Последствия

Избавиться от вечного стараха из-за ощущения непрекращающейся и уверенно подбирающейся к их спокойному и безопасному кусочку реальности войны оказалось нелегко. Отбросить привычку проводить в ванной по два часа не для того, чтобы нежиться в теплой воде и душистых травах, а до покраснения теребить кожу, насколько позволяло ломящее от боли тело, - ещё сложнее. Хоул раздирал кожу до красноты, смахивая странный солёный пот, неустанно застилающий глаза, а после подолгу смотрел на свои руки и никак не мог развидеть чудовищные когти и впитавшуюся по самый локоть багровую, почти чёрную, кровь, забивающую нос жёстким запахом металла, вновь возвращающим в небо, наполненное тяжестью облаков, давно лишившхся всей своей мягкости и воздушности и смешавшихся с едким тягучим дымом, смрад от которых мешал ясно мыслить, в окружение гигантских металлических птиц, что в мгновение ока могли ударить по своим же, и нет ни единого шанса узнать, когда именно это произойдет. Попытки принять привычный беззаботный вид, пристально взглядываясь в свое отражение в зеркале напротив и видя потухший, загнанный взгляд испуганного человека, нет, не жуткого чудовища, в коего его каждую ночь вынуждали превращаться ужасы войны, на которые он больше не мог позволить себе не обращать внимания, а почти утонувшего в собственном отчаянии человека, с каждым разом терпели всё более и более сокрушительное поражение. Хрупкое сердце, лишь недавно вернувшееся на законное место, неестественно, лихорадочно билось, ведь не могло разом справиться с диким наплывом противоречивых эмоций, состоящим из облегчения от того, что всё в конец закончилось, и закостенелого, ошеломляющего по своей силе страха не смочь стать вновь тем самым похороненным в закоулках памяти человеком, которым он был когда-то, до начала этой проклятой войны, каждую ночь настигающей его в кошмарах, и никакие обереги не могли защитить его от неё даже в некогда убаюкивающих объятиях ночной мглы. *** Первое, что он почувствовал, когда распахнул глаза, это учащённое сердцебиение, руки, судорожно сжимающие покрывало, и жар, раскалённым металлом разливающийся в груди. Несколько секунд он находился словно в прострации, обливаясь холодным потом, не понимая, где находится и что происходит, не слышал ничего, даже собственных быстрых вдохов в попытке захватить хоть немного воздуха, словно утопающий. Он лежал на боку, вперив дикий, невидящий, подернутый сонной дымкой взгляд в противоположную стену, тусклым белым пятном выделяющуюся в предрассветных сумерках, пытаясь вслушаться в собственное частое, столь сильное сердцебиение, заглушающее все остальные звуки, что, казалось, сердце вот вот остановится. Смотрел в никуда, дрожа и отчётливо чувствуя жар от больших когтистых рук на лопатках, чьи длинные пальцы плотно обхватывали плечи. Как только он понял, что не может пошевелить ни единой частью своего тела, его охватил такой панический ужас - ведь на поле боя бездействие означает верную смерть - что всё, на что у него хватило сил, так это отчаянное: - Помогите... кто-нибудь...- прошептал он дрожащим голосом, ни на что не надеясь. А в ответ почувствовал опаляющее шею дыхание и слова, впоследствии, ещё долго преследовавшие его в кошмарах и наяву: - Тебе уже никто и ничто не поможет. *** Это был первый раз, когда Софи и Хоул решили, наконец, лечь на ночь вместе. Вернее, Софи решила, Хоул же слишком ярко представлял, во что это выльется, но девушка была столь упряма и непреклонна, что он принял решение отступить. Принял, но, черт, вселенная видит, как же он этого не хотел. Хоулу, человеку, вечно нуждающемуся во внимании, было до смешного неловко говорить обо всём, что с ним сделала война. Не хотел и не мог не потому, что было страшно или больно, а просто... просто не мог. Чем дольше он продолжал думать о ней, тем сильнее сжимали горло ледяные тиски страха, чуть ли не до краев заполнившего его душу и - теперь уже настоящее - сердце. Он по собственной воле с головой окунулся в это несметное марево боли, ужаса и паники, сполна пропитавшись насквозь мерзким запахом гари и кровью, багряной коркой застывшей на руках. Но гораздо больше Хоул боялся запятнать кровью с собственных рук саму Софи, с самого начала ставшей ясным солнцем в его жизни, неосознанно даря тепло и взывая к его человеческой сущности. Он считал себя грязным, мерзким и просто страшным существом. Ведь только истинное чудовище сможет пролить кровь другого живого существа, а он делал это не раз и не два и давно сбился со счёта. Хоул хотел, всем сердцем хотел быть рядом с Софи, оберегать и нежится в лучах её яркого света, но страх был сильнее, и он не знал, хватит ли у него сил, чтобы справиться с ним. *** Только благодаря ощущению прохладной маленькой ладони на щеке и мягкому поглаживанию по волосам Хоул понял, что чудовищные когти превратились в ничто иное, как руки Софи, смотрящей на него с сильным выражением тревоги на лице, освещённым теплым светом прикроватного светильника. - Хоул? Дорогой, ты слышишь? Увидь меня, я прямо здесь. Он мало что слышал и видел, на переферии его сознания все ещё мелькали темные, кроваво красные тучи, но, когда оглушающий грохот в голове прекратился, ему удалось, наконец, пошевелиться и медленно, с некой заторможенностью, сесть в кровати. Ночные кошмары после очередного рейда в небе не покидали его ни на одну ночь, но сколько бы их не было, к этому невозможно привыкнуть. Реальность была страшна, но панический ужас вновь окунуться в жуткие сновидения каждую ночь был ещё сильнее. И сейчас Хоул так же, как и всегда после, чувствовал, как кожа неприятно пульсирует, а потому, не выдержав тревожный взгляд Софи на себе, что всё ещё продолжала смотреть на него, ожидая хоть какого-то ответа или хотя бы кивка, принял то же решение, что и всегда - отправиться прямиком в ванную, навстречу прохладной отрезвляющей воде. Хотя этот раз больше был похож на трусливое бегство, о чём он старался не думать в тот момент. *** В замке стояла уютная сонная тишина, что мягко разливалась по телу и тем самым успокаивала натянутые нервы и лихорадочно мечущиеся мысли в голове мага. Хоул не знал, сколько пробыл в ванной, стоя над раковиной, запустив руки в прохладную воду и низко склонив голову, чтобы не видеть свои покрасневшие глаза в отражении, позволяя волосам полностью закрыть обзор. Может, десять минут, а, может быть, и час. Вся его концентрация свелась лишь к звуку мерно текущей воды, заглушающему неприятный гул в ушах. Находясь они в другой ситуации, утром Хоул неприменно выслушал бы упрёки от Кальцифера о зря потраченной воде, из-за чего ему придется переводить замок в другое место, когда очередной источник иссякнет, но этого не будет. Хоул точно знал это, потому что Кальцифер был тем, кто встречал его каждую ночь грязным, окровавленным и полностью разбитым вдребезги, падающим от изнеможения огромной перьевой кучей возле камина. Со временем, Кальцифер перестал задавать какие-либо вопросы, помимо "Как ты?" и "Нужна ли помощь?", чувствовав бешено колотящееся сердце, а только разгорался ярче, окутывая теплом и настаивая на обратном превращении, что с каждым разом давалось всё труднее и болезненнее. Всё это время огненный демон являлся неотрывным спутником его жизни и поддержкой. Они помогали друг другу и ничего не просили взамен. Каждую подобную ночь чародей неслышно возвращался обратно к себе в комнату, зная, что за ним пристально и с беспокойством наблюдают блестящие в ночном мраке огненные глаза. *** Когда Хоул услышал тихий стук в дверь ванной, то от неожиданности резко поднял голову и выпрямился, из-за чего в глазах немедленно потемнело на несколько секунд, а стук в дверь повторился так же тихо, но гораздо более отчётливо. Софи не задала никаких вопросов, лишь понимающе посмотрела, и в её взгляде отчётливо читалось, что больше ему не удастся сбежать, стыдливо поджав хвост, и он позволил ей увести себя за руку обратно в комнату в полной тишине замка. Взгляд огненных глаз вновь провожал их до самого конца лестницы, однако на этот раз, помимо сочувствия, их обладатель испытывал облегчение, зная, что его друг не один и никогда больше не будет. *** Когда правда об участии Хоула в войне вскрылась, Софи была в ужасе. В ужасе от самой себя. Всё это время она не придавала значения вещам, происходящим с Хоулом, принимая всё за очередные новые грани поведения чародея. То, как слегка, почти незаметно, вздрагивал от внезапных особо сильных звуков. Как малоподвижно или скованно он себя вёл в некоторые, ничем непримечательные дни. Только сейчас Софи поняла, что в те редкие моменты, когда Хоул думал, что его никто не видит, его взгляд становился не задумчивым, а пустым. Он буквально смотрел в никуда, уставившись в одну точку, и, даже когда в мысли девушки закрадывались сомнения, она отмахивалась от них, успокаивая себя тем, что это же Хоул, разумеется, никто не знает, что творится в его гениальной голове. Сейчас же её трепетно любящее сердце разрывалось от боли из-за знания, как долго дорогой и любимый человек страдал в полном одиночестве, мастерски натягивая широкую улыбку и ведя себя ещё более взбаломошно, чем обычно. Ведь чем больше шума ты создаёшь, тем проще скрыть тот ад, что творится внутри тебя. Софи не знала, на кого злится больше: на саму себя, что была так слепа, или на столь глупого и заботливого Хоула, чуть сам себя не погубившего. Сейчас девушка думала, что лицо мужчины выражало слишком яркое удивление, когда Маркл случайно тихо подходил к нему со спины, и в тот же миг понимала, что это было не удивление, а страх из-за того, что его застали врасплох. Софи собирала все эти факты воедино и не могла поверить, как, КАК они все могли проглядеть это? Хотя она подозревала, что Кальцифер точно был в курсе чего-то, но,очевидно, уважал выбор Хоула, даже если это в итоге навредило им всем. Она проглядела, привыкла к жизни в замке с огненным демоном под боком, великим чародеем и его учеником и просто забыла о том, что далеко не везде все так уютно, тихо и спокойно, размеренно, насколько вообще таковой можно назвать жизнь в окружении волшебства. Вот только в мире волшебства и безопасности, созданном специально для них, жила и абсолютно ни о чём не догадывалась лишь она, а теперь её душу наполняли горечь вины и страха от банального незнания, как помочь человеку, ранее каждую ночь через силу расправлявшему опаленые крылья и воспорявшему в чёрное небо, навстречу огню и непременно последующей за ним боли. И если все это время у неё были лишь косвенные признаки происходящего, то случившееся этой ночью повергло её в шок, а боль и чувство сожаления достигли апогея. *** Когда Софи услыша странные звуки посреди ночи, то спросонья сперва подумала, что это что-то вроде шторы, шелестевшей из-за сквозняка, гуляющего по комнате, но когда шорох прямо у нее за спиной превратился в удушливый кашель, а после в хрипы, весь сон как рукой сняло. Она аккуратно, но быстро перевернулась на другой бок и привстала, чтобы увидеть как Хоул задыхается во сне, вздрагивая и издавая жуткие в ночной тьме звуки. Софи мигом включила светильник, перемахнув через чародея. Увиденное заставило её саму вздрогнуть и скрутить внутренности тугим узлом страха. Хоул дрожал и с трудом глотал воздух, сквозь сжатые челюсти, лицо блестело от холодного пота, а зрачки бешено метались под веками, словно он высматривал что-то, движущееся на дикой скорости. Но после в момент замер и зашёлся в хрипло кашле. Сдавленные слезы и ком в горле неумолимо приближались, но Софи упорно игнорировала их, судорожно соображая, что же делать. И ей, и сестрам снились неприятные сны, и иногда Софи, как старшей, доводилось их успокаивать, но никогда ещё это не было похоже на нечто такое. Она не могла более смотреть на страдания любимого человека, а потому надеялась, что выбрала правильное решение. *** Как ни странно, но на следующее утро никакого разговора не последовало. Им удалось вновь лечь, и по итогу Хоул проспал до самого обеда, пока его не разбудила сама Софи, так и не сказав ни слова о произошедшем. Обед прошел как обычно, разве что Кальцифер смотрел немного странно, и Маркл заметил это, бросая подозрительные и сочувствующие, что-ли, взгляды между ними, и Хоулу в голову закралась одна очень неприятная мысль, вселявшая в него тот самый страх все это время. Софи испугалась. Испугалась, увидев его истинное состояние, и решила ни о чём не упоминать, вероятно, пожалев о своем твёрдом решении спать в одной постели. Чародей был уверен, что сегодня ночью будет в очередной раз один, как и десятки раз до, и испытывал смешенные чувства из облегчения и жестоко его перекрываемого сожаления. Он ведь изначально был против, зная, чем все непременно обернется, но все же подумал, всего на одну ночь, что, возможно, впервые в жизни может получить поддержку от другого живого существа. Как же Хоул ошибся, во всех смыслах. Он ни в коем случае не винил никого, кроме себя самого за то, что навязал свои собственные проблемы любимой, а потому был очень удивлен, когда к вечеру застал её в своей - их - постели, что-то спокойно читающей. В ту ночь он так и не уснул. И в последующие две. *** Ночью, стоя в ванной, Софи была твёрдо намерена серьезно, но мягко поговорить с Хоулом, однако днём, когда она пошла будить его, вся её хвалёная решимость куда-то резко пропала. Несмотря на всё ещё яркие воспоминания ночи, она просто не могла заставить себя сказать об этом, вынуждая его вновь думать о столь травмирующих вещах, боялась спугнуть. Девушка ходила весь день, оглядываясь на чародея и порываясь сказать хоть что-нибудь, касаемо этого, но так и не смогла, по итогу решив дать ещё время. Только вот неизвестно кому именно. Ему или самой себе. *** Минувшая ночь прошла тихо, и последующая тоже. Это, с одной стороны, позволило тугому узлу внутри Софи слегка ослабнуть, а с другой - она заметила что-то, что заставило её беспокоиться ещё сильнее. Привычный Хоул всегда выглядел так, словно собрался на долгое светское мероприятие или же приём к самому королю, даже в обычной рубашке и брюках, которые тот носил заместо домашней одежды. Его шелковистые блестящие волосы были гладко расчесаны, а лицо выбритое и сияющее свежестью, но в последние несколько дней что-то пошло не так. Пожалуй, лёгкие синяки под глазами никого не удивили бы, подумаешь, не выспался раз человек, да и лохматые волосы тоже никогда не стали бы причиной для беспокойства, но мы то говорим о Хоуле. Человеке с чарующими чертами лица и телом и безупречным внешним видом, ранее каждое движение которого было плавным и чётко выверенным, только лишь избранным доводилось видеть его спросонья как самого обычного человека. А обычный - уж точно не тот эпитет, каким его наградил бы любой, пообщавшись с Хоулом более тридцати секунд. Видя всё и игнорируя доводы разума, твердившего ей, что всё это глупые преувеличения, Софи вновь была твёрдо настроена на разговор, как бы сильно страх ошибиться не овладевал ею с каждой новой секундой. Ведь это всегда страшно - видеть, как страдает близкий человек, и бояться ненароком всё усугубить. Девушка уже собиралась идти на поиски Хоула, как вдруг на весь дом раздался страшный грохот со стороны лестницы. На шум выбежали все трое, включая Кальцифера, и их взгляду предстало то, что они ожидали увидеть меньше всего - Хоул, нетвердо стоящий на коленях у подножия лестницы, одной рукой неловко держась за перила, а ладонью второй потирая глаза. Софи с Марклом, даже не переглянувшись, было ринулись к нему с беспокойно мелькающим над головами демоном, помогая принять вертикальное положение, поддерживая за плечи, как вдруг чародей внезапно теряет сознание, наваливаясь на них всем своим немалым весом. *** Хоул не спал с того самого последнего ночного кошмара три дня назад, рассчитывая, в конце концов, просто напросто, грубо говоря, отключиться напрочь от усталости. В первый день всё было в порядке, небольшая усталость, но не более, разве что к вечеру немного разболелась голова. На второй день усталость усилилась, но в последнее время это не было чем то удивительным, а потому не вызывало подозрений, однако головокружение и рябь в глазах начали слегка напрягать мага. Хоулу ввиду своей специализации было далеко не впервой не спать по несколько суток подряд, изучая новые аспекты магии или расследуя какое-либо непонятное происшествие, но в такие периоды его охватывал энтузиазм, магия буквально электризовалась на кончиках пальцев, а из организма поднимались какие-то потаённые скрытые внутренние резервы, позволяющие непрерывно заниматься бурной деятельностью, а после несколько дней отлеживаться без сил, это было знакомо каждому могущественному магу. Но сейчас этого не было. Ни энергии, ни сил. Ничего не было. Осталась лишь мрачная меланхолия, всепоглощающая усталость и внутренняя борьба между тем, чтобы склонить голову или же наоборот поднять её ещё выше и ждать - победит он в итоге, или же великого чародея, в конце концов, пожрут собственные внутренние демоны. На третий день случилось непредвиденное его гениальным мозгом. *** Только Хоул поднялся на середину лестницы, с огромной тяжестью переставляя ноги и с трудом соображая, что и где он находится, как его резко и бесповоротно повело в сторону, а ноги незамедлительно дрогнули и подкосились. Какие-то жалкие две секунды, за которые его мир перевернулся с ног на голову, и он уже распластался на полу, у подножия лестницы, с трудом пытаясь унять жуткую головную боль то ли от удара, то ли от недостатка сна, и за что-то уцепиться рукой, чтобы вернуться в вертикальное положение, на что тело ответило беспощадным всплеском боли. Переход в вертикальное положение не дал ему ровным счётом ничего. Голова разразилась новой волной всеобъемлющей боли, что перед глазами поплыли яркие вспышки, а комната не переставала кружиться под ним, и только Хоул поднял голову, почувствовав две пары рук на своих плечах, как весь мир погрузился в непроглядную тьму. *** Софи в очередной раз за прошедшие всего лишь три дня разочаровалась в себе. С большим трудом перенеся вместе с Марклом бессознательного Хоула в его комнату и уложив на кровать, Софи, все ещё перепуганная, но, в очередной раз, взявшая себя в руки, здраво рассудила, что спать в одежде слишком неудобно. Кальцифер убедил её, что чародей в самом банальном обмороке, хоть никто из них и не знал от чего именно, из-за чего Софи стало лишь немногим легче , но она решила сделать всё, чтобы хотя бы так обеспечить Хоула здоровым долгим сном. За последние несколько дней она так распереживалась, что, казалось бы, хуже некуда, но, как оказалось, ошиблась. Всегда может быть хуже. Кое как она высвободила Хоула из рубашки, что мертвым грузом лежал и, на первый взгляд, и бровью не повел, но это было не так. Софи заметила, как слегка, совсем еле заметно, сморщилось его уставшее лицо, и в тот же момент, как она перевела взгляд на его тело, её охватили одновременно потрясение и паника, сразу же сменившаяся осознанием. С тех пор как все это началось, Софи ни раз задумывалась, наблюдая за Хоулом, как можно проводить в ванной по два часа, но выглядеть лишь немногим свежее, если же раньше он буквально блистал, чем часто раздражал, когда она находилась в старушечьем теле, задумывалась и не понимала. Теперь поняла. В нескольких местах тело волшебника было покрыто полузажившими ранами и гемотомами, а где то и вовсе виднелись почти полностью поблеклые шрамы. Несмотря на пришедшее буквально на секунду осознание, Софи вновь ничего не понимала. Она, как и остальные люди, знала, что все владеющие магией способны на самоисцеление - чем могущественее чародей, тем быстрее и более бесследно оно проходит. Как же так вышло, ведь Хоул определенно на одной из верхних ступеней силы, даже сравнивать не надо. Неужели он настолько часто бросался в бой, что энергии на полное исцеление просто напросто не оставалось? До такой степени он был измотан, что отныне его тело многократно испещрено вечным напоминанием о боли и страхе? От таких умозаключений Софи стало дурно. Она по прежнему собиралась сделать всё, что в её силах, чтобы помочь ему, но теперь её волновало другое: "Как Хоул отреагирует на это?" Он всегда был скрытным и увиливающим от неугодных вопросов человеком, до такого состояния его довела родная сестра, и это крепко въелось в его подсознание. Гордому и во всем чрезмерно самостоятельному Хоулу вполне может не понравиться, что кто-то, пусть даже Софи, являющаяся одним из самых близких ему живых существ, так нагло ворвался в душу, лицезрея всё то, что он так тщательно скрывал. В тот момент Софи даже не представляла, насколько ошибалась, и как сильно внутри изнывала израненная душа, отчаянным криком молящая о помощи. *** Хоул не понимал, где он находится, что происходит вокруг, жив он или мертв. Сознание потонуло в вихре беспорядочных, настолько быстро мелькающих вокруг событий, что невозможно было отличить реальные воспоминания от исказившихся ночных кошмаров, всё смешалось в кроваво-красное тёмное марево с редкими проблесками яркого света. Но в какой-то момент всё прекратилось и наступило "ничего". Он не чувствовал ни пространства, ни своего собственного тела, словно это "ничто" отделило его от него, пока перед глазами не распростёрлась тьма, а в тело вновь не вернулась чувствительность, и Хоул не ощутил нечто мягкое под собой и что-то небольшое и тёплое, обхватывающее его руку, безвольно лежащую вдоль туловища. Хоул мысленно пришел в себя, чувствовал свое тело, но при этом оно казалось таким тяжёлым и задревенелым, словно налилось свинцом, и попытка поднять руку не увенчалась успехом, получилось разве что жалкое поддергивание пальцами. Голова уже не болела, но все ещё присутствовало неприятное давление в висках, от чего у него появилось чувство, что открыть глаза сейчас будет выше его сил. И это могло бы оказаться правдой, если бы в тот же момент хватка на руке не усилилась. *** Прошли сутки, затем вторые, по прошествии которых Хоул так и не очнулся, погруженный в, по-настоящему, глубокий сон слишком уставшим телом, позволяя, наконец, измученному разуму передышку. Но Софи знала, что это далеко не конец, а только лишь начало, знала, что мужчина может очнуться в любой момент, однако абсолютно не представляла, чего ожидать от его пробуждения, и это пугало. Но она была достаточно упёртая даже по мнению Хоула, которого самого не было ни единого шанса сдвинуть с места, если он того не желал. Софи в очередной раз убедилась в этом, но на сей готова была во что бы то ни стало пробиться сквозь его тщательно составленную оборону. Эти мысли могли бы ещё долго перебивать друг друга в её голове, если бы не одно событие, произошедшее всего на мгновение и заставившее её резко переключиться со внутренних проблем на вполне реальные внешние. Как только аккуратные длинные пальцы всколыхнулись под её рукой, Софи почувствовала, как сердце на мгновение остановилось, а после сразу же забилось в бешенном ритме, из-за чего всё тело обдало жаром. Девушка тут же сжала его пальцы, затаив дыхание, а через несколько секунд уже смотрела в затуманенные долгим сном глаза, чей обладатель пару раз как-то заторможенно моргнул, прежде чем поднять и сфокусировать взгляд прямо на её лице. Какое-то мгновение ничего не происходило, они лишь смотрели друг на друга, держась за руки, Софи - с облегчением и немым вопросом в глазах, что же будет дальше, чародей - пытаясь сообразить, что происходит в данный момент. Хоул, мягко улыбаясь, смотрел на Софи и не мог насладиться красотой и нежностью родного лица с таким переживающим взглядом, смотрел и ни о чём не думал, в голове было пусто, но на подкорке сознания маячила какая-то непонятная тревожащая мысль, за которую он всё никак не мог ухватиться. В комнате царила умиротворяющая темнота, позволяющая спокойно держать глаза полу-открытыми, а не щуриться, разбавляемая лишь мягким светом прикроватного светильника, шторы были задернуты, а улицу, вероятно, поглотила ночь. Продолжая испытывать странное, давно позабытое и такое меланхоличное, спокойствие, Хоул медленно осмотрел комнату, окончательно убедившись, что они находятся в своей комнате, и что-то заставило того перевести взгляд вниз, остановив на своей груди. Вместо ожидаемой рубашки он видит собственное тело, изувеченное так тщательно скрываемым шрамами, и тут же полуприкрытые, затуманенные глаза чародея расширяются, в них, как никогда, отчётливо виднеется паника, после чего тот с резким вдохом закрывает их и отворачивает голову в противоположную от Софи сторону. Все такое блаженное спокойствие как рукой сняло, воспоминания о случившемся в тот же момент словно обухом ударили по голове, и Хоул почувствовал, как покрылся холодным потом. Он не верил, что все рухнуло, не хотел даже думать о том, что придется объясняться, потому что очень сомневался, что сдержит эмоции, и, главное, слезы, так давно просящиеся наружу, перед этим волнующимся выражением лица Софи и её заботливыми прикосновениями. *** Софи внимательно наблюдала за Хоулом, как он обводит взглядом комнату, как в глазах его постепенно проясняется, и уже было почти что расслабилась, подумав, что на этом все закончится, и можно предпринять попытки поговорить, как вдруг его взгляд падает себе на грудь, и время будто замирает вместе с ними двумя. Очередная попытка скрыть эмоции на этот раз не увенчалась успехом, и она увидела тот самый момент осознания и боли, отразившийся на его лице. Однако руку он не отдернул, и Софи решила, либо сейчас, либо никогда, несмотря на строго контролируемое дыхание Хоула в отчаянной попытке сохранять самообладание. - Хоул, я хочу поговорить. Мы должны поговорить, - мягко, но уверенно начала она, с нажимом выделяя вторую часть фразы и крепче сжимая его руку. - Я понимаю, зачем ты это делал, но это неправильно, так не должно быть. Я... мы все хотим помочь... - Как давно? - неожиданный вопрос оборвал ее. - Что? - Софи не поняла о чем он, голос был слишком тихим и каким-то настороженным, честно говоря, она вообще не ожидала, что тот заговорит. - Как давно вы знаете? - Хоул медленно повторил вопрос уже нормальным голосом, с некоторыми усилиями принимая сидячее положение - тело ещё несовсем отошло - но по прежнему не поднимая глаз. Из одежды на нем были лишь брюки и, как бы не горело сейчас его лицо, он не стал пытаться прикрыть тело, понимая, что скрывать уже нечего. Хотелось вновь закрыться, увильнуть, соврать, что угодно, но бесполезно, все давно уже отразилось на лице. Ещё несколько минут и буквально вся его душа будет нараспашку. - Хоул, я... Мне, мне стыдно, что я не поняла этого раньше. Я была слишком зациклена на себе и происходящем вокруг и не заметила, как... - Прекрати это. - Софи снова оборвали. Ей хотелось заткнуть чародея и сказать все, о чем она думала последние сутки, но в то же время понимала, что если сделает это сейчас, то, вероятно вообще больше ничего не услышит от него. - Хватит думать, что ты в чем то виновата передо мной, это не так. - Хоул сказал это, слегка качая головой, а немного спутанные волосы спадали на глаза, по прежнему смотрящие на одеяло. - Здесь нет ни твоей вины, ни Маркла, ни даже Кальцифера. - Решение скрыть происходящее из-за нежелания втягивать вас в это было исключительно за мной, и никто и ничто не смогло бы отговорить меня от этого. - голос звучал глухо, словно один только разговор с каждым новым словом тяжёлым грузом опускался на его плечи. - Если бы не...не та ночь, все и осталось бы как прежде, по крайней мере, на какое-то время, и никто, включая тебя, ни о чем бы не подозревал. Я не потерплю жалости. От его слов что-то больно кольнуло Софи внутри, в самое сердце, и ее рука, сжимающая его пальцы, дрогнула. Неужели, человек, с которым они вместе через столькое прошли, не доверяет ей? Девушка понимала, как, порой, тяжело говорить о том, что тебя тревожит, с чем ты не можешь справиться сам, но неправильно - закрываться ото всех. Ты вредишь не только себе, но и людям, которые искренне переживают за тебя. Хоул, кажется, понял ход ее мыслей, потому что следующие его слова прозвучали почти что с испугом и злостью на самого себя за то, как можно воспринять только что сказанное им. Первое очевидное проявление эмоций с момента его возвращения из забытия. И пускай это слегка взбодрило Софи, наконец поднятый на нее взгляд по прежнему оставался пугающе усталым и удручённым. - Софи! Забудь сейчас же все, что ты себе надумала! - и вправду, создавалось ощущение, словно Хоул обладает невероятной проницательностью. - Это было не из-за недоверия к тебе или чего то ещё, что успело прийти тебе в голову. Я ушёл на войну только ради того, чтобы вы продолжали жить мирной жизнью, потому что впервые в моей собственной появилось нечто, что мне хотелось защитить, оградить ото всех ужасов, окружающих нас. И втянуть вас в это, даже косвенно, означало полный провал. Невозможно беззаботно радоваться спокойной жизни, зная, что творится за ее пределами. Я знаю это как никто другой, мне терять было нечего, и я не хотел, чтобы это коснулось и вас. Не успела Софи принять и отойти от той речи, что выдал Хоул, как ее внимание вернулось к совсем другому моменту, прозвучавшему ранее. Сейчас казалось, что ей послышалось. Девушка вновь подняла глаза вверх, оторвав от разглядывания их все ещё сцепленных рук. Осознание брошенной ранее фразы буквально поразило ее. Она перевела взгляд и неверяще уставилась на Хоула, от чего тот, кажется, смутился. - Не потерпишь жалости? - уверенность и возмущение в этот момент захлестнули её. - Хоул, о какой жалости вообще идёт речь? Ты и поэтому молчал? Столько дней мучался из-за самостоятельно надуманных, - она внезапно замолчала, глубоко вдыхая, увидев ясное непонимание в глазах напротив. - и ты ведь даже не осознаешь этого... Хоул, сочувствие не равняется жалости. Жалеть можно умирающего, смертельно больного, потерянного ребенка или выброшенное на улицу животное, но не человека, каждую ночь по своей воле рискующего жизнью ради того, кто ему дорог. Если бы ты только сказал слово, дал хотя бы намек на возможную брешь в стене, которой ты отгородил себя от нас, я бы все сделала, чтобы помочь тебе. Я, Кальцифер, молчавший все это время только из уважения к тебе, Маркл - все мы готовы на все, чтобы помочь. Не со всем в мире можно справиться в одиночку, да ты и не обязан. Порой, бывает такое, что помощь необходима, что тяжесть произошедшего слишком велика, чтобы даже такой сильный человек как ты, смог вынести ее в одиночку. Держа все внутри, ты делаешь хуже не только себе, но и тем, кого поклялся и так стремился защищать, людям, любящим тебя. Отныне, ты не один и больше никогда не будешь. Я обещаю. - то, что начиналось как возмущение, закончилось мягким шепотом, и на несколько секунд в комнате воцарилась тишина, заглушаемая лишь сильными ударами сердца, отдающимися где-то в ушах. Ни Хоул, ни сама Софи так и не отвели друг от друга взгляда, и девушка заметила в его глазах то, на что уже даже и не рассчитывала, но это вновь пробудило в ней порыв, что она так долго сдерживала. - Иди ко мне. - всего три слова понадобилось, чтобы чаша терпения лопнула. Оказавшись в объятиях Софи, спустя несколько секунд Хоула затрясло, и он позволил себе выплеснуть все то, что так долго копилось, вместе с горькими слезами боли и сожаления, спрятав лицо в изгибе ее шеи, заглушая всхлипы. Почти двухметровый взрослый мужчина беззвучно плакал в ее руках как тот самый потерянный мальчик, о котором она упоминала. Плакал так, что, казалось, хотел выплакать всю душу, и Софи была несказанно рада. Рада, что, наконец, смогла достучаться до сердца так горячо любимого человека. Она гладила его по вороновым волосам, сжимала в объятиях, прижимаясь щекой к макушке, клялась, что больше никогда не оставит его, и чувствовала как разгоряченное тело прижимается в ответ. Хоул ощущал, как с каждой новой каплей его душу покидает вся та боль, так долго раздирающая изнутри, словно колючая проволока, как дрожит собственное тело от несдерживаемых рыданий, до краёв наполнявших грудь, но не испытывал ни капли стыда, вместо этого чувствуя такое родное тепло, разливающееся по телу, и неиспытваемую ранее благодарность. - Все в порядке, все хорошо. Настала наша очередь защитить тебя. *** В ту ночь Софи так и не уснула, умиротворенная спокойным и сильным стуком сердца под рукой, в отличие от Хоула, уверенного, что на сей раз его сон и он сам в руках самого надёжного и любящего человека в его жизни. Впервые за все свои почти тридцать лет он полностью отдался другому живому существу без намека на сомнения, зная, что ему не дадут вновь разбиться.