Мечта о бесконечном

Он мёртв. Его незнакомец, его свидание раз в столетие, его осуществившийся шанс на бессмертие, его константа постоянности. Его друг. Хоб хватается за столешницу, врезаясь второй ладонью в собственные губы, челюсть, вдавливая что есть сил, стараясь хоть как-то противостоять рвущему его ощущению. Он мёртв. Сон мёртв. Хоб даже не почувствовал, как подкосились ноги. — Ох, милый… Смерть поймала его, потянула за трясущиеся плечи помогая сесть. В её взгляде была нежность и отсутствовал даже намёк на улыбку. Сестра потерявшая брата. Ох Боги, Он и правда мёртв. Имелся ли хоть какой-то смысл держать лицо перед самой Смертью? Нет. Она заплакала первая. Хоб знал, что она старше всего, что он только мог себе представить, но сейчас она казалась такой маленькой, такой хрупкой. Нет ничего удивительного, в том, чтобы утянуть Смерть в объятия и плакать вместе с ней, ведь Он мёртв. Они оба не знают, что делать с этой болью, как с ней жить. Оставит ли она когда-нибудь их вечность? Хоб не знает. Хоб просто рыдает навзрыд в маленькое плечо, хозяйка которого воет почти так же сильно. Хоб уверен, что «почти» только потому, что уже не в первый раз. Он умер. Он больше никогда не даст ему полуулыбку, больше не подшутит остро, больше не скажет хрипло «Хоб Гэдлинг», будто пытаясь ему что-то доказать лишь назвав по имени. Он мёртв. Нигде больше нет этих черных растрёпанных волос, нигде больше не будет ровной поступи Его длинных ног. Хоб пытается представить себе этот мир, эту вселенную, представить себе что Его больше нигде нет, ни на одном континенте, ни на одном клочке земли, ни в одной складке бытия, и не может. Хоб не может представить себе мир без Него. Не способен осознать, что Он больше не наблюдает за их снами своими черными глазами, что где-то в мире больше не творит своих чудес. Что Его губы больше никогда не издадут и звук. Хоб просто не может себе этого представить. Хоб может лишь зайтись в новом спазме боли. Позже, когда пройдёт уже не меньше часа, когда слёз уже не станется, Она спросит его, хочет ли он дальше жить. Это первый раз за шесть сотен лет, когда он действительно задумается. Когда он не скажет сразу чёткое и ясное «да». Ему вдруг по-настоящему становится некуда возвращаться. Это странное ощущение, слишком новое, слишком страшное, он был уверен, что просто не способен его чувствовать. Но вот он здесь, а Его больше нет. Ему нужно время подумать, ему обязательно нужно подумать, нельзя рубить с плеча, он ведь имеет право передумать в любой момент, так ведь? Она кивает. Она говорит. Говорит о том, что теперь есть новый Сон из Бесконечных, говорит, что Он был большой молодец и многое понял. Многое успел исправить. Говорит, что гордится Им, роняет последнюю слезу и уходит. Уходит закрыв за собой дверь, забрав ощущение присутствия, забрав последнюю связующую нить. Но Она всё ещё есть, Сон всё ещё есть, Хоб всё ещё есть. А Его больше нет. И никогда не будет.