился в поминки. Элен поёжилась, но не от холода. Холод, который она чувствовала сейчас, шел изнутри, сковывая её сердце ледяными тисками. Она медленно повернулась, и взгляд её, лишённый прежней непроницаемости, упал на спутников. Гарри, с лицом, бледным от пережитого ужаса, Гермиона, всё ещё пытающаяся справиться со слезами, Тесла, задумчиво потирающий подбородок. На мгновение она позволила себе почувствовать их боль, их растерянность, их гнев. И поняла, что не может дать им утонуть в этом океане отчаяния. Не тогда, когда на конy столько жизней. — Простите, — прошептала она, и голос её слегка дрожал. — Я… мне нужно было время. Гарри, не говоря ни слова, подошёл к ней и обнял. Она ответила на объятия, удивившись тому, насколько они были ей необходимы. В этом простом жесте она почерпнула силы, чтобы продолжать бороться. — Мы должны идти, — сказала она, отстраняясь от Гарри. В её голосе вновь звучала стальная твёрдость. — Времени очень мало. — Куда? — спросила Гермиона, вытирая слезы. — Что нам делать? — Мы должны найти тех, кто ещё может бороться, — ответила Элен, её взгляд стал решительным. — Тех, кто понимает, какая опасность нам угрожает. Она знала, что им предстоит долгий и тернистый путь. Что их ждут новые испытания, новые потери. Но она также знала, что не имеет права сдаваться. Слишком многие надежды были возложены на её плечи. Слишком важным был тот огонь, что горел в её сердце, напоминая о её долге и её предназначении. — Нас ждут не только в Британии, — тихо добавила она, словно говоря сама с собой. — Грядёт буря, которая может поглотить весь мир. И нам нужно быть готовыми к ней. Слова Элен повисли в воздухе, тяжёлые, как предчувствие грозы. Гарри, Гермиона и Тесла обменялись взглядами, в которых читалось смятение и тревога. Слова о «буре, которая может поглотить весь мир», звучали слишком грозно, слишком нереально, чтобы их можно было просто так игнорировать. — Что ты имеешь в виду? — спросил Гарри, и в его голосе, несмотря на попытку говорить спокойно, прозвучала тревога. Элен медленно повернулась к нему, и в ее глазах, обычно столь непроницаемых, он увидел отблеск чего-то похожего на страх. — То, что происходит здесь, в Британии, — это лишь начало, — тихо сказала она. — Война, которую развязал Волдеморт, — это лишь искра, которая может разжечь пламя гораздо более страшного пожара. — Но… как это возможно? — недоуменно спросила Гермиона. — Разве магглы… разве остальной мир не останется в стороне? — Мир уже не тот, что раньше, — ответила Элен, и ее голос прозвучал резко, словно удар кнута. — Границы между мирами становятся все тоньше, и то, что происходит в одном из них, неизбежно отразится на других. — Но что мы можем с этим поделать? — спросил Тесла, и в его голосе, несмотря на всю его научную хладнокровность, прозвучало отчаяние. — Мы всего лишь… — Мы — те, кто знает правду, — перебила его Элен, и ее глаза вспыхнули стальным блеском. — И это делает нас ответственными за то, чтобы предотвратить катастрофу. Мы должны найти тех, кто готов нам помочь, тех, кто понимает, что на кону стоит судьба не только волшебного мира, но и всего человечества. Она оглядела их, и ее лицо, несмотря на усталость и горечь потерь, было полно решимости. — Путь будет непростым, — сказала она, и в ее голосе звучал призыв. — Но мы должны его пройти. Ради всех тех, кто погиб, ради тех, кто еще жив, ради будущего, которое мы можем потерять. Она сделала шаг вперед, и ее фигура, окутанная серой мглой дождливого дня, казалось, излучала странный, почти осязаемый свет. — Вы со мной? — Голос Элен, хоть и тихий, прорезал тяжелый воздух, словно лезвие меча. Но прежде чем кто-либо из них успел ответить, мир взорвался. Грохот, от которого задрожала земля, прокатился по платформе, словно гигантский зверь, пробуждаясь ото сна, проламывал себе путь на поверхность. С неба, разрывая серую пелену дождя, упал огненный шар, оставив после себя шлейф чёрного дыма. — Бомбардировщики! — закричал Тесла, инстинктивно прикрывая голову руками. Гарри оглянулся, видя, как в сторону города, охваченного паникой, летят ещё несколько чёрных точек. За их спинами, на опустевшей станции, вдруг послышались крики, топот ног, звуки выстрелов — маггловские военные, похоже, вступили в бой с невидимым врагом. — Проклятье, — прошипел Гарри, чувствуя, как адреналин впрыскивается в кровь. — Тут становится слишком жарко даже для нас. В далеке, там, где платформа упиралась в лабиринт железнодорожных путей, вспыхнул ослепительный свет, затем ещё один, и ещё. Гарри видел, как в воздух взлетают обломки, как искры рассыпаются огненным дождем, как от земли, не в силах выдержать накала схватки, идёт дрожь. — Пошли! — крикнул он, хватает Элен за руку и увлекая за собой. — Нужно убираться отсюда, пока нас не замесили в эту кашу! Они помчались прочь от платформы, петляя между заброшенными вагонами, перепрыгивая через рельсы. За ними, не отставая, бежали Гермиона и Тесла, их лица были бледны, но решимости им было не занимать. Ответ на вопрос Элен они дали не словами, а делом. Они выбрали путь борьбы, путь неизвестности, путь, который мог привести их к спасению… или к гибели. Но иного выбора у них уже не было.

***

Комната Вейвера Вельвета дышала покоем после долгого, тревожного дня. За окном, затянутым лондонской моросью, уже давно погасли последние огни, погружая город в бархатную тьму. Лишь тусклый свет ночника, отбрасывающий причудливые тени на стены, нарушал полумрак. Александр Македонский, раскинувшись на кровати во весь свой исполинский рост, мирно посапывал, изредка вздрагивая во сне и бормоча что-то на древнегреческом. Рядом, на раскладушке, свернувшись калачиком, спал Вейвер, измученный переживаниями последних дней. Рон, занявший диван, видел десятый сон, изредка тихонько посвистывая носом. Мордред, сидя в глубоком кресле у ночника, с головой погрузилась в чтение. Книга «Айвенго», которую ей одолжил Вейвер, захватила её с первых страниц. Рыцарские поединки, благородные герои, коварные злодеи — всё это напоминало ей о собственной жизни, полной сражений и приключений. Внезапно шелест страниц сменился тихим шорохом, словно кто-то невидимый скользнул в комнату. Мордред, не отрываясь от книги, напряглась. Её острый слух, унаследованный от легендарного отца, улавливал каждый шорох, каждый вздох. — Кто здесь? — резко бросила она, не отрывая глаз от страниц. Ответа не последовало. Мордред захлопнула книгу с таким треском, что Рон испуганно вздрогнул во сне. Вскочив с кресла, она выхватила меч, оказавшийся в её руке быстрее, чем глаз успел бы моргнуть. — Покажись! — прорычала она, оглядывая комнату. — Или пожалеешь! В этот момент прямо перед ней, словно сотканная из тени, материализовалась фигура. Мордред, не раздумывая, замахнулась мечом, но остановила удар в последний момент. — Медуза?! — удивлённо выдохнула она, опуская меч. — Какого… — Прошу прощения, — спокойно произнесла Медуза, её голос, несмотря на поздний час, был ровным и холодным, как всегда. — Не хотела вас напугать. Я не ожидала, что вы будете спать. — Ещё бы мы не спали после такого-то денёчка, — проворчал Рон, сонно потирая глаза. Из соседней комнаты, привлечённая шумом, выбежала Жаннa д’Арк Альтер. Её обычная небрежность исчезла — она была в полном боевом обмундировании, с зажатым в руке флагом. За ней, зевая и потирая глаза, плёлся заспанный Фуджимару. — Что происходит? — пробормотал он, пытаясь сосредоточиться. — Нападение? Тревога? — Хуже, — коротко ответила Медуза, её взгляд был холодным и твёрдым. — Я нашла его. Того, кто нам нужен. Мастера Зверя. — И кто же это? — спросил Фуджимару, и даже в его сонном голосе прозвучала тревога. Медуза медленно оглядела их, и тень промелькнула по её лицу. — Я расскажу вам, но… Боюсь, вам не понравится то, что вы сейчас узнаете, — тихо произнесла она.