Драконы — не рабы

      Дэни не могла сказать, как долго она стояла там, ждала, дышала, молилась. Солнце было в зените, воздух пропитался пылью. Золото браслета, который она была вынуждена носить, нагрелось, обжигая её кожу, но это она едва замечала, ровно как и болтовню людей, что медленно заполняли зрительские ряды. Всё вокруг — лишь размытое месиво звуков с запахами, непрерывным потоком сквозивших всюду, в то время как её глаза оставались прикованными на одном месте арены.       И все её мысли были сосредоточены на нём.       Она не видела ничего. Ничего, кроме его мускулистых рук, выглядывающих сквозь решетки, опирающихся на металл. Остальная часть его тела была скрыта в тени. Но она знала, что его взгляд тоже был направлен на неё. Тёплый, как уголь, и тёмный, как ночь.       Вот уже шесть месяцев они были здесь, захвачены, порабощены.       Она была обречена служить тем, кого ненавидела, а Джон был вынужден сражаться. Сражаться! До тех пор, пока на арене он останется один. Один живой среди поверженных противников. Он выигрывал каждый раз, и каждый раз Дэйнерис надеялась, что это был последний раз, последняя битва здесь. Пришло время, чтобы они наконец вернулись домой.       — Всё это так смешно. Они веселятся, как дети, и всё же могут оказаться там в любой момент, — рядом с ней усмехнулась Серсея, сделалв глоток вина, скучающая и бескорыстная, как всегда.       На секунду Дэни задался вопросом, могла ли Серсея отравить его. Ее окружало так много красной жидкости, что, возможно, её бы не заметили. Но яд не был её оружием, она предпочитала клинок так же, как и её муж. Но более жестоким являлось то, что Дэйнерис пришлось стоять здесь, обреченной смотреть, пока он там, внизу.       Джон был тем, кто научил её владеть мечом, а она научила его ездить верхом, как могут только дотракийцы. Он был сыном лорда, наследником большого дома после смерти его брата, а она — иностранная злоумышленница. Несмотря на это, они влюбились. Несмотря ни на что.       Вот почему она пошла с ним, когда он отправился на войну против львов, трехглавого дракона на Чёрном поле, рядом с волками дома Старков. Они сделали это чтобы защитить тех, кого любили.       Но в конце концов они проиграли.       Толпа ревела, ни одно место не осталось пустым. Когда взревела труба, руки Джона исчезли, и Дэни позволила себе оторвать взгляд от его клетки.       Джоффри взволнованно поёрзал в кресле; его глаза, мерцая, устремлялись слева направо, в то время как улыбка на лице показывала, что он уже ждет не дождется увидеть пролитую кровь. Дэни хотела бы иметь сейчас кинжал, чтобы подарить ему совершенно новую улыбку, которая будет напоминать ему о ней всю оставшуюся жизнь.       Но потом Бейлиш встал со своего места, и ее мысли изменились. Толпа на мгновение затихла, чтобы услышать слова, которые они так сильно желали.       — Да начнётся игра!        Четыре гладиатора взошли к центру арены. Они были одеты в сталь, заостренные шипы украшали доспехи и шлемы. Дэни настолько сильно сжала кулаки, что оставила дуги ногтей в ладони, неминуемо краснеющие.       — В этот раз на одного игрока больше, видишь? — Джоффри усмехнулся. Серсея слегка улыбнулась, склонившись над ободком своей чашки.       Дэни проигнорировала их обоих. Её глаза снова приковались к одной клетке. Металл медленно двигается вверх. А потом появляется он.       Ни брони, ни оружия, только покрывающие плечи панцири, кожа и голая кожа. Джон поднял голову в направлении, где была она. На его губах мелькнула небольшая улыбка. Сноу подмигнул ей, как всегда. Стоило Дэйнерис моргнуть, его знак остался бы не замеченным ею. Но она не сделала этого. Сердце заколотилось с двойной силой.       Джон повернулся лицом к своим противникам. Он смотрел на них, находя их слабое место еще до того, как они попытались броситься в атаку. Но у Джоффри не было терпения! Он сидел на краю своего кресла, брови сгустились в отчаянии, крича своим видом только одно — БОРИТЕСЬ!       И так они и сделали…       Первый бежит прямо на Джона, держа меч прямо перед собой. Оппонент мускулистый и грозный, высокий громила. А еще он медленный. Джон уклоняется и тут же, подбегая сбоку, порывисто хватается за ручку меча. Хватка сильна. Джон переводит направление лезвия вверх.       Песок вокруг них пропитался кровью. Сноу подбил бойца ногой, выхватив ручку меча, чтобы теперь он сам был оснащен оружием. Дэни почувствовала надежду, что он снова победит. Здесь, в боевой яме, он был непобедим.

***

      Джон вращает копьё, прежде чем воткнуть его остриё в шею противника. Затем вытащил его, бросил, и последнее тело упало на землю, словно тяжелый мешок муки.       Таким образом всё закончилось ещё до того, как могло начаться. Джон предотвратил бурю, расправившись с ветром.       Тем не менее толпа сошла с ума, топая ногами и крича похвалу несмотря на то, что всё произошло оскорбительно быстро — ни шоу, ни игры. Он не дразнил их, не создавал ложного напряжения. Джон никогда не давал зрителям этого, но они всё равно любили его… К большому неодобрению Джоффри.       — Ну, ты боролся удивительно умно, ублюдок, — закричал он голосом насмешливого презрения. Дэни знала, что Баратеон пытается спровоцировать его, но Джон был выше этого. Он был королем, истинным, и независимо от того, сколькими цепями он заточен.       Дэни увидела, как Джон поднял подбородок, прежде чем глазами найти её.       — Я боролся за свою королеву.       Любовь и тоска объяли её, и были сильны, подобно огню дракона. Прошло гораздо больше ста ночей с тех пор, как она в последний раз держала его руки в своих, с тех пор, как в последний раз она чувствовала его поцелуй на ее коже. Когда она смотрела вниз, на арену, видела ту же печаль, то же отчаяние, отраженное на ней.        Когда Джоффри взялся за рукоять трости, в виде львиной головы, и, слегка потянувшись, приподнял ею подбородок Дэйнерис, она громко вздохнула.       Он заставил Дэни смотреть ему прямо в глаза; фальшивая улыбка скользнула по его губам.       — Она? Королева? — он засмеялся, наклоняя ее голову. — Она не королева. Она не более чем грязная рабыня.       — Zaldrīzes buzdari iksos daor, — зашипала она и с удовольствием стала наблюдать, как его улыбка медленно исчезала, а глаза сузились. Зеленые, они вспыхнули, как яд. Повисло молчание…       — Что ты сказала?       И хотя у него был немалый рост, Дэни смотрел на него свысока.       — Драконы — не рабы.       Удар пришелся так сильно, что её откинуло назад. Если бы сир Джейме не поймал ее, Дэни врезалась бы в каменную стену позади них. У неё болела щека, его перстень порезал нежную кожу, осталась рана. Дэйнерис почувствовала, как теплая кровь стекает к подбородку. Не показывая боли, Дэни вытерла щеку тыльной стороной ладони и плюнула ему под ноги.       Теперь Джоффри был вне себя от ярости.       — Ты, сучка, я тебе…       — Ты потеряешь руку, если снова прикоснешься к ней, — по арене разнесся голос Джона, в глазах которого полыхала чистая ненависть.       Никто из зрителей не осмелился издавать ни звука, — настолько, что можно было услышать падение булавки.       Тем не менее, когда Джоффри собрался было сказать еще, Серсея прервала его, встала и заняла место рядом с ним. Мягко она положила руку на плечо сына, пытаясь успокоить его. Он стряхнул руку матери, но промолчал.       — На сегодня хватит. — Конечно, Серсея не осмелилась ругать своего сына, их короля, перед такой аудиторией. — Разве ты не сыт по горло боями? Тогда так и будет. — Слегка повернув голову, она заговорила громче: — Открыть ворота!       Через толпу прошел ропот, теперь все взгляды устремились на большие железные прутья на левом «полушарии» Колизея.       Дэни видела — мышцы шеи и рук Джона напряглись, когда его хватка крепла вокруг ручки меча. Пока она внимательно наблюдала за ним, то стала одной из последних, кто увидел выход на сцену зверей. Те гуляли вокруг него, перенося вес массивного тела с ноги на ногу. Двое из них — мать и ребенок, подумала Дэйнерис.       Подходит ещё один зверь, по виду — самый опасный — массивный и опытный в боях. Вожак стаи, если так можно сказать про льва.       Все затаили дыхание. Все, кроме Серсеи, которая, сидя в кресле, наполняла бокал вина.       Это похоже на танец — как они кружат друг вокруг друга. Джон согнулся в спине, готовый к обороне или нападению. От легкости, с которой он раньше побеждал гладиаторов, ничего не осталось. И сердце Дэни стучало ей в самые уши, потому что она не могла смотреть, как он умирает, и всё же она не могла перевести свой взгляд.       Все зрители знали, включая Мать драконов, что там, внизу, человек безнадежен. Даже самые сильные мужчины не могли сражаться со львом — животным с силой, эквивалентной половине тонны. Даже если Джон и являлся лучшим воином, которого она знала, даже если бы он смог убить одного льва мечом, но сделать то же самое с двумя другими…       А потом всё произошло слишком быстро.       Вначале они все еще шли, грозно надвигаясь вперед, потом — наименьший из львов атаковал. С ужасным рычанием он набросился на Джона и опрокинул его под аккомпанемент некоторых людей, кричащих от ужаса, болеющих за него. Но Дэйнерис не проронила ни звука. Сердце пропустило удар.       Он закрыл рукой лицо, защищая в том числе и шею, и затем зашипел от боли, когда когти прорезали кожу. Другая рука все еще сжимала меч. Может быть, он мог бы ударить им животное, если бы просто бил под прямым углом.       Краем глаза Дэни видела, как к нападению готовится мать, напоминающую Серсею, которая устала от игр своего дитя. Она шла медленно, хотя все еще слишком далеко, чтобы прыгнуть, но с каждым шагом подходила всё ближе и ближе.       Так что Дэни действовала, не задумываясь.       Она оттолкнула сира Джейме в сторону, соскочила, перепрыгнув через перила, и приземлилась ногами на песчаную землю.       Маленькие раскаленные зерна, впивающиеся в кожу; длинное платье, не предназначенное для бега. Но она не хотела. Она тоже не хотела драться. У неё всё равно нет оружия. Всё, что Дэни хотела, это дать Джону немного больше времени.       И это, казалось, сработало. Темные глаза теперь были направлены на неё, когда львица приблизилась. Это заставило девушку отступить, пока она не наткнулась на камень. Она не хищница; здесь она — добыча, и умрет одна, безоружная и беззащитная.       Мысли вернули ее к Раэлле и Бенжену, к ожиданиям их в Винтерфелле и к заблужденности — они никогда не вернутся. Им придется нарушить свое обещание.       Она думала о днях, когда, после того, как вырасти внутри ее тела, несмотря на все нарративы, что этого никогда не случится, родились они. Оба были одарены природой черными локонами своего отца и выглядели как Старки до мозга костей. Но глаза были её. Красивые глаза, напуганные и отчаянные, когда она видела их в последний раз. Дэни очень надеялась, что при следующей их встрече в глазах её детей будет отражаться только радость.       Она закрылась руками и попыталась представить это, пыталась сосредоточиться только на этом, в то время как ждала боли, рвущей её на части. Дышать и ждать.       Но этого так и не произошло.       Шипение прорезало воздух, за ним последовал громкий надрывный рёв и глухой удар. Затем тишина…       Люди разразились аплодисментами, наверное, мощнейшими, которые она когда-либо слышала в своей жизни. Песок закружился в воздухе грязными облаками. Но когда он осел, Дэни увидела копье, застрявшее в шее львицы, и Джона, стоявшего недалеко от него. Он истекал кровью, дрожал, но был жив.       Они оба были живы.        Дэни не сдержалась. Она побежала и прыгнула, обняла за шею, как только добралась до него, и они с рвением слились в поцелуе.       Это было похоже на сбытие мечты — вернуться в объятия. Их обоих. Дэйнерис бы никогда не отпустила его. Даже когда он медленно отступил назад, поглаживая ее щеку и волосы одной рукой, она осталась на месте, пальцами поглаживая его локоны.       — Ты в порядке?       Он дышал.             Девушка не могла ответить, поэтому она снова поцеловала его. А потом еще раз, чтобы убедиться, что она может — они живы.       Только когда толпа успокоилась, она почувствовала, что тремор внутри нее медленно утихает. В конце концов, всё, что можно было услышать, это хлопание только одного человека. Она знала, не глядя, кто это делает.       Искусство…       Они подняли головы и увидели ухмылку Джоффри. Он казался взволнованным и злым, что выглядело слегка пугающе, но его голос звучал на удивление устойчиво.       — Похоже, шлюха тоже хочет драться. Я исполню её желание. — Он наклоняется ближе к перилам, его взгляд сосредоточен только на Дэйнерис. — Поместите их в клетки. А завтра… — его губы округлились еще больше, — киньте обоих в яму.       Они ещё держались друг возле друга, словно на маленьком островке.       Островке безопасности, легко поколебимой.       Затем, в один миг, группа солдат ворвалась через ворота и резко, схватив обоих, разлучила их. Это сделали четверо служащих, чтобы заставить Джона отойти, и только с толчком копья в спину он, наконец, повиновался, неохотно и глядя исподлобья на каждом шагу.       Всё произошло критически быстро.       Дэйнерис не потребовалось бить, она пошла за ними с высоко поднятым подбородком. Она не пощадила ни одного взгляда, ни одного из Ланнистеров, ни одного человека в ревущей толпе. Вместо этого она смотрела вперед, на своего мужа, своего короля, когда они, войдя в туннель, спустились по узкой лестнице в глубины Колизея и его ужасного подземелья.       Джон продолжал крутиться и поворачиваться, урывками бросая взгляды на нее через плечо. Девушка знала, что он не может помочь себе сейчас, когда она снова так близко, чтобы убедиться, что она не пострадала ни от одной из этих грубых рук, толкающих ее вперед.       Голоса возрастали, становясь громче, и под конец напоминали рой пчёл, когда Джон и Дэйнерис проходили мимо других бойцов. Все они пытались взглянуть на «Королеву андалов и первых людей, Королеву за Узким морем и Матерь Драконов» через решетки своих камер. Она пыталась игнорировать призывы и ропот заключенных. Впрочем, всех их едва было слышно, когда они достигли места назначения и остановились в конце коридора.       Железные ворота заперли комнату, в которую их бросили.       Но потом, наконец, они остались одни.       И, не теряя ни секунды, их рты снова нашли друг друга, с нетерпением наполняя потерянное время. Без ограничений, но с любовью и преданностью, пока одному из них, наконец, не нужен будет перерыв на воздух. Они не отдавали себе отчета. Со стороны все казалось глупым, но здесь, в трех стенах и одной решеткой под ареной Колизея, они были только одни.       Джон прижался к ней лбом и протяжно вдохнул.       — Боже, Дэни, о чем ты думала?       Она знала, что совсем не думала, действуя из чистого инстинкта.       — Я… Я не могла позволить тебе умереть. — Она проглотила комок в горле, обводя руками его лицо, его бороду, щеки, все эти черты, о которых она мечтала каждую ночь, когда они были разделены. — Я так по тебе скучала.       — Я тоже. Каждый день, каждый миг ты понятия не имеешь, как.

***

      Земля… земля уходит вглубь, по земле ходят сверху, может даже прямо сейчас, не подозревая, что происходит под ней.       Их камена располагалась настолько глубоко, что окна вовсе нет. Дэйнерис не могла сказать, сколько времени прошло, пока они не отделились друг от друга, разве что — сколько им нужно, чтобы пройти и сесть у ближайшей стены. Он держал ее за руку, пока она обвивала свою вокруг его тела; голова прижималась к его груди — она слушала биение сердца, в то время как он рассказывал ей всё случившееся за время его пребывания здесь.       Затем настала ее очередь, и она заверила, что с ней всё в порядке. Никто не причинил ей боль. Хуже всего было быть без него, не зная, что они когда-нибудь снова увидятся. Теперь она чувствовала себя лучше, независимо от того, что будет завтра. А завтра по-любому будет.       — Пожалуйста, — почти умоляла она, — давай не будем говорить об этом. Давай забудем, по крайней мере, еще на немного времени. Мы можем это сделать?       Джон кивнул ей, прижав ещё один затяжной поцелуй к ее волосам, и глубоко вздохнул. Она знала, что Джон закрыл глаза. Даже не подняв голову, она могла хорошо его представить.       — Я люблю тебя, — сказал Сноу. — Я больше тебя не потеряю.       И она верила ему. Дэйнерис доверилась ему, когда он пообещал вытащить их отсюда, что она снова увидит их детей и что у них будет еще один, когда все это закончится. В ту ночь она заснула под голос Джона, говорящем, что все изменится к лучшему. Она мечтала об их доме и о том дне, когда они вернутся.       Теперь, когда они снова вместе, всё вокруг казалось каким-то невозможным.