могила имени тебя.

казуха впивается в тяжелую темную косу чароитового оттенка. от райден пахнет молниями. казуха тяжело дышит, тянет несчастные локоны в сторону. вот встречаются глазами — а взгляд у сёгун такой, словно в любое мгновение самурая она четвертует. покажется мусо иссин, и от каэдехары останется лишь пара капель крови, брызнувших на божественные одеяния. «верни мне, — требовательно шепчет он, — её». «верни мне, — тянет волосы, — её». «верни мне, — держит божественные плечи побледневшими от напряженной хватки руками, глухо рычит куда-то в бессмертное лицо, — её». казуха знает, что его укусы достаются не эи. когда он смеет терзать неприкосновенное лицо сёгун, ей противно от его человеческих чувств. сёгун ни принять, ни понять их не сможет. волосы у нее наэлектризованные — казуха тянет их опять и снова, элемент электро впивается в его пальцы. губы у сёгун — холодные. «где она, — скулит в божественный рот, — верни». «где она, — сглатывает пересохшим горлом, — верни». «где она, — сжимает пальцами кукольное горло, — верни». казуха противится вечности. он душит её, упершись коленями в половицы, и насыщенные чароитовые локоны из послабшей косы путаются по полу. грудь у сёгун не вздымается, взгляд остекленевших глаз дик и чужд. эи никогда так не смотрела. казухе хочется видеть её в этом теле. казухе хочется заплетать волны ее волос и украшать их цветами сакуры, кленовыми листьями. казухе хочется пить сакэ поутру, когда божество еще спит, и ждать ее слов. а сёгун умеет только рычать. «пусти её, — хрипит, отброшенный к стене, — ко мне». «пусти её, — требует, жаждет, повелевает, — ко мне». «пусти её, — пробивает кукольной головой сёдзи, катится по полу. — ко мне». казуха целует сёгун так, как никогда не целовал ее создательницу. с напором, кусая до металлического привкуса. кровь заливает его глаза, капает на пол. меч самурая застревает в грудной клетке вечности, и тяжелые чароитовые волосы теперь перепачканы кровью. красный цвет ползет чернотой по кимоно. «что ты с ней сделала, — молит о правде, — что». «что ты с ней сделала, — захлёбывается, пускает красные пузыри из носа, — что». «что ты с ней сделала, — запускает пальцы в рану от меча на идеальном теле божества. — что». но сёгун райден молчит. тяжелая, она бездушной куклой оседает на самурайских руках. и меч в ее груди сверкает, умытый кровью. кровь-то — как у настоящей и живой, а не созданной великими руками. гроб божественной души. дверь в эвтюмию, закрывшаяся на тысячи замков. эи. а эи больше нет. и тяжелые чароитовые волосы казуха заплетает в косу, пальцами смяв уж никому не нужные кленовые листы.