Гарри Поттер и Святой Грааль

Тетя Петуния была весьма любопытна и не могла удержаться от вопроса: — Кто же твои родители, Жаннет? Жаннет на мгновение закрыла глаза, и перед ее взором всплыл образ сгоревшей деревушки. Коварные бургундцы не оставили камня на камне в Домреми, их ярость не знала границ. Они уничтожили все, до чего смогли добраться, и убили всех, кто смел встать у них на пути. Вспомнился ей и безумный Бенуа, который порой впадал в исступление и начинал свирепствовать. В ее памяти отзвучал и его свирепый крик, когда тот время от времени погружался в исступление и выплескивал вовне свою ярость. Никто не желал видеть его, взявшимся за топор вне предназначенной для него клетки! Но Жаннет никогда его не боялась и, несмотря на свой юный возраст, могла подойти и одним словом остановить его даже в такие моменты. А теперь он лежал, погибший в своей железной клетке. Мысленный взгляд Жаннет пробежал по знаменитому Волшебному Дереву Домреми, но под ним никого не было. От накатившего ужаса одиночества, Жанна сделала глубокий глоток воздуха. — Простите, но я не могу вспомнить своих родителей. Моя память о них сильно потрясена и размыта. Все, что я помню, это разрушение и потерю всех, кого я любила. Это был самый трагический период в моей жизни, о котором я все еще восстанавливаю воспоминания. Тетя Петуния почувствовала глубокую жалость к Жанне и сказала: — Бедняжка! Понимаю, как это тяжело. Ты так юна, а уже пережила столько страданий. Но несмотря на все, ты осталась сильной и смелой. Я горжусь тобой, Жаннет. Но помни, ты теперь не одна. — ее голос дрогнул, а лицо изменилось, выразив все ее чувства. — У тебя теперь есть мы, и мы позаботимся о тебе! Мы сделаем все возможное, чтобы помочь тебе! Если ты когда-нибудь захочешь говорить о своих родителях или восстановить воспоминания, знай, что мы всегда рядом и готовы помочь. — Большое спасибо. — опустив взгляд, ответила Жанна. Воспоминаниями она вновь вернулась к тому самому моменту суда. Вспомнила с тоской, что пыталась, но так и не смогла осветить тьму, которая окутывала ее жизнь. В ее воспоминаниях не было лица матери, которое она так сильно и всей душой желала увидеть. Все, что вспоминала она, так это лишь одни негативные события, словно в ее сердце всю жизнь копошились дементоры, старательно похищая каждую даже самую маленькую и незначительную радость, заставляя забыть их и видеть в своей жизни лишь кромешную тьму. Ее память давно стала ее личным филиалом Преисподней. В своих воспоминаниях она переживала страдания и боль, получала плевки в лицо, страдала от насмешек, злобы и неприязни окружающих и сгорала на площади под улюлюканье жестокой и бесчувственной к ней толпы. Весь этот путь жизни она шла среди темноты и мрака самых ужасных воспоминаний. Но маленькие радости постепенно проникали в ее сердце, пробуждая его и внося нотки восторга, словно песня в исполнении радостного ребенка. Она даже не заметила, как эта новая миссия изменила ее жизнь. Вокруг появились новые люди, а также новые впечатления. С каждым днем они убеждали Жанну в том, что цветной калейдоскоп жизни имеет светлые и радостные оттенки, которые неизменно и в изобилии сопровождают собой любые штрихи тьмы. Тетя Петуния сразу заметила, что Жанна может стать прекрасной невестой для ее любимого Дадлика. Несмотря на то, что Жанна называла себя дальней родственницей миссис Фигг, ее французские корни делали ее неординарной кандидаткой в невесты для Дадли. Миссис Фигг, конечно, вела себя несколько странно, и Дурсли в основном общались с ней только потому, что они нуждались в няне для своего племянника. Однако появление Жаннет полностью перевернуло их жизнь. Юная Жаннет была просто очаровательной — с прекрасными чертами лица, стройной фигурой и миниатюрным телосложением. Ее волосы имели природный серебристый оттенок, а глаза были цвета янтаря — такое сочетание тетя Петуния видела едва ли каждый день в своей жизни. Встречаясь с Жаннет, Дурсли каждый раз пытались втянуть ее в идеальную семейную картину, в которой они сами отлично себя вели, чтобы создать иллюзию счастливой жизни, но иногда сильно переигрывали. И в то же время, они проявляли искренность, особенно в тот день, когда тетя Петуния решила поддержать Жаннет. Гарри, иногда погружаясь в свои глубокие размышления, задавался вопросом: что будет, если Дурсли узнают настоящую природу и прошлое Жаннет? Как изменится их отношение к ней, если они узнают о миллионах жизней, которые она погубила? Эти мысли занимали его все больше и больше, и он часто уходил в очень глубокий вояж по своим мыслям и непрерывно исследовал их, надеясь найти ответы. Таким образом, взаимоотношения Жаннет с Дурслями становились все более загадочными и увлекательными. Вопреки явной фальши в некоторых ситуациях, иногда они рот встречались с искренностью, и каждый раз перед Гарри возникал вопрос — сколько тайн скрывает каждый за своей маской и что произойдет, когда эти тайны станут явными для всех? Дадли, в свою очередь, успел хорошо узнать подлинный нрав Жаннет еще в Хогвартсе и не стремился записывать себя в ее женихи. Себе он представлял свою будущую семью как нечто более стабильное и приземленное, притом необязательно с самой видной красавицей-невестой. Говоря честно, он себе до прошлого года вообще не представлял никак свое будущее, ведь всю жизнь за него все решения о его судьбе принимали родители. Оглядываясь теперь назад, он видел, что всю жизнь только валял дурака, ни в грош не ставил родителей и вел откровенно пустой образ жизни. Пусть он хулиганил, пусть он завел себе приятелей, которые даже разделяли его интересы, вся его жизнь до прошлого лета шла под откос, и теперь он это прекрасно понимал. Та сова принесла с собой для него не просто шанс как-то себя проявить, вылетев впервые из родного гнезда и этот шанс невероятно тонко был вложен в пергаментный конверт с восковой печатью в виде герба со змеей, львом, орлом и барсуком. И что же теперь? Он пересмотрел свою жизнь и начал ее с чистого листа. Но не благодаря одному Хогвартсу, а благодаря тому, что сама судьба так удачно огрела его по голове и погрузила в совершенно незнакомую и чуждую для него обстановку, в которой никто не мог принимать решения вместо него, в обстановку, где он обязан был сделать доселе немыслимое — морально измениться и повзрослеть. В Хогвартсе Дадли оказался под тенью своего двоюродного брата, оказавшегося настоящей легендой волшебного мира. Кто бы мог подумать, что именно благодаря Гарри, тогда еще несмышленому младенцу, утратил силы ужасный Лорд Волдеморт! У Дадли эта новость долго не укладывалась в голове. Но даже до своего попадания в школу он был уверен — попав туда настолько поздно, он обязан чем-то выделиться. Агата Санспарк нашла свое призвание в этих удивительных танцующих узорах, висящих в воздухе и в трансфигурации. Сэм Брайтвуд, напротив, обнаружил свое увлечение уходом за магическими существами и быстро стал одним из лучших и любимых учеников у Хагрида. Даже Кэти Мэллоухейт, с которой он пересекался… Да когда он с ней пересекался-то вне занятий Армии Дамблдора? Похоже, он и видел-то ее кроме занятий всего пару раз из-за ее странного образа жизни. Но даже она решила, что ее талантом является изучение защиты от темных искусств, и начала изучать противодействие запретным заклинаниям в закрытых классах и кабинетах самостоятельно. До него даже доходил слух, что она временами изобретает собственные заклятия! Он не знал, правда это или нет, зато он видел точно: каждый из них нашел свое место в этом удивительном мире волшебства, уникальное и необычное. И Дадли понял, что необязательно быть героем или легендой — достаточно быть самим собой и находить свое место рядом с теми, кто тебя принимает и понимает. Ведь настоящее волшебство доступно не только магам, но и тем, в ком живет сила дружбы и любви, и только она способна объединить всех в Хогвартсе и далеко за его пределами. В Хогвартсе Дадли завел настоящих друзей и был уверен — что бы ни случилось в жизни, они всегда будут рядом, всегда поддержат и помогут ему. С ними он прошел через весь учебный год, вместе с ними учился и тренировался. Теперь он часто переписывался и с Агатой и с Сэмом, и с несколькими другими маглорожденными учениками, кто подобно Дадли только летом прошлого года получил способности к волшебству. Со своими прежними приятелями он окончательно общаться не перестал, а в моменты их встреч пытался тех образумить и наставить на другой путь. Те его слушались неохотно, но перечить Дадли опасались, ввиду его габаритов и силы. И во всем этом ощущалось что-то такое, чего Дадли не мог объяснить, что-то необыкновенное и далекое от привычного. Он чувствовал, что теперь встал на совершенно новый для себя путь, когда может послужить другим с чувством полного удовлетворения. Ему временами даже представлялось, что он близок к тому, чтобы отыскать свое собственное предназначение — цель собственной жизни, казавшуюся прежде ему совершенно неважной и неизвестной — и исполнить его. Узнав о возрождении Волдеморта и совершенно нешуточном терроре, устроенном им, Дадли считал теперь, что обязан научиться всему необходимому, чтобы в случае опасности защитить себя и свой дом от Темного Лорда и его прихвостней. Он даже спросил разрешение родителей и под неодобрительным взглядом дяди Вернона нарисовал на полу гаража заветный Круг Призыва и попытался призвать Слугу. Хотя никто на его призыв не откликнулся, а Круг ничем не подавал вида, словно он хочет исполнять возложенную на него задачу, Дадли все же надеялся, что однажды час пробьет и долгожданный гость пронзит отделяющую его от Дадли толщу столетий, и все же появится в гараже дурслевского дома. Шутка ли? Теперь Британией правил вернувшийся из старинных сказаний король Артур, чьего лица до сих пор никто не видел. По Лондону недавно вновь ходил Джек Потрошитель, расправляясь со своими жертвами без малейшего сожаления. А в тенях скрывался необъяснимый и таинственный монстр ростом больше восьми футов, что устрашал даже военных и без страха и риска для жизни шел против танков. Дадли точно понимал — прошло то время, когда он мог позволить себе оставаться безвольным недвижимым камнем, и ожидать, словно под него скоро потекут воды. Дорогой Гарри! Если тебе удобно, я зайду за тобой в дом номер четыре по Тисовой улице в ближайшую пятницу в одиннадцать часов вечера, чтобы сопроводить в «Нору», куда тебя приглашают провести оста­ток школьных каникул. Если ты не против, я также был бы рад твоей помощи в одном деле, которым рассчитываю заняться по пути в «Нору». Подробнее объясню при встрече. Большая просьба прислать ответ с той же со­вой. Надеюсь увидеться с тобой в пятницу. Искренне твой, Альбус Дамблдор В этот день Дадли вместе с Гарри ожидал визит профессора Дамблдора. К этому событию они долго и тщательно готовились с момента, когда Гарри получил заветное письмо. Тетя Петуния и дядя Вернон без особого энтузиазма отнеслись к этой новости, хотя и навели порядок в доме накануне визита: вымели каждый уголок, убрали даже мельчайшие пылинки, желая создать приличное впечатление. Когда за окном погасли дорожные фонари, Гарри очнулся от полудремы, в которой он оставался весь вечер. Взглянув на улицу сквозь бархатные шторы, он увидел, как силуэт профессора Дамблдора приближался к их дому. Дадли уже ждал их внизу, стоя перед входной дверью. Когда он увидел профессора, его глаза загорелись искрами возбуждения, и он радостно приветствовал гостя. Но в глубине его души таяла неведомая тревога, словно рассудок начал предчувствовать надвигающуюся бурю. Было ясно, что этот визит означал нечто большее, чем просто встреча с директором. — Ух ты! Так здорово увидеть вас сегодня, профессор, — радостно воскликнул Дадли. — Вы прекрасно выглядите! Тетя Петуния прыснула от радости и обняла сына, преклонившего одно колено перед Дамблдором. — Лили всегда говорила, что вы — настоящий гений, профессор. И вот я вдруг узнаю, что мой Дадли также обладает теми же чудесными способностями! Наконец-то наша семья пришла к пониманию того, что волшебство — это не просто фантазии и выдумка мальчишек, а что-то настоящее и удивительное! Дядя Вернон осторожно наблюдал за этой сценой, глядя на Гарри с недоверием и смущением. Он все еще считал волшебников неладными типами, но даже ему трудно было устоять перед резко изменившимся положением Дадли. — Что ж, господин Дурсль, уверяю вас, что ваш сын оказался весьма способным и одаренным юным волшебником, — ответил Дамблдор, улыбаясь сквозь свою густую бороду. — Мы рады принять его в нашу большую и дружную семью. С этими словами, профессор Дамблдор поймал взгляд Гарри и едва заметно подмигнул. Казалось, он знал, как сильно Гарри хотел бы вновь вернуться в волшебный мир, и напоминал мальчику, что он не одинок. — Профессор… я готов. — нерешительно заговорил Гарри. — Хорошо, — сказал Дамблдор. — Только еще одно, напоследок. — Он снова повернулся к Дурслям. — Как вы, без сомнения, знаете, через год Гар­ри станет совершеннолетним… — Нет, — возразила тетя Петунья, раскрыв рот в первый раз со времени появления Дамблдора. — Прошу прощения? — вежливо удивился Дам­блдор. — Нет, не станет. Он на месяц младше Дадли, а Дадли только через два года исполнится восем­надцать. — Ах вот как, — любезно сказал Дамблдор, — но у волшебников совершеннолетие наступает в сем­надцать лет. Дадли это тоже касается. — Нелепость, — пробормотал дядя Вернон, но Дамблдор не обратил на него внимания. — Как вы уже знаете, чародей по имени Волдеморт вернулся в нашу страну. Волшебное сооб­щество находится в состоянии войны, а с недавних пор это коснулось и вас. Лорд Волдеморт уже несколько раз пытался убить Гарри, и сейчас вашему племяннику грозит еще большая опасность, чем в тот день, пятнадцать лет назад, ког­да я оставил его на пороге вашего дома с письмом, в котором рассказывал об убийстве его родителей и выражал надежду, что вы позаботитесь о нем, как о своем родном ребенке. Вы не выполнили мою просьбу. Вы никогда не относились к Гарри как к сыну. От вас он не ви­дел ничего, кроме пренебрежения, а часто и жесто­кости. Единственное, что радует — он, по крайней мере, был избавлен от того ужасного вреда, кото­рый вы нанесли вашему сыну. Дядя Вернон побледнел, напряжение наполнило воздух. Он никогда не слышал таких слов ни от кого, но они заставили его задуматься. Дадли внимательно смотрел на своего отца, ожидая его решения. Он хотел верить, что его отец поймет, что волшебство — это его истинное предназначение. Тем временем, Дамблдор продолжал: — Магия, которую я призвал пятнадцать лет назад, дает Гарри могущественную защиту, пока он может назвать ваш дом своим домом. Хотя он был здесь глу­боко несчастен, хотя ему здесь не были рады, хотя с ним плохо обращались — по крайней мере, пусть и с неохотой, но вы приютили его под своей кры­шей. Действие магии прекратится, как только Гарри исполнится семнадцать лет, другими словами, ког­да он станет взрослым. Я прошу вас только об од­ном: позвольте Гарри еще один раз вернуться сюда в будущем году. Тогда защита продлится до его сем­надцатилетия. Мистер Дурсль медленно сел на стул, скрестив руки на груди. Он глядел на Гарри, его внешность была напряжена и одновременно решительна. Потрясенный и неуверенный, но с горящими глазами, он сказал: — Думаете, Дамблдор, что я приму эту волшебную ересь и просто позволю Дадли вернуться к вам? Все только из-за этого Волдеморта? Дамблдор отреагировал на его возражение твердым, но мягким голосом: — Сеть судьбы сплетается вокруг нас, господин Дурсль, и мы — звенья в этой сети. И если мы отклоним наши роли, мы погубим множество жизней. Все, что необходимо, чтобы темные силы победили — это, чтобы хорошие люди ничего не делали. Тетя Петуния в ужасе взмахнула руками: — Но это же наш Дадли! Как мы можем… — Дозвольте же вашему сыну принять самостоятельное решение. — мягко отреагировал Дамблдор. — Узнайте его собственное мнение. Все взгляды тут же обернулись к Дадли. — Дадли, ты можешь остаться здесь, с твоими родными, если ты так решишь. — начал Дамблдор. — Однако, я должен напомнить тебе, как ты изменился за последний год, и как твое отношение к жизни изменилось. Твои родители заботятся о тебе, но иногда их забота может быть чрезмерной. — обратившись к Дурслям, он добавил. — Вы можете пытаться защитить его от всего, постоянно соломинки подсыпать под ноги ему, но это только приведет к тому, что однажды он сам поджжет эту солому и погубит себя. Дядя Вернон и тетя Петуния тревожно переглянулись. Они почувствовали зерно здравого смысла в словах пожилого волшебника, но не решались заговорить друг с другом. С большим трудом, тетя Петуния все же пересилила себя. — Моя сестра, Лили… Я так ей завидовала и так мечтала, чтобы хоть мой сын, хоть кто-то из моих близких родственников еще оказался способен творить чудеса. И никогда, никогда в жизни я не буду счастливее момента, когда Дадли тоже открыл в себе это. Тетя Петуния отчаянно пыталась удержать слезы, но они все же начали течь из ее глаз. Она понимала, что вот-вот захлебнется от этих эмоций, но не могла остановиться — не разделив своих чувств с юным Гарри. Наконец, взглянув на своего племянника, тетя Петуния не удержала себя и подошла к нему, обняла его крепко и стиснула в объятиях. Гарри в ее руках казался таким родным и близким, что тетя чувствовала, как ее сердце лопается на части. Она прокашлялась и наконец произнесла, голос ее был грубым от нахлынувших слез: — Извини, Гарри. Я не знаю, как это могло произойти. Я… не хотела… Я не хотела тебя так обижать. Гарри сочувственно кивнул, ощущая дрожь тети и заметив, как она нежно проводит рукой по его волосам. Он не знал, что ответить, и просто оставался в ее объятиях, чувствуя, как наконец-то начинает успокаиваться. Тетя Петуния забыла про свое обычное холодное поведение и теперь отдавалась этим чувствам, которые она так давно заморозила в своем сердце. Но теперь на ее юном племяннике Гарри лежало так много надежд, что тетя начинала понимать, что не может больше держать все в себе и теперь должна открыться этому мальчику, который навсегда изменил ее жизнь. — Прости, Гарри. Я не знала, что делаю и зачем. Ты же… Ты единственный был… Ребенок моей сестры, и я давно замечала, какие чудеса происходят с тобой. Мне было стыдно, что у меня есть такая сестра, а мой сын никогда не сможет быть таким же. Дядя Вернон был в явном недоумении — его день заканчивался не совсем по плану. Он ненавидел всё, что могло нарушить его спокойствие, особенно если это было связано с Гарри. Сейчас же он сидел на своём удобном диване, отводил взгляд в сторону сына и раздувал ноздри от ярости. Он из последних сил сдерживался, хотя на молчание у него тоже оставалось сил совсем немного. Гарри и Дадли смотрели оба на него, ожидая вердикт. Мальчики стояли перед дядей Верноном, стараясь выглядеть решительно и беспрекословно, но их глаза выдали, что они волнуются и очень неуверенны в своих действиях. Он смотрел то на Гарри, то на Дадли, скаля зубы, словно бульдог, обнажая их сверкающие белые ряды. Дядя Вернон чуть сжал губы и неловко перевел взгляд на сына. Его гортань сжималась от душевной боли. Он почувствовал, что нужно сделать что-то важное, но что именно — он не знал. Только тогда он понял, что и был человеком, который может строить миры. Наконец, Дядя Вернон вновь взглянул на Дадли, немного поморгав, словно пытаясь понять, что скрывают таинственные знаки в лице сына. Со стоном, он медленно встал с дивана, протянул руку к сыну и заговорил: — Слушай, сынок, я всегда мечтал, чтобы ты был таким же успешным, как и я. Но я понимаю, что ошибался. В прошлом году я увидел, как ты работаешь вместе с этими странными ребятами, и я понял, что ты изменился. Я не знал, что тебе придется учиться в этой школе, но я хотел, чтобы ты стал лучше. Сегодня я дам тебе выбор. Если ты хочешь пойти с ними, то иди. Если нет, то останься. Просто дай нам знать, чтобы мы не волновались. Понятно? Рядом стояли старшие Дурсли и Дамблдор, но кузен Дадли казался остановленным временем. Он смотрел на отца пристальным, задумчивым взглядом, перед тем как наконец согласно кивнуть. Гарри не мог удержаться от недоумения. Он вдруг осознал, что не видел Дадли в таком состоянии… никогда. Это был момент, когда Гарри понял, что даже его кузен способен думать и жить отдельно от остального магловского мира, отделить свой собственный мир и свои собственные взгляды от мнений других. Но Дадли был видимо сосредоточен не только на своих мыслях, он также принимал серьезное решение. Все вокруг замерло в ожидании. Гарри тоже напрягся. Он понимал, что этот ответ может определить их будущее на ближайшее время, и молчал, ожидая слова от Дадли. Тишина затянулась на несколько долгих секунд, в которые даже можно было услышать, как тикают часы на стене. Наконец, Дадли открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но затем снова задумался, прикусив губу. Гарри скользнул глазами по лицу кузена, пытаясь разглядеть на нем какую-то подсказку о том, что же он вот-вот скажет. Наконец, Дадли ответил: — Я хочу идти вместе с Гарри и Дамблдором. Гарри ощутил искреннее облегчение. До прошлого лета ему всегда было трудно находить общий язык со своим кузеном, и он не ожидал, что тот согласится помочь ему решить такую важную проблему, но все получилось, как по маслу. — Твое решение окончательное? — спросил его дядя Вернон. Дадли нерешительно кивнул, и тут же, к величайшему удивлению Гарри, нашел новые слова. — Слушайте, мама и папа, я должен вам что-то сказать. Год назад я сам был в шоке от своих новых способностей, как и вы. Кто бы мог подумать, что я стану волшебником? За этот год я узнал много нового. В волшебном мире появился страшный злодей, который наводит страх на жителей Лондона уже целый год. Он начал новую войну, и никто не сможет укрыться от нее в своем доме. Когда прекратится волшебство Дамблдора, защищающее наш дом, мы все будем в опасности. Простите меня, что я на это иду, но это лучшее, что я могу сделать для вашей защиты. Когда Дадли приготовил свои вещи в дорогу, они вновь собрались для прощания в гостиной. — Ну что же, ребята… Нам пора, — сказал наконец Дамблдор, вставая и расправляя длинный черный плащ. — До новой встречи, — сказал он Дурслям, ко­торые, судя по всему, отнюдь не стремились увидеть­ся с ним вновь. Дамблдор надел шляпу и стремительно вышел из комнаты. — Пока, — торопливо сказал Гарри своим род­ственникам и побежал за Дамблдором; тот ждал его, стоя вместе с Дадли рядом с двумя чемоданами, на одном из которых была пристро­ена клетка с Буклей. — Нам сейчас будет недосуг возиться с покла­жей, — сказал Дамблдор и снова достал из-под пла­ща волшебную палочку. — Я отправлю ваши вещи вперед, в «Нору». Но я хотел бы, чтобы ты, Гарри, взял с со­бой мантию-невидимку. Так, на всякий случай. Гарри с некоторым трудом вытащил из чемодана мантию, стараясь, чтобы Дамблдор и Дадли не заметили, ка­кой чудовищный там беспорядок. Он затолкал ман­тию-невидимку во внутренний карман куртки, Дам­блдор взмахнул волшебной палочкой — чемодан и клетка с Буклей исчезли. Дамблдор еще раз взмах­нул палочкой — и входная дверь распахнулась в хо­лодную мглистую тьму. — А теперь, выйдем в ночь и пустимся в по­гоню за коварной обольстительницей, имя кото­рой — приключение!